Рик Часть2 Ключ.

— Экий вы, батенька непритязательный: мозоли родимые промассажировать, глазки да сопельки просушить, — покачал я укоризненно головой. — Нет бы, выбить звание повыше в нашей армии... — огляделся иронично, — ... непобедимой. Глядишь, мы бы и одобрили твою кандидатуру. Стал бы ты, Бурый, моей левой рукой, а Мишаня, к примеру, правой ногой...

Бурый в ужасе выпучил глядетельный орган и засучил руками навроде крестясь.

— Чур-чур.... Не... только не это... — ошалело помотал головой. — Не можешь, Рик, ты меня так подставить — совесть, конечно, валюта быстротечная, но мелочишки ж можно по сусекам наскрести...

— Кхе-кхе, — я довольно перемигнулся с Мишаней.

— Ваша речь, Бурый, уходит в пользу телезрителей, так что пока не покидайте голубой экран, — вынес вердикт мой товарищ. — Ну а мы пока переключим на другой канал. Вам слово, милейший, — медленно навёл указующий перст на Брадобрея.

Тот не растерялся. Хотя и взбледнул немного, вытер левой дланью испарину на лбу и тщательнейшим образом оправил штаны. А так ничего — можно зарю встречать первым. С гордой осанкой и гребешком набекрень. Зная, что на холодец уже жестковат.

— Земляне, ваше незнание не освобождает от ответственности, но... — опустил голову и успокаивающе поднял руку, упреждая возможное языковое фехтование. — Я понимаю, что диаметр розги, сечение болтов либо экскурс по сине-красной ягодице, обработанной тактической авиацией не являются темой данной дискуссии... — задумался на секунду, — ... к сожалению — очень уж поучительный урок, — объяснил спокойно; не знаю, как Мишаня, а я совпавший с речью Брадобрея вдох еле проглотил. — Так вот, — продолжил тот невозмутимо профессорским тоном, — нет выше интересов, нежели интересы моего хозяина, — кивок, полный собственного достоинства в сторону оного. — Поэтому свои уста отдаю в крепкие, но справедливые длани хозяина.

Да уж, понимающе покачал головой, глядя на утомлённо закатившего глаза Бланда. Не зря, видно, Брадобрей столь уверен в себе и предан своему начальству — не столь беспомощен старикашка, как хочет показать. И будут у нас с Мишаней неприятности, по сравнению с которыми посещение стоматолога — вечерня сказка на сон грядущий.

— Ладно, дядя, реки свои пожелания, — обратился я к Бланду. — А мы с товарищем будем кумекать, каким образом загаданную звёздочку с неба сымать или из Кощея смерть выковыривать, не разбивая яйца куриного.

— Так бы сразу, — Бланд ехидно ухмыльнулся и пошевелил телесами, устраиваясь поудобней. — Скажу вам честно: не имело никакого смысла бока отбивать и царапать лица неприветливыми взглядами — в любом случае должно было выйти по моему, — развёл руки в стороны, скаля зубы в наши озабоченные физии. — Есть там у вас на Земле пословица: все автобаны начинаются на окружной и возвращаются на окружную. Как бы вы не метались по лабиринту, реагируя на сигналы, опаснее доктора Павлова не встретите никого.

Он стал приподниматься. И так удивительно нам с Мишаней было наблюдать за ним, нисколько не хныкающим, полным сил и энергией старикашкой. Даже подбородок будто вырос на сантиметр вперёд, а глаза заволокло то начальственное забрало, замечающее даже не глядя нечищеную обувь и малейший пыльный непорядок на лацкане пиджака. Самое обидное — не было даже победного злорадного блеска в спокойных серо-стальных глазищах. Вот так метаморфоза. Да, а Брадобрей с Бурым нисколько не удивились.

— Всё, ребяточки, полоса вашего везения зашла в тупик — и пальцем не сможете меня тронуть, мышицы не те, тут одной лошадиной силой не обойтись, — он пошевелил плечами, и я озадаченно наблюдал, как по периметру его тела будто проскальзывает искра — еле-еле заметная, вроде отражённого солнечного зайчика, маленького такого, дохлого, и, выгибая брови дыбом, озаботился ещё более.

Сии небесные технологии мне не были знакомы. Впрочем, как и предыдущие... Тьфу ты! Короче, очередная новинка, защищающая избранных от посягательств замухрыженных алкоголиков в запасе типа меня и Мишани. В общем, думаю, имело смысл поверить на слово Бланду и не напрягать наши воробьиные бицепсы супротив страусиной голени.

— Хотелось бы вас хорошенько проучить, нашпиговать различной мудрёной и чертовски неприятной дрянью, — покачал головой с сожалением. — Но думаю оставить это удовольствие до вашего проигрыша.

Мы с Мишаней недоумённо переглянулись. Правду сказать, наши анфасно-профильные виды лица особым интеллектом последние пять минут не блистали (а также остроумием и прочими признаками хомо сапиенса) — распахнутые лузы ртов и глаз так и приманивали шары типа "своячка", так и ожидали макаронные изделия особо крупного диаметра и размера.

— Да, дядя... — непонятно к кому обращаясь, протянул Мишаня, бессмысленно щупая свои кулаки. Да и я был готов сморозить какую-нибудь глупость, типа: картечью стричь ногти — это не приглашение нудистов за полярный круг, но вовремя одумался: и сам завязну в словах, и дружбана притоплю, но тут...

Но тут кусок противоположной нашему восшествию стены отвалился напрочь, и первой в открывшееся пространство ввалилась некая амазонка в серебряных доспехах, серебристого же цвета сапожках и обруче на голове, удерживающему густые чёрные волосы, и заорала пронзительным голосом:

— Всем стоять, сидеть, лежать, не двигаться — яйца отбиваю одним взглядом.

За ней выстроилась когорта в таком порядке: ещё одна амазонка, но более округлых размеров в васильковых доспехах, квадратно-женская фигура Командирши и неопределённое количество солдат в тёмно-синем — гвардейцы Дрола.

— Рик, ты жив? Ты где? — стала оглядываться первая фигура, и я со странной смесью удивления, радости и опаски узнал этот голос. Нюра.

Но к сожалению, по причине быстрой смены картинки, мой язык прилип к нёбу, к тому же жизнь меня научила прятаться за внушительной спиной Мишани, я следил за вновь прибывшими действующими лицами буквально из-за поворота, жаль не было перископа. Поэтому Нюра не могла идентифицировать меня по ботинку, так и не нашедшему себе места в тени моего дружбана.

— Да тут заседание дома престарелых, — презрительно процедила она, грозно окинув взглядом помещение, задержав глаза на Бланде и Брадобрее, но совершенно проигнорировав застывших напротив в напряжённых позах бойцов Бланда. — Бурый!

— Ик! — ответил тот, стремительно изменяя окрас с бесконечной бледности к насыщенной томатной пасте — но такой, уже скисшей и забродившей.

— Ты чё распластался? Готовишься ко сну? Не спи, замёрзнешь! — Скривила носик. — Постельку смени — сдаётся мне, ты разлил анализы. К доктору собрался? Так Дрол тебе выпишет пилюли от головной боли. Слабительное... Где Рик?!

Я аж вздрогнул, а на лбу выступила холодная испарина — вот так люди теряют сознание от децибел. Что значит, пробудил добрые чувства, — вытер дрожащей рукой лоб, — мне от неё такое преданное внимание не нужно... Она хоть не ревнива?..

— Ик! — перебил мои суматошные размышления ответ Бурого.

— Да вот же он, — рассудительно протянул Мишаня, отодвигаясь в сторону. Но недостаточно быстро.

— А это что за умник? — пригвоздила она моего друга взглядом. — Щебечет, как глухонемой в гостях у слепого. Артикуляция фиговая — порежче движения, повнятней, а то я в вас уже начинаю разочаровываться.

— Дамочка, на самом деле вы не можете во мне разочароваться, — примирительно пробормотал Мишаня. — Но мы сейчас не в том положении, когда бы я смог парочкой шлепков по мягкому месту выбить из вас раздражение и разочарование, аки пыль, и пробудить иные чувства — не менее веские, но более вдохновенные. — Передохнул после речи, на которую Нюра не смогла соорудить ни одного словесного бутерброда, хотя ротик её так и открывался и производил жевательные упражнения. Но заинтересованность у неё по отношению к Мишане появилась. Жить будет мой дружбан. Не знаю, правда, в качестве какого органа. — Вот же он, — и отточено ткнул большим пальцем правой руки себе за спину (поработал-таки над произношением!).

Но показал и отодвинулся вновь недостаточно быстро — я успел пригнуться и уменьшиться в размерах ещё больше. Лицо объявившейся рядом Люси, ещё не имевшей никакие виды на Мишаню, медленно, но верно наливалось вишнёвым компотом.

— Ик! — вставил своё веское слово в разговор Бурый. Бедняга руками затыкал себе рот. Но к сожалению бесконтрольный, неуловимый "ик" по партизански пробирался к запасным выходам из организма и с недвусмысленной пиротехникой являл себя миру.

— Однако, — пробормотал я тихонечко и... был услышан.

— Рикушка! — сестринское стереозвучание спрессовало мои барабанные перепонки вместе с ушными раковинами где-то внутри моего кумпола (или колокола?). — С тобой всё в порядке?!

За грудки я был приподнят над землёй (Командирша постаралась), засучил ногами, а из района рта выдавился нечленораздельный хрип, долженствующий означать, что у меня всё нормально. Воротник, натянутый вверх умелою рукой туго перетягивал гортань, отчего моя фотогеничность (я так подозреваю) стала испаряться прямо противоположно прибывающей к голове и выдавливающей глаза крови.

Наконец-то Мишаня понял, что у меня не всё в порядке, что, так сказать, дыба — это ещё не совсем любовные объятья, и до удовольствия нужно подождать, пока палач промажет мимо лица и попадёт себе по пальцу. Топором.

— Хух, — свернувшись пополам, я с трудом пропихивал кислород в лёгкие и мысленно костерил собравшихся вокруг меня соболезнующих дамочек, поднявших такое квохтанье, что хотелось расправить крылья и прокукарекать отбой. — У меня всё отлично, лучше не бывает, — выдавил столько яду, сколько могла себе позволить перекошенная физия.

— Так отчего... — попыталась задать наводящий вопрос Командирша.

— Потому что ваш грёбанный Замок — это один сплошной испорченный телефон, — продолжил язвительно, максимально натягивая губы на дёсны. — С одной стороны в трубку говорят: "Спокойной ночи", с другой же стороны уже, извините, пердёж.

— Но зачем... — захотела что-то уточнить Люся.

— А это у нас мальчишник такой на перекуре, — красноречиво обвёл руками помещение. — Это мы так торчим, тащимся... То есть балдеем, — задумался на секунду, заставив не на шутку напрячься лицевые морщины, — в общем, отвисаем, зависаем и провисаем.

— Может тогда... — попыталась спросить Нюра.

— Конечно катитесь по домам, спальням, диванам, матрасам и гамакам! — воскликнул ожесточённо. — И вообще, это что, допрос?! — и гневно топнул ножкой.

Повёл глазами по сторонам и наткнулся на озабоченное лицо Мишани. Его пережевательный интерес фиксировался, к сожалению, не на моей персоне, а на... Ну, конечно, вы правы! На сестрицах, облегающие доспехи которых с премиленькими амбразурами и прочими стреляющими наповал вентиляционными отверстиями могли сразить не только моего дружбана, но и, скажем, какого-нибудь доходягу, в силу канализационной специфики работы, совершенно забывшего цвет нежного женского десерта. Типа меня. М-да, эрек... то есть реакция вполне прогнозируемая, тем более механизм продолжения рода, а также удовольствия у Мишани в отличие от меня всегда наготове, смазан и упакован, а периодически — практические занятия только добавляют сноровки и улучшают качество попадания в десятку. А также в девятку и молоко — по желанию.

Не знаю, касалось ли его внимание Командирши, но это меня уже не столь волновало. Будто цунами, торнадо и все смерчи вместе взятые, ко мне приближалось то капризное состояние, предвидя которое опытные мамаши вставляют в уши беруши, скотчем фиксируют улыбки, а на руки одевают облегчённые боксёрские перчатки. Чтоб не прибить. И я, будто наблюдая со стороны, всё это понимал. Но ничего с собой поделать не мог... Ну, просто жуть, как хотелось покапризничать, попищать требовательно в высоком регистре, поныть, потопать ногами... Иногда это так волнующе и приятно. Не для окружающих.

Но, видимо, не судьба была мне развлечься. И то сказать, итак уже длительное время безнаказанно и, честно говоря, совершенно бездарно занимал прямой эфир и купался в прожекторах съёмочной площадки. Зритель подустал, и в тот момент, когда я уже был готов разразиться очередным словесным поносом и прочим кефиром, раздался рассудительный голос:

— Ребята, может эту семейную сцену завершите без нас?

Этим наглецом, прервавшим рождение очередного кинематографически — литературного шедевра, а также последующее общение с Оскаром, Нобелем и прочими Грэмми был Брадобрей. Совершенно честными, не по детски зелёными глазами он умолял избавить нас от своего присутствия. Или себя от нашего — уж больно, видимо, отсидели мы ему мозги.

— Мне инфаркты не позволяют присутствовать при таких... душещипательных мероприятиях — издержки профессии...

— А, извините, кто вы по профессии? — уточнил Мишаня.

— Архивариус Бланда, а по совместительству врач — скандалист, улаживающий (или укладывающий?) и устраивающий эти самые профилактические процедуры для оздоровления отношений между пациентами... — закатив глаза, он прервал своё монотонное бренчание и пристально посмотрел на Мишаню. — Визитку дать?

Тот испуганно отшатнулся и отрицательно покачал головой.

— Ну уж нет. Я как-нибудь сам...

— Так вот, и сердце слабое (хоть недавно его менял), и зрение подводит — не вижу на ваших страдальческих лицах гримасы страдания и маски решимости, и слух уж не тот — больно много фальшивых ноток чую — пора, видно, аппарат слуховой менять... да и ноздри — кстати сказать — совершенно новые, практически с завода, ещё в смазке, а не ощущают тот грозовой запах, сопровождающий эти волнительные сцены, прошибающие слезу не у одной домохозяйки...

— Вот я те хобот щас сверну, зануда, — недовольно проворчала Люся... Кто бы ожидал? Но сестрицы, я вам скажу, ещё тот динамит... Зря я им понравился. — Сверкаешь тут своими ноздрями новыми, будто на приёме у лора. Как бы не получилось раскошелиться на новый организм.

— Это почему? — удивился Брадобрей, вроде не углядев в лице пышной и мягкой блондинки никакой агрессии.

— Не почему, а как, — наставительно уточнила та. — По винтику — на детали. Знаешь такую игру — конструктор? — спросила ехидно и продолжила вслед взлетевшим озадаченно бровям Брадобрея. — Когда из деталек конструктора нужно собрать какой-то механизм. Только в твоём случае, это вначале разобрать, а потом уже — при желании — собрать. — Усмехнулась ещё шире. — Вот только при сборке почему-то частенько остаются лишние детали. Хорошо, если это не столь жизненно необходимые, вроде второй почки или селезёнки. А вот если забудем вставить прямую кишку, а? Это же моментальный внутренний прорыв канализации!

— А вы попробуйте, — вкрадчиво подначил Бланд и иронично сверкнул лысиной.

— И попробуем! — грозно вступилась за сестру Нюра.

— И попробуем! — гаркнула Командирша, словно отрезала приказ, и вся когорта дроловских солдат сделала шаг вперёд.

— А маникюрчик не обтреплется? — тихо уточнил Бланд, выстраивая губы в презрительную кривую, и его дюли тоже сделали шаг нам навстречу.

Бурый, затравленно поглядывая по сторонам — он-то ведь завис между двух лавин, между Сциллой и Харибдой, на случай возможного срыва этих лавин, по тихому уползал вдоль линии фронта в сторону. Но не успевал, явно не успевал, и от этого его озабоченный загривок торчал, словно у испуганного кота.