| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Либерализм его простирался так далеко, что несколько лет назад во дворце стали издавать собственную газету — еженедельник с цветными фотоотчетами с балов и охот, объявлениями о сеансах написания портретов фрейлин очередным опекаемым живописцем и краткой информацией о свадьбах, рождениях и даже — о, ужас! разводах.
Словом, вполне приличный оказался правитель — не без закидонов, разумеется, но все в рамках нормы.
Какие закидоны, могут спросить любопытные?
Да минимальные.
Например, он всегда и везде одевался только в ахроматической гамме — черное и белое, ничего лишнего. Иногда это создавало трудности...мммм... церемониального характера. Например, древняя церемониальная королевская мантия, ну, как положено, принадлежавшая пра-пра-прадеду Кристиана II, зачарованная лучшими магами на неснашиваемость, была из красного бархата.
Ну и ничего, прекрасно вышли из положения — красную мантию объявили национальной реликвией и отправили в сокровищницу, а для короля-эстета пошили аж две новых: черную повседневную, отделанную серебристой лисой, и белую парадную, с горностаями.
Откуда мне это известно? Ну, вообще-то в монастыре нас не только вышивать учили — курс этикета и манер давался в объеме пятнадцати часов в неделю! Почти столько же, сколько отводилось на химию и биологию, вместе взятые.
Еще до коронации Кристиан II женился на Клотильде, младшей дочери тогдашнего короля соседней (через пролив) Галлии, исключительно красивой зеленоглазой брюнетке, с удовольствием занимающейся не только благотворительностью и балами, но также опекавшей театры, музеи и картинные галереи, музыкантов и поэтов. Детей в королевской семье было уже четверо, и, по слухам, намечался пятый.
Так вот, дворец был древний и, как следствие, не особо удобный для жизни.
Ворот на его территорию было, понятное дело, несколько.
Во-первых, Парадные ворота, которые открывались три раза в году в национальные праздники, исключительно для парадного выезда короля. В той самой белой мантии.
Во-вторых, Южные ворота, которыми пользовались придворные, члены Королевского совета и прочие служащие высокого ранга, а также гости дворца.
В-третьих, Охотничьи — они тоже открывались редко, как и Парадные; как следует из названия, именно через них отправлялась в луга и леса королевская охота.
В-четвертых, Соляные или Северные ворота, самые широкие и самые, наверное, используемые — сюда идут слуги, доставляются припасы, здесь проходят все те, кому не по рангу пользоваться Южными воротами. Идут сюда и ленивые, кому неохота обходить пару миль вокруг стен. Я причисляю себя к ленивым.
И, наконец, пятые ворота дворца, ворота Последней надежды, устроенные еще восемьсот лет назад над рекой и ведущие в королевскую тюрьму Рэйвенайз. Монарх у нас просвещенный, поэтому в этой страшной (по слухам) подземной тюрьме камеры давно пустовали. Однако ворота держали рабочими — кто знает, как жизнь повернется? Вон, всего лет двадцать назад, в конце правления его величества Адельстана, Рэйвенайз заполнили участники мятежа, пытавшиеся посадить на трон троюродного брата короля, герцога Камбрийского.
Думаю, понятно, что историю в монастырской школе вдалбливали в наши головы тоже добросовестно.
Итак, идти до Южных ворот мне было лень, поэтому я предъявила пропуск двум стражникам в кирасах, стоявшим на страже у Соляных ворот, прошла через процедуру сличения ауры и оказалась на территории дворца. Путь мой лежал на дворцовую кухню, к Дэвиду Бочковски. Мы с ним заранее договорились, что я приду в спокойное время, часов в двенадцать, когда желающим из числа придворных подается лишь легкий ланч, с приготовлением которого вполне могут справиться младшие повара.
Дэвид был поистине великолепен в белом колпаке с вышитой золотом короной и куртке с рубиновыми пуговицами в два ряда. С него можно было бы писать портрет Великого Шефа для выпускных экзаменов в кулинарном училище!
Конечно, он раскритиковал наш выбор блюд для эльфийского меню и даже расщедрился на объяснения: готовить сложно, ингредиенты дорогие и редкие, вкус для нетренированного человека мало отличается от стандартного меню для хомо.
— И вообще, — он посмотрел на потолок в приступе вдохновения, — вообще, плюньте вы на это пока что.
— В каком смысле — плюньте? — не поняла я.
— В смысле, на эльфийские блюда. Пока Фреда нет, чуть-чуть сократите меню, ничего страшного не будет. Оставьте только "Зеленые аллеи" из эльфийских десертов, там подача красивая и нестандартная.
Ну, еще бы, конечно, еще какая нестандартная! Десерт этот, мороженое с горячей серединкой, подается традиционно на льду (а в современных технологически оборудованных заведениях — на сухом льду, создающем этакое облако), а в ушах пирующего тем временем звучит знаменитая мелодия "Зеленые рукава".
Мы еще немного поболтали об "Оленьем роге" и общих знакомых, и я оставила Дэвида воспитывать младших поваров. Подозреваю, что процесс воспитания обеспечивался в равной пропорции приложением большой поварешки и чисткой овощей.
Попрощавшись с Дэвидом, я в задумчивости побрела по коридору. "Стоит ли терять время, — думала я. — Раз уж я попала во дворец, надо воспользоваться случаем. Поищу-ка я библиотеку, был у меня когда-то там знакомый — господин Гловер, чудный, очень немолодой хранитель, приятель дядюшки Ф.. Помню, господин Гловер бывал у нас в гостях еще тогда, когда вся семья жила в Вицнау. А потом... потом неплохо было бы зацепиться языком с какой-нибудь из младших фрейлин для получения частной информации и сплетен. Потому что, как известно, нет лучшего источника сплетен и частной информации, чем эти блондинки в розовом и шатенки в голубом"
Хранитель королевской библиотеки господин Гловер был на месте, все такой же, как и десять лет назад, когда я видела его в прошлый раз: совершенно седой, худой и высокий, в длинной синей мантии и золотых очках, с рассеянной улыбкой. И он, вот приятно, не просто меня узнал — он мне обрадовался. Выспросив последние новости о родителях, родственниках, общих знакомых (никогда бы не подумала, что у меня ТАКОЕ количество родственников!), он выдал мне Бархатную книгу, подшивки дворцовых газет за последние шесть лет вместе с кучей пыли, и список фрейлин, в котором я с радостью нашла знакомое имя. Гвендолен Файролл, ну разумеется! Семь лет за соседними партами в монастырской школе! Оказывается, она не вышла скоренько замуж, подобно большинству наших соучениц, а перебралась в столицу Бритвальда и заняла место рядом с ее величеством королевой Клотильдой. Более того, именно мисс Файролл занималась приглашениями на балы, и, следовательно, просто обязана была знать обо всех трениях, любовных историях и различных неприятностях, которые хотя бы гипотетически могли бы испортить атмосферу королевского бала.
Желтая гостиная, где, как мне сказали, я могу найти мисс Файролл, была небольшой и очень светлой. Высокие окна со светло-желтыми легкими шторами выходили в парк, и остатки осенней листвы не заслоняли полуденного осеннего солнца. Гвен — или я теперь должна называть ее исключительно "мисс Файролл"? — сидела в кресле, держа в левой руке несколько листов бумаги, а пальцы правой в задумчивости дергали мочку уха.
— Мисс Файролл? — окликнула я негромко.
Она повернулась, мгновение вглядывалась в меня, не узнавая — и вдруг, взвизгнув, вскочила.
— Лиза!!! Господи, откуда ты здесь взялась? Покажись, дай я на тебя посмотрю! Ну, надо же, я сто лет тебя не видела, и вот только что, буквально только что тебя вспоминала!!!
После пары минут несвязных восклицаний, объятий, вглядывания в лица она усадила меня в кресло и сказала твердо:
— Ну, рассказывай.
Пожалуй что, Гвен мало изменилась за последние годы.
Вот странное дело — когда я гляжу в зеркало, я нахожу очень мало общего между невысокой, сероглазой, русоволосой и неприметной девушкой, отражающейся в стекле, и портретами пятилетней хохотушки, или двадцатилетней смеющейся студенткой с группового портрета выпускниц школы при монастыре святой Бригитты.
Ну, правда, совсем ведь другой человек!
А вот все люди из моей прошлой жизни, кого я встречала за последние два или три дня, словно только что оттуда, из того прошлого времени. Та же Гвендолен была в двадцать лет пухленькой смешливой блондинкой, обожавшей сливочное мороженое, котят и знаменитого менестреля Энвара Серебряного. В двадцать пять, возможно, котята заменились тигрятами из королевского зверинца, а Энвар Серебряный — Тианумиэлем Полночным, но моя школьная подруга по-прежнему была невысокой веселой блондинкой с лукавым взглядом, легкой походкой и приятным голосом.
Да и манипулятором Гвен осталась все таким же классным, что, полагаю, весьма помогало карьере при ее величестве.
Ну что же, день прошел плодотворно.
И главное — из кучи сплетен, оброненных замечаний и напечатанных объявлений я вынесла кое-что полезное. А именно — кто такой господин Ландорсэль, кто его продвигает (прямо таки пропихивает!), и почему ему так хотелось покомандовать именно на кухне "Оленьего рога".
Господин Ландорсэль был женат на старшей дочери главного мажордома двора, Макферсона. Дочь получилась не вполне удачная: ростом с сидящую собаку, почти как гномка, с плоским, будто блин, лицом и жидкими блеклыми волосами, она не была умна или особо глупа, не проявляла талантов ни в одной области... словом, мисс Гленда Макферсон легко описывалась словом "не". Когда Гленде исполнилось двадцать два года, ее родители приуныли, спихнуть девушку замуж становилось с каждым годом все более проблематично. Но тут неожиданно на Гленду упало благословение богов в виде солидного наследства от двоюродной бабушки, все свои сто двадцать лет прожившей в далеком Парсе, и внучку видевшей разве что новорожденной, в виде розового кулька с кружевами. А через пару месяцев возник на горизонте и господин Ландорсэль с предложением руки и сердца. Макферсон был фактически правителем всей парадной части дворца, и, как человек очень умный, не стал сразу брать новоиспеченного зятя на главную королевскую кухню. Зятю дали поработать год в одном из загородных поместий его величества, после чего решили осчастливить его стряпней какой-нибудь из столичных ресторанов.
Наш же "Олений рог" попал в список под первым номером уже из-за особенностей биографии владельца: оказывается, Норберт был-таки женат, хотя и недолго, года три. И бывшая его теща состояла в ближайших подругах мистрис Макферсон...
Ладно, поживем — увидим. Будем надеяться, что в списке Макферсона был не один наш ресторан, и чаша сия нас минует...
Попутно выяснилось, каким образом Норберт оказался занесенным в белый список: оказывается, его магическим Даром была способность к языкам. Всем известно, что иногда тем, кто не был одарен от рождения магическими способностями, доставался от судьбы и богов Дар. Это могло быть что-то неожиданное и не очень-то нужное. Ну, например, у одной моей соученицы в монастырской школе был дар по вкусу блюда определять его ингредиенты. Рассказывали мне о женщине, которая могла абсолютно точно воспроизводить пение любой птицы, или о молодом человеке, который мог объясниться с каждой кошкой. Причем только с кошками, на собак или львов его дар не распространялся.
Ну, вот, а Норберт Редфилд имел способности к языкам. И, чем сложнее и древнее был язык, тем легче он начинал на нем говорить и читать.
Не то, чтобы это было очень уж необходимым Даром, но все-таки королевству был важен человек, который может объясниться, например, с дварфами. Это раса, родственная гномам, но, в отличие от гномов, категорически отказывающаяся от любых контактов с иными разумными. Вообще любых, даже от войн. Поскольку жили дварфы в глубине пещер на одном-единственном острове в Северном море, никто особо не горевал от отсутствия контактов. Но мало ли, что государству может понадобиться в будущем? И человек, способный понять мрачных коротышек, живущих посреди холодного моря, считался для королевства Бритвальд особой ценностью.
24 сентября 2183 года
Неделю мы спокойно проработали, по мере сил замещая Фреда. Его уже отпустили из госпиталя, но пока рекомендовали отлеживаться дома и отпиваться травяными отварами.
Понедельник, 23 сентября, был в ресторане выходным. Норберт было заикнулся о внеплановом рабочем дне, а то запись на столики пошла уже на вторую половину октября, но мы в едином порыве эту инициативу отвергли; все-таки каждому добавился солидный кусок обязанностей к его обычной работе. Отдых всем был необходим.
А вот вторник начался с новых непоняток.
— Лиза, ты не знаешь, у нас мистрис Робертс не в отпуске? — спросил Норберт.
— Не знаю, мне она заявление не подавала, — ну да, я занималась еще и "кадровыми вопросами" в нашем небольшом коллективе. — А что?
— Судя по всему, она вчера не убиралась у меня в кабинете... Ну, ты ж знаешь, она всегда все фигурки переставляет по-своему. А на кухне убрано?
Фигурки — это та самая коллекция овец, которую Норберт собирает уже года три. Овечье стадо пополнялось и пополняется новобранцами из всех стран мира, разрослось до семидесяти с лишним штук, занимает отдельный шкаф в кабинете и является предметом особой гордости Норберта. Деревянные, каменные, плюшевые, набитые вишневыми косточками, стеклянные и керамические, всех цветов и размеров, овцы составляли композиции, понятные только самому пастуху. Несколько самых любимых овец стояло на письменном столе Норберта, справа от монитора, и каждый рабочий день он начинал с того, что, шипя и плюясь, расставлял в "правильном" порядке овечек, которых наша уборщица мистрис Робертс переставляла по-своему.
Не думаю, чтобы она вкладывала какой-то особый смысл в перестановку фигурок, скорее всего, просто они мешали ей вытирать пыль...
На кухне мистрис Робертс должна была помыть полы, собрать грязные полотенца и повесить новые, стереть пыль с полок и прочих горизонтальных поверхностей — кроме рабочих столов, которые мыли сами повара, и к которым никого не допускали.
Судя по влажным и запачканным полотенцам, на кухне она тоже не появлялась.
— Может, заболела? — неуверенно предположила Майя.
— Ты думаешь? Вообще-то, я за четыре года ни разу не видела, чтоб она болела. В августе она на три недели уезжает в отпуск, и я даже не знаю, куда. И все, остальное время она работает. Вроде бы.
— Лично я ее вижу раз в месяц, когда выдаю ей зарплату, — добавил Норберт.
Действительно, Норберт был среди нас самой ранней пташкой, приходил в ресторан аж к трем часам дня. Уборщица же имела собственный ключ, и около часу дня, убравшись и закрыв ресторан, уходила по своим неведомым делам. Я имела возможность в этом убедиться, когда как-то раз мне пришлось зайти на работу с утра, за забытым накануне кошельком.
— Она живет в Нижнем городе, так ведь? — спросила я.
— Да, на Ясеневой, в частном доме.
— Я сегодня все равно туда собираюсь в чинскую лавку, сычуаньский перец кончился. Могу зайти и спросить, что случилось, это в квартале от Ясеневой.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
