— Это не та история, что подошла бы для продолжения беседы за столом, — я хмыкнул про себя, не став добавлять, что не собираюсь рассказывать её в принципе.
— Что ж, у меня тоже есть такая. Можно как-нибудь ими обменяться.
— Может быть, — усмехнулся я.
Проведя ладонью по подживающей царапине, сид глянул на весело хихикающую Фаэ, которую кэльпи, с ложечки, кормил сырным супом.
Вытягивая ноги под столом я поморщился, чувствуя, как отлипает от кожи ткань брюк. Пожалуй, впервые в жизни, я завидовал сейчас девчонке из младших родов Волшебного Двора, которая, без всяких раздумий и стеснения, могла скинуть грязную, неудобную, или попросту надоевшую одежду.
— Огонёк, будь добра, принеси мне, пожалуйста, брюки, — я задумчиво глянул под стол. От обуви тоже мало что осталось. — И пару ботинок поразношенней.
— То шпагу ему принеси, то ботинки!.. — деланно возмутилась фэйри, отрываясь от увлекательнейшего процесса кормления. — А где же уважение к личности?!
Если б не сидящий рядом эльф, я припомнил бы этой любительнице подглядывать и подслушивать, что у неё-то подобное отсутствует напрочь.
— Про уважение к личности я тебе потом расскажу... И носки, две штуки, из одной пары! — вовремя спохватился я.
Девушка выпорхнула в окно, растворяясь в солнечных лучах.
— А что, бывало и по одному? — отламывая кусочек странного сыра, Сен-Гильерн бросил на меня сочувствующий взгляд.
— Бывало, — вздохнул я.
Кэльпи, оставшись в одиночестве, потерял аппетит, и перекатывал по столу из стороны в сторону яблоко, иногда чему-то предвкушающее улыбаясь.
— Ты не будешь против, если я закурю? — под утвердительный кивок я достал из кармана шёлковый кисет с трубкой. Мешочек с табаком успел развязаться, и большая часть его высыпалась и разошлась по подкладке брюк. А я-то думал, почему всё время чудится столь сильный запах табака... Пригоршней вытащив остатки, я высыпал их аккуратной кучкой на стол и не спеша начал набивать трубку. — Арктур упомянул, что ты издал несколько книг с легендами и сказками про вашу Ветвь. Любопытное у тебя увлечение... Или, как обычно, Волшебный Двор рассыпает семена лжи?
— Как говорил ваш поэт, сказка ложь, да в ней намёк... Очень верное и мудрое высказывание, — Сен-Гильерн наливал вино, с прищуром оценивая насыщенность цвета. — К тому же, отнюдь не Аэс Сидхе были первыми в этом. Скажем так... Я шлифую наши легенды так, чтобы люди продолжали верить в уже устоявшиеся стереотипы. Но это... минимизирование эльфов — удивляет. Такие-то казусы и заставляют задуматься о том, не пора ли заняться цензурой.
— И кто же первым начал распространять самые странные и порочащие остальных вымыслы? Не Ночная ли Ветвь? — я ухмыльнулся, выпуская мутно-белое облако дыма. Серые глаза собеседника прищурились.
— Совершенно верно. Искусство лжи и подлости некоторые ваши рода возвели в ранг добродетелей, подобающих благородному воителю. А распевание баллад, порочащих противника, особенно в ночь перед битвой?
Я фыркнул.
— Серьёзно?
— Вполне. Я даже и в теперешние времена с таким сталкивался.
— И где же, интересно?
— В восточной Европе, в Италии, в Португалии. О, что там творилось, когда Веллингтон вытеснил Массену... — он лениво наблюдал, как по стенке бокала течёт насыщенно-вишнёвая капля. — Если посмотреть на ситуацию в Европе теперь, ночные, от которых ты, видимо, держишься вдалеке, широко используют внушение и пропаганду для возвеличивания своего образа мыслей. Даже вчерашний вечер... Я ведь был там единственным, как ты выразился, светлым. Ну, относительно других. Все эти черепа, зеркала, доски и смертно-тленные разговоры — следствие внедрения в людские умы понятий и идеалов Ночной Ветви. А учитывая волну мистицизма и всяких учений, что и не думает спадать, скажи мне, кто тут занимается сомнительной деятельностью?
— Ты хочешь сказать, что все общества любителей сверхъестественного, кружки юных спиритуалистов и новоявленные мерлины — наших рук дело? — я насмешливо вскинул бровь.
— Да ты, похоже, в этом городе безвылазно лет пятьдесят сидишь, — чуть улыбнулся сид.
— Ну-у, — протянул я, — не совсем. Года три-четыре от силы,
— Ну, почти угадал, — невозмутимо добавил он. — К твоему сведению, ночные проводили огромнейшую работу. И результат её то, что распущенность современных нравов позволяет не выглядеть чересчур экстравагантным, даже попивая из кубка нечто похожее на кровь. Эпоха декадентства, увядания, тлена...
— Позволь не согласиться с тобой! — я глянул на сида поверх бокала. — Вампиризм романтизировался ещё со времён Древней Греции, причём, не представляю, что было это с нашей подачи.
Сен-Гильерн хмыкнул.
— Ну, на это я могу тебе так ответить. Они поклонялись сомну богов, которые отнюдь не блистали добродетелями. Вампиризм, содомия, развращение, рабовладельческий строй и грех обжорства... А дело-то всё было в свинцовых водопроводах и завезённых с Востока наркотических веществах. И пал великий Рим...
— Цикличность времён... — задумчиво протянул я. — Да и если посмотреть на то, что происходит теперь — то же самое: и падение нравов, и прочее.
— Но теперь-то мы точно знаем, чьих рук это дело! Уж поверь мне, я с этими пропагандистами сталкивался нос к носу.
— Ну, не всё же вам байки про нас придумывать?! Когда-то я этого добра начитался!.. — я помотал головой, вспоминая эльфийские опусы о Ночной Ветви. Змей собирал их в надежде выудить какую-либо верную историческую информацию, после же, попросту коллекционировал, как забавлявшее его чтиво. — Богини!!! Не знал, смеяться мне, или плакать! Было желание разыскать авторов... да только, к моменту прочтения, эти бедолаги исчезли из мира более естественным способом.
— Ладно, давай оставим эту тему — и мы, и вы много чего написали. Такие разговоры обычно завершаются плохо.
И вправду, глупо было предъявлять друг другу претензии подобного рода. Разногласия между старшими Ветвями оставались всегда, и спор наш ни к чему не приведёт. За прошедшие тысячи лет многое успело случиться... Но забавно, забавно... Если Габриэль сказал правду, будет любопытно посмотреть на результат деятельности наших выдумщиков.
Сид рассматривал клубы табачного дыма сквозь красное переливчатое вино в хрустале. Взгляд его стал задумчив и отрешён. Дым вытягивался, слагаясь в завитки, поднимался к потолку, подсвечиваемый лучами солнца.
— Красиво... — он вновь потянулся к сыру. — Что за табак?
— Жуковский вакштаф, — выпустив несколько зыбких колечек, я улыбнулся уголками губ. Колечки поднимались к потолку, одно сквозь другое. Тронув их невидимым сейчас кончиком крыла, я растянул дым в почти читаемую вязь старого алфавита.
— Хотя, вообще-то, курить вредно. Особенно для окружающих, — Сен-Гильерн дунул, и слово смешалось во что-то причудливое, похожее на спираль.
В воздух поднялась очередная пара колец.
— Боюсь, мне будет сложно избавиться от этой привычки.
— Клыки пожелтеют и лысина появится, — Габриэль снова смешал кольца в одну фигуру.
Меня аж передернуло.
— Чур меня, чур! Типун тебе на язык!
— Вылечу, — он высунул упомянутую часть тела и скосил на неё глаза. — Слизистая быстро восстанавливается. А чуром вполне можно и тебя называть, если сопоставить некоторые современные слова и старинные приговоры, то сейчас ты сам себя от себя же и отваживаешь. Даниил Чур...
Ответить я не успел — в окошке появилась Фаэ кинув мне связанные за шнурки ботинки. Чёрный свёрток, полетевший вслед за ними, почти упал на макушку сиду. Тот невозмутимо перехватил его на лету и, развернув, подал мне брюки.
— Думаю, они должны находиться на противоположном моей голове месте.
— Благодарю. Огонёк, а носки где?
Она сперва пожала плечиками, а потом кивнула на штаны.
— Эн"шэн, ну как обычно, в карманах!
— Как обычно?! — изумился я.
— Эн"шэн? Тень? — переспросил Сен-Гильерн.
— Ну да. Вообще-то, Эн"шэн — обезличенное окончание, и на две трети... А, да ладно впрочем. Какая разница? — я пошарил по карманам — результат превзошёл все ожидания — в каждом оказалось по два носка, но ни один не мог составить пару другому. Что ж, не привыкать... — На самом деле — Наэийссша, но этот язык уже давно мёртв... Подожди-ка... а ты откуда его знаешь?!..
— Я, тебя, конечно, помоложе, но в наших землях его вполне даже помнят. Консерватизм — приятная привычка.
— Так давно не слышал нормального произношения... — я ухмыльнулся, покачав головой. — На днях одна ведьмочка назвала меня Ночным Срамом...
— Наэийтссша.. — Габриэль мягко растянул второй слог, сократив последний. В речи морского народа моё имя звучало иначе.
— Найтшайн9 — Фаэ, сидящая уже рядом с кэльпи, воспроизвела только что услышанное на свой манер и, как ни странно, смысл получился достаточно близким к истине. Она помотала головой. — Ну и язык у вас был! Боюсь даже представить как у тебя полный вариант имени звучит, Эн"шэн хоть произнести можно!
Сняв ботинки с отслоившейся подошвой, я стянул промокшие носки и, перекинув брюки через плечо, направился к выходу, помахивая зажатой в руке обувью. Но на полпути подумалось — какого чёрта?! Коридорчик за дверью был узким, к Рону могли наведаться и другие посетители, а единственная дама в нашей компании и так не раз видела меня (а зачастую и разглядывала) в чём мать родила.
Разворачиваясь, я на ходу начал расстёгивать брюки. Сложив чистую одежду на стул, стянул местами присохшие жёсткие штаны. Скинул их в ту же кучку под столом, где лежали драные ботинки и мокрые носки.
— Вот если бы ты начал подобное вчера, я тебя как раз на полпути убил бы... — Габриель лениво наблюдал за процессом переоблачения, цедя вино из горлышка мелкими глотками. От кровопотери и выпитого он уже захмелел.
— А разве я пытался сделать нечто подобное?! — удивился я, усаживаясь на стул, и с блаженством натягивая чистое.
— Да как бы сказать... — за соседним столом хекнул кэльпи.
Сид мрачно на него глянул.
— Кое-что вы, вернее, ты, снять порывался, и даже на выбор оружия сделал грязный намёк.
— О, Богини!!! — я рассмеялся. — Все конфликты и войны в этом мире из-за недопонимания! Там было чертовски жарко! — в серых глазах, ехидно на меня поглядывающих, не было ни капли веры. Хотя... он-то был трезвым тогда. — А про выбор оружия, я, честно сказать, не помню.
— Гм, — поболтав почти опустошённой бутылью, сид усмехнулся. — Ну и не надо.
— Кажется, вино кончается, — отметил я, глядя на тонкий янтарный слой над донышком.
— Мне уже не кажется — оно и впрямь кончается. А не принесёт ли кто-нибудь из вас от Рона нам ещё по бутылочке чего-нибудь? Не сока, и не лимонада.
— Кто-нибудь, это опять я? — уточнила Фаэ.
— Нет, это я, — оторвавшись от кормления с рук обнажённой девушки, кэльпи пошёл вниз. Закрыв дверь, он внезапно высунул голову обратно. — А чего нести-то?
— Пусть Рон повторит предыдущий заказ. Я после вчерашнего ещё не готов мешать марки вин...
— Я согласен. Только уточни, что заказ на вина, а не на еду. Ещё тарелка в меня не поместится, — Габриэль ловко загнал последний псевдопельмень на вилку.
— И гитару попроси. А то эти только философствуют с постными лицами, — Фаэ, подогнув одну ножку под себя, тихонько покачивалась на стуле. — Я вам даже сыграю! — произнесла она с некой тайной угрозой и предвкушением чего-то.
— Ага, — голова исчезла за хлопнувшей дверью.
— М.. — сид поглядел на Фаэ, подозрительно щурясь. — Сдарыня... Уверены в том, что оно нам надо?
— Оно надо мне. И в этом я уверена! — фыркнула фэйри. — С вами скучно! А не нравится моё предложение, так сыграйте сами.
Габриэль глянул на меня — я лишь пожал плечами.
— Ладно, — вздохнул он, — чему быть, того не миновать...
Кэльпи появился, сопровождаемый позвякиванием двух бутылок. Неясно, вытер их Рон, или они очистились об одежду несущего. За плечом на потрёпанной тесьме висела большая гитара с янтарно-жёлтой декой. Поставив бутылки к нам на стол, он с поклоном передал гитару Фаэ.
— Не поможешь? — плечо Габриэля всё-таки беспокоило — он протянул выбранную бутылку мне для распечатывания.
Разливая вино, я задумчиво протянул:
— А что-то мы всё молча, без тостов, не чокаясь?..
— Не привык ещё я к тебе, — он поднял бокал. — Для начала, раз уж так судьба свилась, за дружбу. Гм, да... За дружбу.
— За дружбу, — сделав глоток, я облизнул губы и несколько секунд неподвижно сидел, созерцая отражение света, пляшущего на стенках бокала. Сид даже успел недоумённо прищуриться, вглядываясь в моё лицо.
— Габриэль, — наконец собравшись с мыслями, я поднял взгляд. Вовсе не беспокойство за предприятие Уатингтона послужило причиной совместного похода в "Золотой Ус" и не извечный спор, которая из Ветвей Изначальных более коварна и беспринципна. — Есть у меня к тебе один вопрос... Да, ты сказал, что по чужим снам не ходишь и не знаешь, откуда к тебе это пришло. Но всё-таки, должно быть хоть что-то — подобные вещи так просто не случаются. Почему она явилась именно к тебе и именно так — в круге Луны, восходящей над берегом? Она... говорила что-нибудь?
— Нет, — сид покачал головой. — Она спала, хотя сначала показалась мёртвой. И я не знаю, честно, почему этот сон пришёл ко мне.
— Спала... — повторил я почти беззвучно.
Где-то внизу хлопнула дверь, выводящая на задний дворик, раздался приглушённый звуками с улицы смех Фаэ и голос кэльпи. За соседним столом осталась только положенная на стул гитара. Пробиваясь сквозь толстые перекрытия и балки, снизу доносился гул голосов, шуршала листьями заглядывающая в окошко яблоня... И было во всём этом нечто странное, ненормальное, начиная с рисунка, увиденного прошлым вечером, последовавшей за тем ночи, бредовой дуэли и этого нашего братания... Богини! Я должен протрезветь сейчас же! Мне нельзя снова так напиваться!..
Рассеянно проследив взглядом за Габриэлем, поднимающим со стула гитару, я прикрыл глаза. Голову уже кружило от выпитого, а где-то в тенях от кончиков пальцев плясали искорки чужой силы, чужой осени...
Сид задумчиво глянул на меня, опускаясь обратно, но ни слова не произнёс. Попытавшись перекинуть тесьму через плечо, он поморщился и устроил гитару на колене. Серые глаза смотрели уже сквозь меня, длинные пальцы касались грифа, подкручивали колки и вновь трогали струны в коротком переборе. Мысли перепутались и я, склонив голову к плечу, словно зачарованный, следил за движением его пальцев.
В лёгкий узор звуков комнаты вплелись аккорды. Мелодия становилась громче. И тихий голос показался мне поначалу эхом от памяти крови...
Я видел ветер, молча идущий по краю степей,
Я видел ячмень, поседевший к утру от росы,
Я видел столько, что не рассказать тебе,
Как зацветает небо предвестьем весны.
Я видел грозу, что смешала небо с землёй,
Напоила цветы синевой, а закаты алым.
Я видел птиц, летящих к гнездовьям домой,
Я видел стаи из туч, и тучи-стаи.
