Оборотная сторона зверя - 2. Академия

Она подошла, коснулась моей щеки.

— Но ты... Ты другой. Потрясающий. Мой, — и быстро, пока я не успела ничего понять, прижалась горячими сухими губами к моим.

Словно электрический ток пронзил от макушки до пят. Я ахнула, руки Кьяры неожиданно сильно прижали к себе, а ее ловкий язык проскользнул внутрь.

На миг перед глазами вспыхнуло разгневанное лицо Рейнхарда.

— Нет! — отшатнулась, закрывая рот рукой и ошеломленно пятясь назад.

Кьяра, тяжело дыша, коснулась пальцами своих губ. Изумление на ее лице сменилось победной улыбкой. Она протянула руку, улыбаясь нежно и радостно. Я попятилась, а затем резко развернулась и со всех ног помчалась по каменной тропке.

Мелкие камушки похрустывали под ногами, а в голове билось ее восхищенное: 'Другой, потрясающий, мой...'

'Ужас, кошмар! Ну что сегодня за день?' — на глаза выступили слезы, и я бежала, стараясь не сбиться с тропинки и не отвлекаться на приближающиеся женские голоса, когда услышала громкое:

— Стой!

Но было поздно. Со всей дури я налетела на что-то. Вернее, сперва я подумала, что это огромное что-то, а уж потом, когда оно заворочалось и ругнулось, поняла, как ошиблась. Смахнув слезы и убрав со лба челку, с ужасом уставилась на великана в окружении стайки девиц.

В голове крутилось: 'Что здесь делает бритый индеец?'

А двухметровый Чингачгук стоял и с такой яростью сжимал хрустальный кувшин, что тот, не выдержав, треснул и с тихим 'дзыньк' посыпался прямо к ногам. Лимонад, как в замедленной съемке, хлынул вниз и растекся на светлых штанах, концентрируясь аккурат в самом уязвимом для каждого мужчины месте.

— Ты! — проревел здоровяк.

И мне показалось, что даже жуткого вида татуировки на его бритом черепе заорали в унисон с ним.

— Я... Простите, я просто нечаянно... — залепетала, видя, как и без того узкие глаза щурятся в бешенстве.

— Ой, Бьорк, оставь мальчика. И без того видно, что он испугал тебя гораздо сильнее, чем ты его, — одна из девиц, покосившись на желтое пятно, прикрыла рот веером и засмеялась.

Бьорк побагровел.

— Убью гаденыша! — взревел он.

Но до мгновения, как его лапищи сомкнулись на моей шее, я ужом выскользнула из-под захвата и рванула по тропке. Наверное, я в жизни так не бежала. Торон с Таем лучились бы от гордости, видя этот олимпийский забег. Завывая на одной ноте и стараясь не слышать, что со мной сделает этот татуированный, когда догонит, я мчалась сначала по тропке, потом по каменной мостовой, не видя ни домов, ни прохожих.

— Стой, гаденыш! — орал Бьорк, даже не думая отставать.

Дыша и хрипя, как загнанная лошадь, я смогла-таки оторваться. Выбежала на широкий проспект, облокотилась о чугунную решетку, понимая, что еще немного — и все, я свалюсь.

'Ну что за день? Сначала этот сон, затем Янус и чертов Роу, Кьяра, ее поцелуй. А потом здоровяк этот. И откуда он только взялся со своим лимонадом?'

Я подняла голову, словно хотела докричаться до неба. Но наверху, как знак свыше, увидела только вычурную табличку: 'Добро пожаловать в академию!'

Моргнула, заметив снующих туда-сюда будущих студиозов и неторопливо ступающих за оградой преподавателей.

— Записывайтесь заранее!

— Не забывайте сверять свое имя со списком!

— Экзамен стихийников проходит в зале 1А и 1Б! — горланили внушительного вида чернявые парни.

— Точно! — хлопнув себя по лбу, сняла приметную рыжую куртку и просунула ее между решеток. — И как я могла забыть об экзамене силовиков? Уж в академии-то меня этот орк узкоглазый точно искать не будет.

Расправив рубашку и улыбаясь во все тридцать два, пригладила вздыбленные кудряшки и как ни в чем не бывало смешалась с суетливой толпой.

Глава 3. Фантастическое везение

Видимо, зашла я не с центрального входа, потому как саму академию увидеть не удалось. Так, только высокие сияющие шпили, но даже они впечатляли своим размахом и высью.

Засмотревшись, я и не заметила, как свернула с широкой тропинки в сторону сосновой аллеи, но неуемные студенты суетились и там.

— Да где он?

— Уймись, Ван. Ты и без этого поступишь, зачем тебе поединок? Продуешь, как пить дать.

— А вот и нет.

— А вот и да.

— Нет, я сказал!

— Ну да, конечно, все проигрывали, а ты один тут такой всесильный Владыка веров.

— Нарываешься, Луис!

Я навострила ушки: 'Владыка веров? Эти студенты о Рейнхарде?'

Шатен-здоровяк и верткий чернявый хлюпик встали напротив друг друга.

— Я с детства мечтал победить на вступлении и стать магом-универсалом, — здоровяк, как я поняла, Ван, нахмурился, сжимая и разжимая кулаки и посматривая на них с едва заметным сомнением.

Луис, видя колебания друга, удвоил усилия:

— Ну вызовешь ты куратора, минута-другая славы — и ты с переломами всего, чего только можно и даже нельзя. Очнись, блаженный, кто ты и кто он, — и потянул Вана аккурат в мою сторону. — Да он своими ручищами гроллам пасть разрывал!

— Лу, но если после всех тренировок я так и не попробую...

— А кто мешает тебе вызвать куратора на последнем курсе? И экзамен выпускной сдашь, и кости в целости сохранишь, — Луис проследил взглядом за стайкой симпатичных девиц, столпившихся у преподавательских столов. — Ты лучше к цыпочкам, к цыпочкам присмотрись. На поступление столько сестричек наших магов приехало, выбирай — не хочу.

Ван встопорщил короткие волосы на затылке, оправил красную рубаху и залился ярким румянцем.

— О, Ван, я тебя умоляю, — Луис закатил темно-карие глаза. — Учись, пока друг с тобой.

И, козырьком поставив ладонь к черным бровям, начал демонстративно разглядывать смеющихся девушек, не забывая при этом вещать:

— Ты, главное, не теряйся. Посмотрел — нашел свою женщину — и показал, кто из вас главный. Помни, что ты мужчина, ты альфа, самец...

Голос Луиса, а в голове слова папы: 'Недавно я даже журнал прикупил... 'Есть ли секс после брака' — хороший журнал, дочь, почитай'.

На глаза навернулись слезы, я свернула с тропы, скрываясь под деревом.

'...Так вот, в нем говорится об альфах, о том, что женщины под всем этим налетом цивилизации все же остаются беззащитными самочками, которые так и ждут, чтобы пришел настоящий самец и...'

— Пап... — я сползла вниз, хватаясь за хвойные ветви. Даже они напоминали мне о родителях, о нашей даче в сосновом лесу.

Домой, как же я хотела сейчас домой! И понимала, что это не то место и не то время, чтобы сидеть и реветь, но внутри словно выло что-то.

Закрываю глаза, прижимаясь спиною к стволу и притягивая к груди пушистую ветку.

— ...покажи, как ты хорош, а уж затем скажи комплимент и приди своей даме на помощь, — Луис, увлекшись наставлениями и не замечая, что они тут совсем не одни, влетел в мое убежище прямо под деревом.

Ван со своим 'Да ты спец, брат' вломился следом.

Немая сцена. Я — с выпученными заплаканными глазами, они — открывающие и закрывающие немые рты. Ван покраснел, у Луиса дернулся ус.

Из моих рук выскользнула ветка и со свистом, прицельно, быстро и так же неотвратимо проехалась по удивленной физиономии чернявого коротышки.

— Мамочк... То есть мать твою! — вовремя поправился Луис, отскакивая на пару шагов и налетев прямиком на друга.

Тот отработанным до автоматизма четким движением зафиксировал шею чернявого и молниеносным движением перебросил того через плечо.

Полет был коротким, но громким.

Я вскочила, отряхивая штаны от зеленых иголок и не зная, то ли промолчать, то ли извиниться, то ли драпать, пока кости целы. Но тут позади замершего в нелепой позе Вана зашевелился Луис. Чертыхнувшись, обогнул друга, приосанился и, вперившись в меня восхищенным взглядом, попытался сказать:

— П-п-прек-красная д-д-дама, — сконфузился, замолчал, снова открыл рот, то и дело оглядываясь на друга, — п-п-позвольт-т-те сказ-за-а-а...

Красный след с прилипшей иголочкой расплывался на его смуглой щеке, а веко прямо-таки отбивало чечетку, но Луиса это не останавливало. Покручивая тонкий ус и от смущения потея, он пытался либо сделать мне комплимент, либо довести себя до сердечного приступа.

— Очаров-в-в...чаров в-ваа... в-ват-тель... т-тель... т-тельн-н-н...

На этом месте доморощенный 'Казанова' начал синеть. Даже Ван, преданно глядевший все это время на друга, понял, что что-то не так. Засуетившись, Ван с удивительной ловкостью для такого здоровяка подскочил к Луису, грохнул ладонью по его плечу и дважды встряхнул, отчего тот крякнул, подавившись на вдохе.

'Твою ж...'

Ван с мычаньем тряс Луиса, Луис, выпучив глаза и продолжая синеть, пытался отпихнуть здоровяка, чтобы вдохнуть.

Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы не мое тихое:

— Вообще-то я парень.

И быстренько, быстренько, пока эти двое не пришли в себя, скользнула за дерево, затем за другое, третье, через пару тропинок — и вуаля — только меня эти 'Казановы' и видели.

'Нет, с этим невезением надо что-нибудь делать, причем срочно, пока еще стоит академия и Габи с Динаром не превратили весь город в руины!'

И я побежала, рукавом вытирая слезы, чтобы никто больше не принял меня за девочку-плаксу. Сосны, студенты, преподаватели. Выскакиваю из-за очередного дерева и, конечно, врезаюсь прямиком во что-то...

'Пожалуйста, пожалуйста, пусть это шевелящееся и ругающееся будет 'что-то''.

— Куда прешь, смерд? — холодный голос, полный презрения.

'Да, жизнь меня любит'.

Обреченно разворачиваюсь и вижу... То, что эти двое — дворяне, сомнений не вызывало. Но чуяла моя пятая точка, что это были совсем не простые дворяне.

Шатен и блондин. Оба высокие, хотя блондин совсем уж худой и изнеженный. С длинными светлыми волосами и тонкими чертами презрительно кривящегося лица. Красив, очень, даже, наверное, слишком, но красота эта совсем не живая. И я бы сказала, что вот он — принц, если бы не второй. Он не был столь красив и изящен, как первый, его лицо не кривилось в презрительной маске, но что-то не давало мне права назвать его кем-то другим, нежели Вашим Высочеством. И дело было совсем не в алмазной сережке, носить которую могли только члены королевской семьи.

Принц посмотрел на меня, и я вздрогнула. Светло-карие пустые глаза, уверенность в каждом движении. 'Сила, контроль, власть. А еще холод и одиночество', — меня как резануло этими чувствами. На какой-то миг наши взгляды встретились, и мне показалось, что в пустых глазах мелькнуло какое-то чувство, что-то, мне непонятное. Неверие? Удивление? Шок?

— Чего стоишь? На колени! — не унимался блондин.

Его тонкие губы сжались в полоску, голубые глаза вспыхнули льдинками.

Я моргнула. 'Это он мне?'

От возмущения у меня аж голос пропал, но я взяла себя в руки и как можно приветливее пробормотала:

— Я не нарочно, прости.

— Совсем идиот? — блондин ткнул в мою сторону носком начищенного сапога и повернулся к другу. — Дерек, какого демона ты молчишь?

Принц изогнул темную бровь, и блондин тут же заткнулся. Даже встал как-то ровнее.

— Мы в академии, — медленно, с расстановкой проговорил принц.

Блондин вздрогнул и поклонился:

— И я счастлив, Ваше Высочество, что именно меня Вы выбрали своим компаньоном.

— Рад, что ты это ценишь, Ален, — Дерек развернулся и направился к одному из дальних столов.

Ален одними губами прошептал мне: 'Тебе конец, смерд'. И рыбкой скользнул вслед за своим принцем.

И когда я мысленно показывала этой смазливой кукле средний палец, услышала синхронное:

— Гаденыш-ш-ш!

— Малец!

'Етить-расстудрить!'

Слева ко мне бежали очухавшиеся 'Казановы', позади ошивался оглядывающийся блондин, а справа... А справа в мою сторону во весь опор несся красный, как свекла, и злой, как демон, лысый громила Бьорк.

'Да, любимчикам судьбы бывает непросто'.

— Убью! — донеслось до меня.

Но я уже мчалась вперед. Студенты, студенты, студенты, студенты... Да что там такое? И мне бы задуматься, почему поступающие столпились перед небольшой круглой ареной. Почему у них такие сосредоточенные угрюмые лица? И, наконец, кого приветствуют со страхом и придыханием: 'Господин куратор! Куратор Бьорк прибыл!'?

Но нет, я, отпихивая недовольных парней и чертыхающихся преподов, как оголтелая мчалась аккурат к центру арены. А что? И толкотни нет, и к выходу ближе. Вот только расступаться и выпускать меня оттуда никто и не собирался.

— Да пропустите вы, наконец! — возмутилась я, когда меня в очередной раз оттолкнули к центру арены.

И только когда возмущенный рев стих, и на всей площадке воцарилась оглушающая тишина, до меня, наконец-то, дошло. Бьорк — куратор! Бьорк — кто руками гроллам пасть разрывал. И что там еще про поступление и поединок с куратором вещал Луис?

— Поединок первый, день третий. Куратор Бьорк против... — загорланил тщедушный старик в белой хламиде, отчего-то замявшись и тыча в меня кривым пальцем. — Против...

Корявый перст снова указывал на меня, но я не то что своего имени, я и хрип издать не могла. Я смотрела на Бьорка, а Бьорк, проведя пальцем у горла, кровожадно смотрел на меня.

Мазнула взглядом по толпе, узнавая все больше и больше людей. Ошалелые лица Луиса и добряка Вана, радостное — узнавшего меня рыжика, с которым я познакомилась сегодня на рынке. Остальные студенты что-то кричали, потрясая сжатыми кулаками, а я затравленно искала глазами пути отступления, когда запнулась на непроницаемой физиономии Его Высочества Дерека. Рядом ожидаемо пыхтел вечно чем-то недовольный Ален.

'Что, сам хотел меня укокошить, язва белобрысая? А вот не дождешься!'

И только я хотела крикнуть, сказать, что произошла ошибка, что ни на какой поединок для поступления я не записывалась, как кто-то в толпе как заорет:

— Малыша!

Не сразу поняла, что это Михей, брат Януса и здешний привратник, признал меня и начал подбадривать:

— Давай, малыш! Я за тебя!

Старик в балахоне кивнул Михею, хохотнул и продолжил:

— Куратор Бьорк против... малыша!

Толпа засмеялась, у куратора по лицу заходили желваки.

— Да будет поединок честным и справедливым! — добавил старик, и все звуки будто исчезли.

По краю арены, отрезав нас от толпы, вспыхнуло голубоватое марево, а в центе круга остались трое: я, Бьорк и мое фантастическое везение.

Глава 4. Поединок

'Так, спокойствие, главное, спокойствие', — развернулась к противнику и улыбнулась самой обезоруживающей улыбкой, на которую только была способна.

Бьорк, словно загипнотизированный, улыбнулся в ответ. Так искренне, светло, что на какой-то миг я подумала, что все обойдется. Но только я отвела взгляд, как куратор моргнул, по-собачьи затряс головой, а затем как заорал:

— Ты-ы-ы!

Раскосые глаза его злобно сощурились, татуировки на черепе налились темно-бордовым. А я стояла, такая маленькая и жалкая по сравнению с ним.

— Давай, малыш, я верю в тебя, размажь этого борова! — заводился Михей, размахивая красной шапкой. — Ма-лыш, ма-лыш!

Добрая половина студентов подхватила, скандируя дурацкое прозвище. Девицы, разбившись на парочки, восторженно захихикали.