Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
К 1580-м годам рыночная экономика стала брать свое, и пекари объединились. Увы, хлеб-то был разным. Белый хлеб чаще всего выпекался по заказам и продавался прямо заказчикам, а часть продавалась на крытых рынках. Уличная торговля хлебом была запрещена. Но выпекался еще и коричневый хлеб, который скупали содержатели харчевен и гостиниц для лошадей своих постояльцев (да, в те времена такой модный нынче хлеб из муки грубого помола не считался человеческой пищей). И между "белыми" и "коричневыми" пекарями не было ни согласия, ни уважения. Королева насильно соединила две эти ассоциации в 1569 году, но в 1580-м они снова рассоединились, заплатив 189 фунтов на взятки и увеселения чиновников (интересно, что ассоциации и торговые компании аккуратно вели записи взяток), причем "коричневые" пекари в расходах не участвовали.
По правилам, рынки были открыты 6 дней в неделю, с 6:00 до 11:00 утра, и потом с 13:00 до 17:00. Молоко, фрукты и овощи можно было продавать и по воскресеньям, но только до 7:00 в светлое время года, и до 8:00 зимой. Излишне говорить, что правила соблюдать торговцы не любили и в XVI веке. Есть жалоба от жителей Чипсайда, что, хотя рынок и закрывался в положенное время, торговля продолжалась у его дверей, иногда до девяти вечера и даже при свечах. Обвешивали торговцы своих покупателей и тогда, и это даже привело к серьезным беспорядкам в городе в 1595 году, в результате чего произошла знаменитая реформа мер и весов, весы на рынках стали проверяться, а эталоны были помещены в Гильдейскую палату.
Помимо рынков, продукты продавались в бакалейных магазинах, число которых выросло с 1550 по 1599 гг от 280 до 377. Магазины избавляли лондонцев от необходимости отправляться на рынки за каждой мелочью, ведь лавки разной величины были в каждом квартале — сыр и сахар, пироги и кексы, даже соленая рыба и колбасы. Только вот свежим мясом и рыбой в этих лавках не торговали.
Рыбачкам дозволялось торговать устрицами, угрями и разделанной рыбой на улицах, если торговля осуществлялась из корзин, установленных на "транспортном средстве", то бишь осле обычном, длинноухом. На улице торговали сезонными продуктами — черешней, редисом, луком, салатом, клубникой, и тоже с условием, что торговец не раскидывает палатку, а движется с товаром. Таким же образом продавались колбаски, печеные яблоки и пироги. Чаще всего торговки имели договоры с хозяйками, и поставляли каждый день именно то и столько, сколько могло быть продано быстро и качественно. Они торговали поштучно, или товар был разложен по емкостям, так что можно было обходиться без взвешивания.
О том, как они болели и лечились
Из историй о семействе Тюдоров у меня сложилось довольно нелестное представление о медицине того времени, в Англии, во всяком случае. Причиной была, несомненно, чрезмерная увлеченность двух существующих университетов страны теологией и юриспруденцией, так что и медицина стала чересчур схоластической в худшем смысле этого слова. В защиту Англии надо сказать, что причина этого странного состояния в медицине и, кстати, искусстве кроется в истории, а не в невежестве.
Мало того, что население острова было весьма плохо настроено к иностранцам, несколько столетий Англия, по большей части, воевала, и была страной довольно закрытой. Заслуга Тюдоров в том, что еще Генри VII стал приманивать ко двору иностранных специалистов, обязанных брать в обучение англичан. Но прошло довольно много времени, прежде чем обстоятельства на континенте сложились так, что эти специалисты сами стали искать убежища в Англии. При Элизабет Англия стала единственной в Европе страной, где люди, независимо от их вероисповедания, могли жить в сравнительной безопасности. А королева постановила, что у каждого мастера-профессионала должно быть одинаковое количество английских и иностранных учеников.
Прорыв в науке и искусстве начался уже к концу жизни Элизабет. А во времена ее правления и слегка до него дела обстояли следующим образом.
Статистическая продолжительность жизни в Лондоне того времени была 25-35 лет. Сказывались периодические всплески чумы, потницы, туберкулеза. Еще в 1541 Томас Пенел писал, что человек, доживший до 60 и более лет, может считать себя счастливчиком. Если посмотреть по датам рождения и смерти конкретных людей, счастливчиков было довольно много, но в расчет средней продолжительности жизни входили и детская смертность, и смертность во время эпидемий.
Первый список смертности среди населения, Bill of Mortality, появился еще в 1532 году, и содержит, в основном, данные о смертности во время эпидемии чумы. Но к 1553-му эти списки стали уже рутиной, и выпускались регулярно. Вели их приходские клерки. 1563 снова был чумным годом, в Лондоне было зарегистрировано 23 660 смертей, из которых 20 136 были засчитаны смертью от чумы — почти четверть населения города. В 1593 году — новая эпидемия, всего умерших от различных болезней 16 844 человек, из которых от чумы 10 662. Крестили в том году 4 021 ребенка. Приходов, свободных от чумы, в Лондоне не было, мерли и бедные, и богатые. 1600-й был плохим чумным годом. Последняя эпидемия чумы была в Лондоне в 1665 году.
Это не значит, что в другие годы чума исчезала. Приблизительно каждые четыре года она проявлялась в виде эпидемий, и каждое лето — в виде единичных случаев. Поражала чума чаще мужчин, чем женщин. Возможно потому, что мужчины чаще всего работали в местах скопления народа — особенно в доках и портовых складах, где крыс было достаточно много. Возможно потому, что женщины просто лучше справлялись с болезнью. Или потому, что были просто-напросто чистоплотнее.
В 1568 году были выпущены правила, по которым заболевшие должны были оставаться в добровольном карантине три недели минимум. Двери и окна закрывались, на дверь вывешивалась бумага "Lord have mercy upon us". А потом оставалось только ждать, выживут заболевшие или умрут. Каждый приход имел клерка, ежедневно доставляющего продукты к закрытым дверям. Бедные семьи снабжались продуктами бесплатно. Клерк также сообщал приходскому совету, если еда оставалась нетронутой — это значило, что обитателям дома она больше не нужна.
Тогда в дом посылалась своего рода бригада женщин, которые по какой-то причине имели иммунитет к болезни (кто от природы, кто переболев и выжив). Они осматривали трупы, составляли заключения, оставляя рапорты в специальных ящиках, чтобы не переносить "бациллы". Эти женщины работали за плату, платил им приход. Если кому-то (выжившему, или оставшемуся здоровым) было, все-таки, необходимо выходить в места скопления народа из зачумленного дома, он нес белый шест в ярд длиной, который давал ему свободное пространство.
К сожалению, городские авторитеты не догадались специальным биллем обязать горожан держать в каждом доме кошек. Но в 1563 году Сити стал использовать больницы для прокаженных, которые находились за пределами города и давно пустовали, для своего рода стационара-карантина для чумных больных. И когда количество смертей от чумы в городе начинало превышать обычное летнее, городские власти выпускали специальный билль с просьбой, чтобы все, кто только мог, покинули бы Лондон на время эпидемии.
Представления о том, как надо бороться с распространением эпидемии, у лондонцев в 16-м веке были. Были правила карантина кораблей, пребывающих из районов, где была эпидемия чумы. Были запреты на содержание свиней "на вольном выпасе", то есть пожирании отбросов.
Да и самих отбросов быть, по уму, не должно было. Каждое утро в Лондоне появлялись крестьянки из пригородов, и обходили улицы, выкрикивая "Any kitchen stuff, maids?!" — то, что для одного отходы, для другого материал для компоста. Отходы у мясников забирали содержатели медведей и прочих плотоядных зверей. Золу из лондонских печей и использованную солому давным-давно забирали на удобрение садов вокруг Лондона. Вообще, отходов в те времена было несравнимо меньше, чем сейчас. Общественные туалеты в Лондоне были с давних времен, тот же Long House, построенный еще в 1423 году Ричардом Виттингтоном для нужд горожан и путешественников. В 1579 году только на Тауэр Стрит было три общественных туалета. Другое дело, что и тогда горожане имели печальную привычку справлять нужду в ближайшем закоулке.
Вода в Лондоне тоже была, да еще в разных видах. Кто-то мог набирать свою воду сам, из фонтанов — обычно всего в нескольких минутах ходьбы. Были "кондуиты" — трубы, по которым вода стекала в фонтан. У части лондонцев были собственные кондуиты, по ним вода поступала из фонтана прямо во двор. Под фонтаном здесь понимается просто скромная поставка воды, а не бьющие в воздух струи. В Лондоне были свои натуральные источники воды, но к 13-му столетию они уже не могли обеспечить нужды всего населения. В 1237 году пикардийский купец дал 100 фунтов на проводку воды в Лондон из источников Тибурна. За это он получил торговые привилегии.
Вообще обеспечение столицы водой из отдаленных источников было почетной обязанностью каждого зажиточного лондонца. Тот же Ричард Виттингтон построил целых два кондуита, один на Биллингсгейт и другой на Крипплгейт. Он также дал денег на проводку воды в тюрьмы Ньюгейт и Лудгейт. Это было в 1432 году. Уильям Ламб перестоил Холбор кондуит в 1564 году, потратив на проект 1500 фунтов. В 1583 году Барнард Рандульф, сержант, дал 900 фунтов "на водяной кондуит".
Трубы делались либо из свинца, либо из цельного ствола дерева, в котором выжигалась сердцевина. Первый кондуит построил на Чипсайд Кросс вообще еще Эдуард I в 1290-м году, в память о своей королеве. Увы, он встроил его в статую Девы Марии, держащей Христа-младенца на руках, и статую вандализировали дважды, в знак протеста против католицизма: в 1554 году, и в 1581 году, и снова в 1596 году. Тогда реставратор заменил Деву Марию на языческую Диану, но, увы, изобразил ее с обнаженной грудью, и вандалы снова принялись за свое.
Второй значительный кондуит был известен, как Грейт Кондуит, и располагался в середине Чипсайда, используя воду из Тибурна и Паддингтона. Кондуит на Флит Стрит питался водой из Паддингтона через Тибурн и Мэрилибон. Этот был еще и произведением искусства — там были расположены статуи ангелов с колокольчиками, которые начинали звенеть в определенной мелодии каждый раз, как включалась машина.
справа Грейт Кондуит
Разумеется, была масса носильщиков воды, и речной, и из кондуита, и из источников для тех, кому было некогда или лень заниматься этим самому. Неплохо носильщики зарабатывали в школьных общежитиях, где сонные подростки умывались перед началом учебного дня.
Машины, подающие воду, были огромными гидравлическими колесами, построенными датским инженером. Был у него и конкурент, некий английский джентльмен Бевис Балмер. Благодаря им, лондонцы получили воду в собственные трубопроводы где-то в отрезок времени между 1574 и 1592 гг. Это была система, где главная труба образовывала как бы ущелье, по которому тек главный поток, а от этой трубы делались отводы узкими трубками прямо в дома или во дворы. Эта вода предназначалась именно для кухонных и гигиенических необходимостей. Для стирки, уборки и для животных воду надо было доставлять из кондуитов или реки. Одна из таких систем была постороена в 1431 году монахами-картезианцами из Чартерхауса, от Барнсбери в Ислингтон, с многочисленными ответвлениями, и прослужила более 300 лет. В зоне снабжения были два госпиталя, св. Бартоломея и Христа.
И, наконец, туалетный вопрос. При Тюдорах туалетами были горшки, чаще всего стоящие под специальными стульями. Служанок всегда наставляли, что стулья должны быть чистыми, а вода в горшках — свежей. Джон Харингтон в 1596 году изобрел ватерклозет, но люди еще долго держались за старое и привычное — стулья и горшки. Вместо туалетной бумаги использовались аккуратно нарезанные старые одежды у среднего класса, шелк и шерсть у высшего, и просто соломка у простолюдинов.
простейшая версия
По идее, отходы из этих горшков собирали "золотари", чтобы отвезти их в места, предназначенные для сброса в проточную воду, но на практике служанки и хозяйки предпочитали более быстрый метод — просто выплескивали содержимое из окна. Хотя у многих были вполне симпатичные "скворечники" с выгребными ямами, которые очищались по ночам. Так что система-то гигиены существовала, только человеческий фактор действовал и при Тюдорах.
Конечно же, городские власти старались наблюдать за чистотой улиц, оплачивали работу дворников и метельщиков, штрафовали нарушителей правил, но человеческий фактор — это человеческий фактор. Горожане даже растаскивали одежду и мебель из чумных домов, хотя знали, чем это может грозить, так что ж говорить о каких-то горшках. Известно, что были пробы компостировать человеческие отходы, но садовники предпочитали ослиный навоз человеческому. Зато эти отходы научились в Англии использовать для изготовления пороха (это непроверенная, сетевая информация).
Помимо чумы, лондонцев терзали эпидемии оспы. Да, smallpox, которой когда-то переболел юный король Эдуард VI — это именно классическая оспа. В октябре 1562 года заболела оспой и королева Елизавета. Весь день 10 октября она неважно себя чувствовала, и отправилась проветриться. В результате у нее поднялась температура, но не было никаких признаков сыпи. Несмотря на это, ее терапевт — немец Баркот — правильно диагностировал оспу, но королева не хотела ему верить. Пришлось. 16 октября, через 6 дней, она потеряла сознание. Врач велел завернуть ее в красную фланель и положить поближе к огню. Через два часа Элизабет пришла в себя, и была в совершенной ярости, увидев оспенные нарывы на своих руках, которыми она так гордилась.
Врач тоже разозлился: "Что лучше, получить отметины на руки и даже лицо, или нарыв в сердце, который убьет все тело?!" Элизабет пришлось смириться, и начать принимать докторовы микстуры. Ее спасла ее конституция, та, которая когда-то помогла ее матери пережить потницу, загадочную болезнь, косившую периодически английских ноблей. Через шесть дней королева была уже здорова. Она отделалась оспинами на щеках, которые легко маскировались густой косметикой тех времен, а вот ее подруга, леди Сидней, которая ухаживала за ней и заразилась оспой сама, была так изуродована болезнью, что больше никогда не появлялась при дворе. Эти вариации были типичны для оспы — одни просто получали больше или меньше оспин на мягкие ткани лица, другие слепли и даже умирали. Редко у кого из лондонцев в те годы не было отметок на лицах, разве что у тех, кто в детстве переболел легкой формой оспы и выработал пожизненный иммунитет к болезни.
Другими убийственными болезнями были тиф и дизентерия. Кажется, никаких попыток карантина тогда при этих заболеваниях не предпринимали. Немало людей умирало от туберкулеза, годами чувствуя себя слабо, но не понимая, в чем дело.
Туберкулез называли "consumption", то есть чахоткой, и о его эпидемической природе знали. Туберкулез, кстати, в некоторых приходах уносил столько же жизней, сколько и чума, которой так боялись. Между 1583 и 1600-м в приходе св. Ботольфа на чахотку пришлась четверть всех смертей, а ведь этот период включал в себя и 1593-й, очень жестокий чумной год.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |