Рыцарь в серой шинели

Увидев меня, передний придержал коня и что-то крикнул своим спутникам. Вся кавалькада, уже не торопясь, приблизилась ко мне и окружила плотным кольцом.

— Что стряслось, ребята? — обратился я к ним. Вместо ответа они закружили вокруг меня, внимательно осматривая мою ношу. Что-то не понравилось мне их поведение. С другой стороны, они же видели, как я разговаривал с ихним шефом, да и расстались мы с ним вполне дружелюбно. Так что с этой стороны подлянок вроде бы быть не должно...

Что-то с неслабой силой звездануло меня по затылку, мир расцвел передо мной всеми оттенками радуги, и я потерял сознание.

Так что вот уже третий день я сижу в этом негостеприимном подвале. Неразговорчивый мужик раз в день приносит мне еду и терпеливо ждет, пока я поем. Во избежание каких-либо действий с моей стороны, к правой ноге мне приковали цепью тяжеленное бревно. Так что даже если у меня и выйдет свернуть шею тюремщику, большого облегчения это все равно не принесет. Вылезти в дверь с этой колодой я точно не смогу.

Тюремщик каждый раз уносит посуду с собой, видимо, мне не положено ее иметь. Исключение составляет лишь глиняная плошка, в которую капает вода. Все мои попытки разговорить надзирателя привели лишь к тому, что он нехотя буркнул нечто вроде того, что с убийцами ему разговаривать не о чем. Вот, мол, приедет стражник и повесит меня ко всеобщему удовольствию. Нельзя сказать, что данная перспектива меня очень обрадовала. К сожалению, при мне не осталось ничего из прежнего снаряжения и вооружения, чтобы выразить свое активное с этим несогласие.

Сегодня против обыкновения мой тюремщик явился раньше, чем обычно. Никакой еды при этом он с собой не принес.

— Что за жлобство, уважаемый? Или у вас уже не принято кормить заключенных?

— Приехал господин стражник. Так что судьба твоя решится уже сегодня, и нет необходимости переводить на тебя добрую еду.

— А если меня вдруг оправдают?

Тюремщик хмыкнул.

— Зачем бы тогда господину стражнику ехать в столь долгий путь? Оправдать тебя могли и раньше. Ладно, хватит болтать.

В коридоре послышался звук шагов. Вошел неразговорчивый мужик с кузнечным молотом в руках и с ним еще двое парней. Мне быстро связали за спиной руки, после чего кузнец расклепал цепь на ноге. Вся наша дружная компания потопала к выходу.

— Ну, приветствую тебя, незнакомец! — стражник оказался крепким мужиком в кожаном доспехе. На голове потертый шлем. Сбоку у него висел прямой меч. Он сидел на улице перед входом в трактир и прихлебывал пиво. Я осмотрелся по сторонам. Знакомое место, вон и Вилем выглядывает из двери. Значит, я нахожусь в той же самой деревне, откуда и вышел? Интересно, что же это такого я успел натворить, раз на меня ополчилась такая здоровенная куча людей?

— А что, собственно, случилось, уважаемый? По какой причине меня заковали в цепи и два дня держат на хлебе и воде?

За моей спиной возмущенно фыркнул тюремщик. Видимо, его оскорбил столь пренебрежительный отзыв о тюремной пище.

Мой собеседник удивленно поднял брови.

— Как ты говоришь, на хлебе и воде? Интересная мысль! Надо будет предложить это полезное новшество. В самом деле, зачем тратить хорошую еду на приговоренных к смерти?

— И кто ж меня приговорил?

— Этим здесь занимаюсь я. Пока еще не приговорил, но за этим дело не станет. На что ж ты рассчитывал, принимаясь душить добропорядочных граждан?

— Кого ж это я задушил?

Стражник вздохнул.

— Значит, будешь упорствовать?

— Конечно, буду! Никому не хочется помереть из-за чужих грехов! Может быть, хоть кто-нибудь скажет мне, кого я убил, зарезал, отравил?!

— А за тобой еще и такие фокусы числятся? — он удивленно покачал головой. — Ладно, раз уж так тебе хочется, начнем все с самого начала. Вилем!

Топот ног, и к стражнику подбежал трактирщик.

— Чего изволите, господин Брог?

— Расскажи-ка еще раз, как все было!

— Сей момент! Вот этот, — он кивнул в мою сторону, — пришел в трактир ближе к вечеру. Заказал поесть, пива и сидел почти час. Как раз в это время приехал господин Олли. Этот подошел к нему, и они долго о чем-то разговаривали.

— О чем?

— Не знаю, я не слышал. Мне кажется, спорили они о чем-то. Потом все ушли спать, а он, — ткнул Вилем пальцем в мою сторону, — сказал разбудить его рано, пока еще никто не проснулся.

— Ну, и что? Разбудил ты его?

— Разбудил. Конечно. Он оделся и ушел.

— Сразу ушел?

— Взял с собой кусок мяса и хлеб и ушел. А потом как стали вставать, приказчики господина Олли и увидели, что его самого в комнате нет. Стали искать и нашли его вон там, в ручье. В карманах пусто было, а тело в воду бросили, небось надеялись, что утонет. Ну, приказчики на лошадей и поскакали вдогонку. И через некоторое время привезли этого душегуба.

— Ну? — повернулся ко мне Брог. — И чего тебе еще надо?

— То есть? Это что — все следствие?

— Что-что? Какое следствие? Чего?

— Ну... я имею в виду, что больше никто в этом деле разбираться не будет?

— А в чем тут разбираться? Уважаемый человек обнаружил преступление, староста выслал погоню. Тебя поймали, привезли, что еще-то надо?

— То есть, как я понял, вы думаете, что это именно я убил господина Олли?

— А кто ж еще? Тут больше чужаков нет. А таких страстей в этой деревне уже лет двадцать как не было.

— Но почему именно я? Зачем мне это нужно?

— Да кто вас, пришлых, разберет? Мало ли...

— Может быть, имеет смысл посмотреть в вещах покойного? А вдруг там чего пропало?

Стражник повернулся к подошедшим парням. Среди них присутствовали и все те, кто оглушил меня в лесу. Помимо них к нам подошло еще и некоторое количество местных жителей. Надо полагать, такие вот 'развлечения' были тут нечасто.

— Эй, почтенные! А не пропало ли у вашего хозяина что-нибудь?

— Пропало, господин Брог! Только начали мы сегодня вещи укладывать. Чтоб сразу, как его повесят, и выезжать, так и нашли...

— Чего нашли?

— Ну... скорее, не нашли. Шкатулка пропала. Там господин Олли деньги держал.

— И много их там было?

— Так с десяток-другой золотых и было...

По толпе пронесся говорок, видать, сумма была серьезная.

— И куда ж ты их девал? — снова обернулся ко мне 'дознаватель'.

— Я и вовсе их не видел. Даже и не знал про них ничего. Можете в моих вещах посмотреть.

— Хм... — покачал головой Брог. — Насчет твоих вещей... видишь ли, их, а особенно твой странный ящик, уже мельком осмотрели. И уж поверь мне, чего-чего, а двадцать золотых... это уж точно бы нашли. Железки твои... золота там нет, а все остальное никому не интересно. Значит, они спрятаны где-то недалеко. Я бы на твоем месте не упорствовал. Иначе, сам понимаешь... под пыткой ты расскажешь все.

— Почему вы так упорно утверждаете, что убийца именно я? Кто-то же должен проводить расследование этого дела?

Стражник снова вздохнул и коротко объяснил мне систему здешнего розыска и дознания. По его словам выходило следующее.

Обнаружив преступление (хоть убийство, хоть кражу скота), староста сообщал об этом наверх. В данном случае — барону Хорну. Если имелись свидетели, обязательно из числа местных жителей(!), то указывался и виновник оного. В обязанности старосты входило задержать его и сохранить преступника и все его вещи до суда. Суд производился одним из стражников, а в особо трудных случаях — управляющим барона. Вещи преступника шли на выплату пострадавшему от преступления. Если их не хватало, расплачивалась родня или, в случае ее отсутствия, соседи. В случае же неимения явного преступника вира за преступление накладывалась на всю деревню. И выплачивалась в срок не более двух недель. Недонесение о преступлении каралось тюрьмой. В зависимости от тяжести преступления этот срок мог быть от полугода до... в общем, как решит барон. Особенно тяжко обстояло дело с колдунами. Или со всеми, на кого падало данное обвинение. Их ловили всей округой, не считаясь ни с чем. Жертвы, посевная, голодные дети — все побоку. Правда, за это дело обычно платил барон. И платил щедро.

— Подождите, господин Брог... А разве есть свидетели того, как я душил господина Олли?

— Вот, — показал тот на Вилема.

— Так он что, сам видел, как я его душил? Что ж тогда не помешал? Или на помощь не позвал?

— Сам не видел. Но он показал на тебя, ибо больше некому здесь совершить такое ужасное преступление. Ты чужак, и интересы общины для тебя — пустой звук. Никто из деревни не пойдет на такое убийство — кара затронет не только его, но и всю деревню. Поэтому, кстати, у нас так мало воров...

— То есть никто другой, кроме вас, не будет расследовать это преступление?

— Ты тупой? Расследование проведено старостой, и он назвал преступника — это ты! — палец Брога указал в мою сторону. — Староста лучше знает своих людей и отвечает за их поступки перед бароном. Если бы это был кто-то из местных — он уже стоял бы здесь, перед судом. Мое дело — осудить преступника и вынести приговор.

— Так... А мои слова — они что-то значат?

— Не в этом случае. По закону убийца должен быть казнен до того, как тело покойного предадут земле. И казнь состоится в его присутствии.

— То есть Олли еще не похоронен?

— Нет.

— Я могу увидеть его тело?

— Ты хочешь принести клятву перед лицом покойного? Адские муки тебя не страшат?

— Нет. Не страшат.

— Ладно... — Брог с интересом на меня посмотрел. — Пошли...

Тело Олли лежало на леднике у старосты. Погреб был вместительным и очень холодным. Дверь в него была заперта, и около нее скучал караульный — местный житель. Увидев процессию во главе со стражником, тот засуетился и бросился отпирать замок. Мы спустились в подвал. По знаку Брога принесли факелы, и стало светлее.

— Можно ли вынести тело на улицу? — спросил я, оборачиваясь к нему.

— Хочешь поклясться принародно? Хорошо... вынесите тело! — повелительно крикнул он, не оборачиваясь.

Тело Олли уложили на лавку около дома.

Я присел на корточки возле трупа. Посмотрим... Очередной экзамен по осмотру места происшествия. Только цена его в данном случае — моя жизнь.

Что там говорили — утонул? Или был утоплен? Неправда ваша...

— Господин Брог! — повернулся я к стражнику. — Вы много видели утопленников на своем веку?

— Не сказать, чтобы много, но... приходилось. А тебе-то что?

— Рот и нос у них обычно забиты тиной, пеной и так далее...

— Ну... может быть. И что с того?

— А у почтенного Олли этого нет!

— Ну и что? Прошло два дня! Все это могло уже высохнуть!

— Да? Все равно следы бы остались... Но, даже если он утонул, вода неминуемо осталась в его легких. Там она высохнуть не могла. Как быстро принесли сюда труп? — повернулся я к одному из людей покойного.

— Сразу же, как и нашли. Мы законы знаем...

— Как несли? Не переворачивали, не наклоняли вниз головой?

— Нешто можно так?! Как живого несли, бережно.

— Эй-эй, ты чего тут раскомандовался? — Брог осуждающе покачал головой. — А я тут на что?

— Вы — судья. Правильно я понял?

— Ну да.

— Так я не с вами спорю, а со старостой. Это же он дознание проводил?

— Хм! Гаор! — обернулся Брог к толпе. — Иди-ка сюда!

Из толпы степенно вышел немолодой уже мужик. Сдержанно поклонился Брогу и выжидающе на меня уставился.

— Продолжай! — повернулся ко мне стражник.

— Я вижу у вас меч. Можете ли вы вскрыть грудь покойного Олли?

— Это попахивает святотатством... Зачем?

— Если в легких есть вода — он утонул. Если нет — его сбросили в воду уже мертвого.

— И что это дает тебе?

— То, что Вилем врет. По крайней мере — в этом.

Брог относился к числу людей, не привыкших к слишком долгому размышлению. Меч молнией сверкнул на солнце, толпа глухо ахнула...

— Так кто был прав, господин Брог?

— Хм... ты удивил меня, чужестранец... Но это не снимает с тебя вины!

— Посмотрим... Где Вилем?

По знаку стражника тот вышел из толпы.

— Ну? — Брог снова повернулся ко мне. — Что ты еще придумаешь?

— Как вы полагаете, мог бы я унести тело господина Олли так далеко, как мне это приписывают? Он был весьма... дородным человеком.

— Гаор! В твой огород камешек!

Староста цепко меня осмотрел. Пожал плечами.

— Ну... если не очень спешить... мог бы и донести.

— На вытянутых руках?

— Никто не смог бы этого сделать. Просто взвалил бы на плечо и унес.

— Спасибо. Господин стражник, можете ли вы подойти к телу покойного и посмотреть вот на это?

Мой палец ткнул в пряжку на ремне.

— И что здесь такого?

— А вот... — моя рука подцепила длинную черную нить. — Что это?

— Из одежды вырвало...

— Из чьей?

Брог примерился.

— Того, кто нес его на плече. Вот за рубаху и зацепилось.

— Посмотрите на меня. Есть у меня хоть где-нибудь такая одежда?

— Нет...

— А у него? — ткнул я пальцем в сторону Вилема. Он был одет как раз в такую рубаху. — Может это быть нить из его одежды?

— Может... Вилем, что ты на это скажешь?

— Наглая клевета! Да и потом, господин Брог, староста уже все выяснил! Вам осталось только...

А вот это он зря сказал... Глаза у стражника потемнели, и я понял, что подобное высказывание со стороны трактирщика было, мягко говоря, неразумным. Кто он, и кто трактирщик? Слишком уж разный у них в обществе вес. Да, в деревне, возможно, что многие поддержат трактирщика. Он свой, и наверняка многие ему уже чем-то обязаны. Но у Брога явно более сильные позиции наверху. Иначе бы не разъезжал в таком качестве по деревням. А это перевешивает все доводы односельчан.

— Вилем... Не надо м е н я учить тому, что я и без тебя хорошо знаю, ладно?

— Но...

— Все! Итак, вот мое решение.

Толпа затихла.

— Поскольку обстоятельства убийства были выяснены не до конца, и при более внимательном рассмотрении дела стали известны новые подробности... — стражник обвел взглядом притихшую толпу, — я вынужден буду ходатайствовать перед бароном... о назначении сеньорального суда!

Так... А вот это — явно удар ниже пояса. Вон как многим сразу поплохело-то... Что ж это за зверь такой — сеньоральный суд? И с чем его едят?

— А ты, — повернулся ко мне Брог, — не обольщайся! Твоя невиновность еще не доказана. Возможно, ты действовал и не в одиночку, как тебе такое решение?

— Плохо.

— Вот то-то! Это я парень простой. А вот как приедет сюда баронский управляющий...— стражник покачал головой. — Он господин солидный да ученый. Много чего знает. Оттого и не угадаешь, какое решение он может принять. У ученых господ мозги иначе, чем у нас с тобой, устроены. Да и кроме того...

Он вкратце пояснил мне, чем же отличается его суд от суда баронского управляющего. Брог имел право приговорить к смерти того, чья вина доказана, или освободить, буде сочтет доказательства недостаточными. Мог дать до трех лет тюрьмы. Мог оштрафовать — до пяти золотых включительно.

Все же серьезные и неоднозначные случаи расследовала более важная инстанция. И приговоры у них были значительно тяжелее, чем у суда стражников.