— Встать в строй! — кивнул им капитан. — Извините меня, господа военнослужащие, но мне хотелось бы узнать, дошёл ли до вас мой приказ покинуть судно? А? Господин майор?
— Так точно, господин полковник! — морщась от досады, выдавил Стрижаков.
'Вот ведь пристал, пиджачино!' — буквально было написано на его хмуром, волевом лице.
— Осмелюсь ли я спросить, почему мой ясный приказ не выполняется?
— Так ведь отменили тревогу!
— Разве? А мне всегда казалось, что приказ должен подтвердить непосредственный командир, то есть я. И если сегодня с утра не принята ещё новая редакция устава, то так оно и есть. Дал ли я такое подтверждение? Или напротив, приказал на судне не появляться?
— Так точно!
— Так точно, что?
— Приказали!
— А вы?
— Виноват...
— Не выйдет из вас и поэта, майор! Слишком беден словарный запас. Каждое второе слово — 'виноват'. Кроме одной рифмы, никаких находок! Скажите же мне господа офицера, не будет ли справедливым мне отправить вас всех строем на гауптвахту за невыполнение приказа? Не гарантирую, что там вы узнаете, как пахнут антипротоны, но другие запахи, о которых с таким знанием вопроса повествовал только что лейтенант, вам наверняка не понравятся!
Майор подал голос:
— Разрешите обратиться, господин полковник?
— Не разрешаю! Слушайте приказ: напрячь мозги всем, у кого они имеются и вспомнить, что ещё, кроме этих шестнадцати коробок вносили на судно с момента прибытия. Начиная с размера в один кубический дециметр. Сколько это, лейтенант? — капитан обратил последний вопрос к имевшему сегодня несчастье дежурить.
Тот мрачно и безмолвно показал руками что-то размером с небольшой чемодан.
— Неправильно. Кубический дециметр, в более привычных для вас мерах — это литр. То есть примерно столько, сколько мозгов помещается в обычной лейтенантской голове. Обычно, этого количества почти хватает, чтобы, выучив устав, исправно нести военную службу. Но, конечно, нужно использовать весь этот объём, по крайней мере, стараться.
Итак, вспоминаем, что было внесено на судно. Размером больше литровой бутылки. Сами бутылки можете не вспоминать, они меня сейчас не интересуют. Вы и вы — капитан обратился к одетым в рабочее — аккуратно вскрывайте для начала эти коробки. Если не найдём здесь, придётся вскрывать всё ранее перетащенное. Остальные вспоминают то, что я приказал. Те, кому трудно думать об этом постоянно, в перерывах думают над своим поведением в свете соответствующих положениях устава.
Нормально получается, сержант-наставник остался бы доволен. Капитану уже можно было не торопиться. 'Это' было тут. И 'оно' пока не представляло опасности. Нет, не в верхней коробке, с которой начали потрошение, а в нижней, криво заклеенной скотчем. В очередной раз возблагодарил капитан бога, или кто там за него, поскольку в бога он не верил, за то, что три десятилетия назад подобрал он на древней Базе медальон репторов и не побрезговал, повесил его на грудь. И в самые ответственные моменты жизни просыпалось в нём инициированное этим непонятным артефактом 'чувство', помогая порой избежать трагической ошибки.
Ага, уже вторую коробку открыли. Отковыривают слои мёрзлых брикетов, овощей, что ли? Или окорочков? СЕЙЧАС...
— Капитан! Тут какой-то свёрток!
— Да что вы говорите? Свёрток? Может быть, это кошачий корм для Маркиза сюда по ошибке положили? Отдохните, сержант, пускай его дежурный развернёт и понюхает. Он лучше всех знает, как пахнут антипротоны. Положимся на его вердикт. Ну, что же вы, лейтенант?
Лейтенант, уже не красный, а белый, как простыня, неловко покачиваясь, подошёл с характерным хрустом липучек и принял из рук сержанта свёрток. Руки его дрожали. Заиндевелый свёрток выскальзывал. Остальные машинально отпрянули.
— Достаточно! Передайте это мне. Не хватает ещё, что вы мне тут сомлеете! — капитан взял свёрток и небрежно ободрал бумагу.
Обычный чемоданчик, только металлический. Раньше такие, неведомо почему, называли 'дипломат', а сейчас... что-то в голову нейдёт, 'балетка', что ли?
— Компьютер, связь с Шутовым!
— Даю, капитан! — мужской голос. Арнольд? Нет, Маруся маскируется.
— Шутов на связи! Слушаю Василий Петрович!
— Михал Аркадьевич! Пришли мне снова сапёров в шлюзовой отсек. Бомбу обнаружил.
— Ты уверен, что это бомба?
— Уверен! Что ещё может быть в железном чемоданчике, спрятанное в коробке с мороженой капустой. Я её в руках держу, в конце концов!
— Осторожней, Вася, не урони!
— У нас тут невесомость, не упадёт, — капитан выпустил чемоданчик, и тот медленно поплыл по воздуху в сторону смешавшегося строя.
Раздались невнятные восклицания.
— Сапёров в шлюзовой отсек 'Меча-39'. Срочно! — это прозвучало тихо, Шутов отдал приказания по другой линии. — Что там у тебя за крики?
— Экипаж радуется находке!
— Как держатся?
— Герои!
— Да, понял... Василий, сапёры уже в пути. Ты только не взорвись там. Я сам выезжаю!
— До связи!
— До встречи!
Капитан снова подхватил недалёко улетевший чемоданчик, взглянул на толпу, ещё недавно бывшую строем и рявкнул:
— Становись!
Быстро, как это только возможно в невесомости, подчинённые образовали строй.
— Равняйсь! Смирно! Слушать сюда! Мне наплевать на ваши боевые заслуги, если даже они у вас есть. Если вы думаете, что достаточно выпалить пару раз из антипротонника по беззащитному астероиду или старому корыту-мишени, чтобы сразу стать охреневающим героем, к которому не на каждой козе подъедешь, то я надеюсь вас разуверить. Кто считает, что не нуждается в новом опыте и кому не по нраву, что им командует вчерашний пиджак, может тихонечко написать рапорт и слинять. Я подпишу все без вопросов, потому, что хочу быть уверен, что мою спину прикрывают надёжные люди. Вопросы есть?
— Никак нет! — прогрохотал строй.
— Р-разойдись!
Но никто не разошёлся. Зато в отсек влетели те же сапёры, похоже, так и не успевшие снять скафандры:
— Где?
— Вот! — капитан протянул им предполагаемую бомбу.
Один, помоложе, взял её, осторожно, двумя руками, другой поводил над чемоданчиком сканером, поглядывая на его экран. И сразу же схватился за коммуникатор:
— Господин генерал! Похоже, антипротонное взрывное устройство! Нет, не муляж.
— Я тут! — в отсек, пряча в карман коммуникатор, влетел генерал Шутов. — Какие будут предложения? — генерал махнул рукой 'отставить!' майору Стрижакову, открывшему рот, чтобы проорать что-нибудь вроде 'экипаж, смирно!'
Кондратенко, кстати, и не подумал подать какую-нибудь команду.
— Лучше всего сделать так, — ответил генералу пожилой сапёр, — я леплю сюда кусок пластида с детонатором и таймером, сажусь в открытый скутер и набираю скорость где-нибудь километр в секунду относительно станции. Отпускаю коробочку в свободный полёт, а сам возвращаюсь. Через 10-15 минут она улетит достаточно далеко. Пластид взрывается, нарушает схему. В назначенную минуту все зажмуриваются, вспышка, и нет проблем! Только предупредить все суда, чтобы освободили этот сектор.
— Так и сделаем, — ответил Шутов и достал переговорник, — срочно приготовить открытый скутер!
— Секунду, господин генерал, что-то не так! — пожилой сапёр, водивший над бомбой уже другим сканером, призадумался, затем осторожно открыл крышку, (дружный вздох) полез внутрь и щёлкнул тумблёром.
Огромным усилием воли капитан заставил себя не мигнуть. Вот ещё! На глазах у экипажа?
— Господин генерал! — повеселевший сапёр обернулся к начальству — бомба обезврежена!
— Так это не антипротонная...
— Никак нет! Это новый тип — глюооный деструктор. Конструкция схожая, поэтому я чуть было не ошибся. Но тут нет побочного излучения, как у антипротонной и её, вдобавок, можно просто выключить. Желаете полюбопытствовать? — и сапёр сделал приглашающий жест генералу Шутову и полковнику Кондратенко.
Полковник заглянул сапёру через плечо:
— Действительно, похоже! И что, она мощнее?
— Не мощнее, а действует по-другому: не взрывается, но всё в её радиусе действия спекается в один комок без особых эффектов.
Кондратенко понимающе кивнул:
— Как в неисправном глюонном реакторе!
— Именно!
Генерал же особого любопытства не проявил:
— Пётр Игнатьевич, пиши подробный рапорт. Полковник Кондратенко!
— Я!
— Это, — генерал указал на вскрытые коробки, — как я понимаю, сегодняшняя продовольственная поставка?
— Так точно!
— Хорошо! Жду у себя в кабинете через сорок минут! Распорядитесь проверить на всякий случай 'Меч', вдруг ещё где-нибудь...
— Есть!
— Экипаж! — гаркнул Кондратенко вслед покидающему шлюз начальству.
— Вольно! — донеслось из коридора.
Сматывающий шнуры сканеров пожилой сапёр повернулся к капитану:
— Сколько мы не виделись, Василий Петрович?
— С прошлой бомбы, Пётр Игнатьевич.
— Точно, лет одиннадцать уже... твоего 'Охотника' тогда под ручки приволокли на Базу, поджаренного.
— Недожаренного!
— Да, да! Тебя, я смотрю, уже полковником кличут!
— Родина приказала!
— Естественно! Ну, служи, Мастер, чистого тебе пространства!
— Спасибо! И тебе успехов, сапёр.
— Успехи не помешают! Я тебе напарника оставлю, пусть полазит с миноискателем.
— Хорошо.
— Ну, пока!
— Пока, сапёр!
Пётр Игнатьевич удалился. Майор Стрижаков, да и весь экипаж, не вымолвив ни слова, во все глаза смотрели на командира.
— Заснули, добры молодцы? Майор, выделите двоих для сопровождения сапёра. Начните с продуктового склада. Один человек — вот вы — пойдёте со мной на 'Охотник', поможете перетащить вещи. Вы кошек не боитесь? Отлично! Да, и уберите, наконец, этот пояс Койпера из шлюза! — капитан указал на начинающие таять овощные брикеты, разлетевшиеся из распотрошённых коробок и парящие по всему помещению.
* * *
Последующие двое суток были заполнены заседаниями, малоприятными допросами в службе безопасности, изучением документации по проекту, носившему двусмысленное название 'Дальняя дорога'. И основательным знакомством с 'Мечом', который как оказалось, почти не отличался по устройству от своей базовой модели — 'Охотника'. Кроме, конечно того, что в отличие от прототипа, был вооружён боевыми лазерами и антипротонными излучателями. Мощная радиоустановка позволяла, по уверениям учёных, поддерживать радиосвязь с Базой, даже находясь в тоннеле. Впрочем, для этого был необходим ретранслятор, 'висящий' прямо около его устья.
На одном из заседаний, посвящённых будущей миссии, генерал Шутов доложил об итогах расследования, проведённого СБ по факту саботажа. Были установлены, как минимум, два человека причастных к происшествию.
Один из них — улыбчивый майор Шаповалов, при попытке задержания был найден застрелившимся из табельного оружия в своей каюте. Рядом с ним были обнаружены клочки предсмертной записки с самым банальным содержанием:
'...меня шантажировал... в лицо не видел... простите...'.
Другой — отставший по причине болезни от своего рейса на круизном лайнере 'Пегас',— подданный Евросоюза Матиуш Ульм, снимавший каюту как раз в той части станции, откуда исходил сигнал, управляющий роботом. Прямых доказательств его вины не нашлось, но зато косвенные имелись. Память его портативного компа была девственно пуста, если там и были раньше программы управления роботом, то у господина Ульма было достаточно времени, чтобы несколько раз переформатировать диск. Кроме того, в утилизаторе третьей жилой зоны был обнаружен приведённый в негодность мощный радиомодем. Эксперты утверждали, что он вполне пригоден для дистанционного контроля. Вдобавок, на подошвах подозреваемого были обнаружены осколки пластмассы, совпадающие по составу с той, что служила корпусом модему.
Когда всё это было предъявлено задержанному, тот не смущаясь, заявил, что ничего пояснить не может, кроме того, что случайно переформатировал свой компьютер, поскольку слабо в них разбирается. Относительно осколков на подошвах, г. Ульм пояснил, что неоднократно заходил в комнату утилизации, чтобы выкинуть мусор, где возможно и наступил на какие-нибудь осколки.
И вообще, он ждет, не дождётся, когда появится возможность вернуться на Землю, к своему бизнесу, поскольку космосом уже сыт по горло.
Таким образом, формальных причин для задержания 'туриста' не было, и он был отпущен, каковой свободой и воспользовался в этот же день, улетев на Землю на попутном 'грузовике'. Хотя его космическая страховка позволяла дождаться и более комфортабельного транспорта. Конечно на Земле его 'разработку' предполагалось продолжить.
Далее генерал Шутов довёл до собравшихся, что таймер взрывного устройства, неясного происхождения, был установлен на 120 часов — время, когда заминированный 'Меч-39' должен был по плану находиться уже в тоннеле. Что гарантировало экспедиции бесследную пропажу.
Эксперты СБ долго спорили, однако всё же сошлись на том, что вояж робота 'СРР-78' служил прикрытием настоящего минирования, произведённого при участии покойного майора Шаповалова. В то же время, если бы полёт робота остался незамеченным, то г. Ульм, предположительно им управлявший, мог бы этот полёт повторить, уже с настоящим взрывным устройством. И только интуиция полковника Кондратенко... ля-ля-ля и так далее.
Нужно сказать, что, несмотря на секретность, о цели предстоящего полёта 'Меча-39' многие на Базе догадывались. Но держали язык за зубами. Однако, информация, что его капитан всё же спас судно, а может быть и всю станцию от заложенной саботажниками бомбы, получила широкое распространение. Уже никто не хихикал за его спиной, когда он появлялся в коридорах, иногда со своим любимцем на плече. Напротив, даже незнакомцы уважительно раскланивались при встрече и просили разрешения погладить кота: разошёлся слух, что бомбу нашёл именно он, 'благодаря своему необычайному обонянию'.
За сутки до вылета капитана в его каюте на 'Мече' посетил фельдъегерь и вручил только что полученный на его имя 'фирменный' пакет из Российской Академии Наук. Впрочем, имени на пакете как раз и не было. Был штемпель Министерства обороны России и текст:
'Секретно'
'Проект Дальняя дорога',
'Капитану судна'.
Вот и всё, что там было написано. Капитан расписался в книге, отпустил посыльного и вскрыл пакет. В нём не было ничего, кроме флешки. Капитан пожал плечами и вставил ей в гнездо компа:
— Маруся! Проверь, что там!
— Вирусов нет, Кэп. Только, короткий видеоролик. Воспроизвести?
— Давай!
На экране дисплея перед полковником появилась сидящая в инвалидном кресле сухонькая старушка в больничном халате. На левой руке у неё имелась лангетка, к правой руке подходила трубочка капельницы, оканчивающаяся у закреплённой на стойке медицинской бутылки с каким-то лекарством. Несмотря на довольно плачевное состояние пожилой дамы, похоже она продолжала вести довольно активный образ жизни, поскольку на её коленях лежала компьютерная клавиатура.
Старушка подняла глаза, посмотрела в камеру выцветшими голубыми глазами, и капитан почувствовал в её взгляде несгибаемую волю.
