— При всем уважении, мэм, они сами решили пройти через это, и у них всегда была возможность уйти. Все можно вынести, когда знаешь, что есть выход.
— Но они им не воспользовались.
Хафдис отмахнулась от этого замечания. — Вам никогда не за что было цепляться. Ваши самые темные ночи были в миллион раз темнее, чем у них, потому что у вас не было пути к отступлению.
— Был. Мне нужно было только заснуть, и все было бы кончено.
— Вы заперли дверь и выбросили ключ, мэм. Вы бы никогда не позволили себе такой капитуляции.
Омонье искоса взглянула на Хафдис с удивлением. — Теперь вы эксперт?
— Просто вспоминаю то, что говорила мне мама, о том, что однажды они преуменьшат ваши испытания здесь, но этого нельзя допустить ни при каких обстоятельствах.
— У меня были моменты колебаний, Хафдис. Если кто-то думает, что все эти одиннадцать лет моя решимость была непоколебимой...
— Вы всего лишь человек, мэм. Чудо не в том, что вы колебались, а в том, что вы никогда не уступали. Это величайший триумф. — Хафдис остановилась у стеклянного шкафа высотой с нее саму, за которым на вертикальном листе были прикреплены десятки моделей скарабеев.
Хафдис нажала на металлическую пластину рядом со стеклом.
— Она не открывается, мэм.
— Нет, и, возможно, было бы вежливее сначала спросить. — Омонье прижала ладонь к панели, и стекло со звоном ударилось о потолок. Она сняла с листа один из образцов. Крабоподобная форма была отлита из полупрозрачного пластика с намеками на внутреннюю структуру. — Вот, — сказала Омонье. — Одна из промежуточных моделей для изучения. Они сделали сотни таких, пытаясь понять, что происходит внутри, и сколько времени у них осталось бы, если бы они попытались убрать это с меня.
Хафдис взяла зловещий предмет. Он был мертв в ее руках, функционально инертен. Поняв его назначение, она вонзила ноготь в шов и оторвала часть полупрозрачной оболочки. Дьявольский часовой механизм из крошечных цветных деталей блеснул перед ней.
Другим ногтем она ткнула в микроскопический рычаг, заставив колючие ножки дернуться.
— Это помогло?
— Поминутно. Каждая модель была шагом на пути к пониманию. Понимание того, что проблема неразрешима. Они не смогли победить скарабея за отведенное время. — Омонье кивнула Хафдис, чтобы та собрала скарабея и вернула его ей. — В то время это было потрясающее открытие, но в конечном итоге наступил концептуальный прорыв, к которому они стремились. Мрачный, очень мрачный день, но он предвещал небольшой проблеск света.
— Они не сказали вам об этом проблеске.
— Нет, — согласилась Омонье, ставя скарабея на место и с шумом закрывая шкаф. — Учитывая все обстоятельства, было лучше, что я не знала их окончательного решения.
Хафдис перешла к следующему шкафу. Он был похож на предыдущий, с металлической открывающейся панелью. За ней находился только один скарабей, прикрепленный по центру, как главный экспонат в галерее.
— А почему этот стоит отдельно, Джейн? Я имею в виду, мэм?
— Этот немного отличается. Это единственный из них, который, как известно, не содержит ошибок, судя по результатам сканирования и тем немногим остаткам, которые нам удалось извлечь из оригинала. Он полностью функционален и настроен для подключения к новому хозяину. В нем нет взрывчатки, но от этого он не менее смертоносен. Вы бы все равно не хотели, чтобы он висел у вас на шее.
Хафдис тихонько ахнула. — Зачем вам хранить такую вещь, зная, что было в оригинале?
— Потому что Часовщик никуда не делся. Безвыходное положение — это не поражение. Он может вернуться в любой момент, проявиться в каком-нибудь новом воплощении. Создать еще одно такое же или что-нибудь похуже. Я хотела, чтобы мы были готовы, Хафдис, даже ценой того, что придется жить с этим рядом. Иногда... — Она колебалась, готовая к опасному признанию. Опасному, потому что оно было правдой.
— Мэм?
— Мне снится он, Хафдис. Выскальзывающий из этого шкафа. Пробирающийся сквозь Броню. Присоединяющийся ко мне. Все начинается сначала.
Хафдис в зачарованном ужасе уставилась на мерзкий предмет. — Можно ли было бы им управлять, если бы потребовалось?
— Мне сказали, что он в какой-то степени программируемый. Что пороги его срабатывания можно регулировать по нескольким параметрам. Для меня главными критериями были близость контакта с человеком и мое собственное состояние сознания.
— На вашем месте я бы уничтожила это. Зачем рисковать?
— Потому что я бы не хотела, чтобы какая-нибудь другая бедная душа лишилась всех преимуществ, которые были у меня. Жизнь с этим кошмаром по соседству — небольшая цена за это, Хафдис. Это страховка.
— Броне повезло, что у нас есть вы, мэм. Нам всем повезло.
— Я просто выполняла свою работу. Как и ваша мать. — Омонье смотрела на кандидатку со странной смесью эмоций: естественная и вполне оправданная снисходительность учителя к ученику, но также и слабый намек на то, что в Хафдис есть что-то, заслуживающее чрезвычайно тщательной оценки.
Она была рада выбраться из лаборатории сна. Возможно, ее зловещие сокровища все еще пробирались к ней во сне, но, по крайней мере, при дневном свете они были закрыты дверцами.
— Я верю, что это того стоило, префект Дрейфус, — сказал заместитель начальника.
— Так и было, Кренкель.
Посетив два других концерна после Мидас Аналитикс, они сели в другой шатающийся вагон, который отвез Дрейфуса обратно к исходной точке.
Четвертым и пятым концернами были Гидракс Дивершенз, несколько сомнительное предприятие, спекулирующее на игровом процессе боев в живую, и Дамаскин Конвершенз, ответвление более крупных предприятий по разборке и ремонту судов в Каркасстауне, которые брали небольшие частные катера и модернизировали и подгоняли их под различные нишевые критерии. Ни тот, ни другой не сместили Мидас с фокуса его внимания, но Дрейфус уделял им столько же времени и внимания, сколько и предыдущим компаниям, уверенный, что за его передвижениями следят.
Кренкель спросил: — У нас проблемы?
— Нет, вовсе нет. Продолжай, как обычно. Если эти арендаторы спросят о моем визите, скажи им, что меня вызвали на другое расследование, очевидно, более срочное, и, судя по голосу, я вернусь не скоро.
— Вопрос, однако, в том, вернетесь ли вы?
— Кто-нибудь может заглянуть, — сказал Дрейфус. — Но я бы не стал пока беспокоиться об этом.
— Вы меня не успокаиваете.
— Ладно. — Дрейфус некоторое время сидел неподвижно, хотя сиденье было неудобным. — У тебя есть семья, Кренкель?
— В Каркасстауне есть люди, о которых я забочусь. Мне нравится думать, что они заботятся обо мне.
— Уверен, что так и есть. Твоя работа, должно быть, занимает тебя по всему колесу.
— Действительно, — осторожно ответил он.
— И человек твоего положения должен обладать свободой выбора приоритетов.
— В определенной степени. К чему вы клоните?
— В течение следующих нескольких дней, Кренкель, — скажем, недели, на всякий случай, — я бы нашел причины не подходить слишком близко к Мидас Аналитикс. Я не говорю, что что-то произойдет, но если это произойдет... Что ж, суть вы уловили.
Кренкель разглядывал свои пальцы, на его лице стыд и облегчение боролись одновременно. — Я могу организовать свое расписание соответствующим образом. Всегда есть что-то, что требует моего вмешательства где угодно в Каркасстауне. — Он посмотрел на Дрейфуса с внезапным беспокойством. — Должен ли я предупредить друзей?
— Не напрямую. Но, тем не менее, я уверен, что вы сможете найти способы убедить их держаться подальше от опасности.
— Вам не следовало бы мне этого говорить, — отважился сказать Кренкель. — Я мог бы пойти прямо в Мидас Аналитикс и сказать Мирне Силк, что вы проводите расследование в их отношении.
Дрейфус уже все продумал. — Они и так прекрасно осведомлены о моем интересе. Единственная причина, по которой они не убили меня на месте, заключается в том, что это вызвало бы немедленный, сокрушительный отклик со стороны Брони.
— Но они знают, что вы вернетесь.
— Они будут молиться, чтобы меня сбила с толку речь Силк о прогнозировании рынка. По крайней мере, они выиграли себе немного времени.
— Для чего?
Дрейфус изобразил фаталистическую улыбку, скорее гримасу, чем что-либо еще. — Будем надеяться, что нам никогда не придется это выяснить.
Дрейфус отстыковался. Он настроил свой катер на ускоренное возвращение. Преодолел десять километров, отделявших его от Каркасстауна, затем сто, затем тысячу. Даже тогда у него все еще чесалось между лопатками, как будто между ними торчал нож.
Он нисколько не удивился, когда Аврора заговорила с ним, и на экране появилось ее застывшее в юности лицо.
— Судя по тому, с какой поспешностью ты возвращаешься в Броню, могу я заключить, что ты что-то нашел?
— Я пока не могу быть уверен, — спокойно ответил он. — Но Каркасстаун подходит. Там есть компания, работающая на компьютере, достаточно мощном, чтобы запихнуть тебя в бутылку. Они разбираются в абстракции, и есть шанс, что я пересекался с кем-то из них раньше.
— Шансы на это были бы ничтожно малы, если бы не было связи с предыдущей операцией.
— Я тоже так думаю.
— Как здорово раскрывать дело вместе с тобой, Дрейфус!
— Я рад, что тебе нравится этот процесс. Могу заверить тебя, что мне это не нравится. Я наблюдаю за ростом числа жертв среди гражданского населения в результате ранее существовавшей чрезвычайной ситуации, и теперь потерял еще одного коллегу, которому доверял.
— Я сожалею о Спарвере. — Она стала серьезной. — Нет, правда, сожалею. Тебе поможет, если я скажу, что не имею никакого отношения к этому грязному делу?
— Возможно, если я хоть на секунду поверю, что ты не лжешь.
— Ну, это была не я. Тенч перерыла кучу камней, пытаясь найти нужный. Похоже, кто-то не оценил ее любопытства и оставил эту ловушку для Спарвера. Но это была не я, и я не смогла этому помешать.
Дрейфус задумался, есть ли в ее ответе доля правды. В конце концов, Аврора любила похвастаться. Вряд ли в ее стиле было отказываться от ответственности за грандиозное представление.
— А ты бы попробовала?
— Если бы это не компрометировало меня... возможно.
— Жаль, что ты этого не сделала. Но тогда пошевелить пальцем, чтобы сделать что-то правильное, может оказаться за пределами даже твоего высокого интеллекта.
— Это ранит меня, Дрейфус. На самом деле я не так плоха, как ты думаешь. Я привела тебя к Солтер-Риджентс, не так ли? Стала бы я это делать, если бы не была заинтересована в человеческом благополучии? Они творили невообразимые вещи, даже я это вижу. Убийство этих бедных свинов в Сфере милосердия, не говоря уже обо всех других преступлениях, в которых они, как окажется, замешаны. Это зло в чистом виде, и я не настолько далека от истоков, чтобы не распознать его.
— Одно доброе дело не делает тебя святой.
— Но если бы все зависело от Часовщика, то вообще не было бы никаких сделок, только резня. Я — твоя лучшая ставка, Дрейфус. В глубине души ты тоже это знаешь.
— Я узнаю личный интерес, когда вижу его.
— О, ты, Фома неверующий, Дрейфус! Послушай, я докажу, на что способна, проявляя сдержанность. Пока мы разговариваем, я просматриваю Мидас Аналитикс. Это интересно... очень интересно. Кто-то проделал достаточно хорошую работу, чтобы одурачить почти всех.
— Но не тебя.
— Я могла бы довольно легко уничтожить их. Мне даже не нужно было бы появляться в какой-либо части Каркасстауна. Просто выбрать несколько роботов-перевозчиков, движущихся по внешним орбитам Сверкающего Пояса, и взломать их настройки назначения. Это кольцо ветхое, хрупкое и плохо защищено. Одно крупное столкновение разрушило бы его полностью. — Она немного подождала. — Но я этого не сделаю. Это было бы жестоко и ненужно, учитывая, что погибло бы много невинных людей. Мой противник не стал бы колебаться... но я лучше его. Кроме того, на моей стороне гораздо более точное оружие. Броня. Или, скорее, ты. Ты собираешься закрыть их ради меня, не так ли?
— Я сделаю то, что мне позволяют мои полномочия.
— Как скажешь. Но если ты умен, то сделаешь это быстро. Когда они перейдут к этапу удерживания/захвата, у меня, вероятно, будет всего несколько часов, чтобы отреагировать, и я не могу обещать такой же сдержанности. Теперь, когда ты их напугал, этот процесс может начаться в любой момент.
— Если бы они были готовы, то уже сделали бы это.
— Теперь, когда они знают, что время их действий ограничено, то будут готовы срезать кое-какие углы. Ты должен сделать все, что в твоих силах, Дрейфус. Используй все процедуры, описанные в уставе, чтобы остановить их, прежде чем они совершат худшую ошибку за столетие.
— У меня есть основания для вмешательства. Но сначала мне нужно изложить свои доводы верховному префекту и другим старшим чинам. Затем нам придется скоординировать ресурсы, которые и так уже задействованы. Это может произойти не раньше, чем через тринадцать часов или даже через двадцать шесть.
Она вздохнула. — После всего, что ты для меня сделал, все еще настаиваешь на соблюдении протокола?
— Я продал тебе свою душу не полностью, а только ее часть.
— Не тяни время, — предостерегающе сказала она. — Я уже чувствую, как они давят на меня. Со вчерашнего дня кое-что изменилось, и мне это не нравится.
Затем она ушла. Дрейфус молча размышлял на обратном пути к Броне, чувствуя, что ускорение катера давит на него сильнее, чем должно было бы.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Когда Дрейфус вернулся в Броню, его ждало личное сообщение — какое-то личное дело, которое алгоритм обработки вызовов посчитал достаточно важным, чтобы попортить ему отдых сейчас, но не настолько срочным, чтобы его сочли достойным передать ему, пока он был в поле. Он принял его у себя в каюте и включил на консоли, расхаживая взад-вперед через моечную стенку, так и не почувствовав, что полностью очистился от запахов и грязи Каркасстауна. Он предположил, что звонок был от Ледяных нищенствующих; они были, пожалуй, единственными людьми, которые когда-либо звонили ему по личным делам. Новости были либо безразличными, либо плохими. Редко это было что-то другое.
Из-за пульта раздался женский голос. Он узнал его, но это был не голос нищенствующей монахини и не голос, которым обычно разговаривала Аврора.
— Дрейфус? Это детектив-маршал Дель Мар. Похоже, я застала вас в неподходящий момент. Пожалуйста, перезвоните мне, когда у вас будет возможность. Кажется, у меня есть кое-что интересное.
— Гестия, — одними губами произнес он, удивленный и заинтригованный.
Он отошел от моечной стенки и привел себя в порядок, пройдя сквозь одежную перегородку. Он появился в свободных брюках и простой белой толстовке с V-образным воротником, которые обычно надевал в нерабочее время. Он поставил завариваться кофе, но был слишком нетерпелив, чтобы ждать готовности.
— Пожалуйста, перезвонить Гестии Дель Мар, — приказал он консоли.
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы взять трубку. Судя по метке, она находилась в Городе Бездны, как он и ожидал. Если они и не были абсолютно противоположными по рангу, то занимали примерно схожие должности в своих — хотя, по общему признанию, очень разных — организациях по обеспечению безопасности. Детектив-маршал Дель Мар работала в Палате городской безопасности, которая находилась в Городе Бездны, но сфера влияния которой распространялась на все населенные пункты Йеллоустоуна, а также на все, что находилось в токсичной атмосфере этой планеты или рядом с ней. Ее юрисдикция испарялась на внутреннем краю Сверкающего Пояса, где начиналась юрисдикция Брони. Эта граница была нечеткой и часто становилась предметом межведомственных споров, когда две организации враждовали друг с другом, часто в ущерб взаимному сотрудничеству.
