Личный поверенный товарища Дзержинского, книги 3-5

Глава 21

Разбудил меня стук в дверь. В дверях стояла нарядно одетая Изабель. Я посмотрел на часы. Десять часов вечера.

— По ней можно часы проверять, — подумал я, — а я выспался и вряд ли в эту ночь мне придется спать.

— Заходите, Изабель, — пригласил я девушку, — я проспал и даже не приготовил вина, чтобы угостить вас.

— Я принесла с собой, — сказала девушка и поставила на стол бутылку без этикетки с головкой, запечатанной сургучом. — Сеньору лучше сразу оплатить предоставляемые услуги, потому что Изабель не хочет быть обманутой.

Я достал деньги и по одной купюре стал класть на стол, глядя в глаза девушке. Когда на столе оказалось пятьсот песо, девушка кивнула головой. Затем она взяла деньги и спрятала их в складках широкой цветной юбки. Я не успел моргнуть глазом, как она разделась и в одной хлопчатобумажной белой рубашке оказалась у меня в постели.

Открыв бутылку и налив стаканы вино, я подошел с ними к постели и подал один стакан девушке. Вино было действительно хорошее, местного разлива.

— Понимаешь, Изабель, — сказал я, — честно говоря, я хотел поговорить о других вопросах...

— Конечно, сеньор, мы обязательно поговорим, — сказала девушка, — но сначала нужно сделать то, за что я получила деньги. Изабель девушка честная и никогда не обманывает.

Я понимал, что если я буду приставать к ней с разговорами, то могу просто обидеть женщину, а обиженная женщина — это пантера, которая будет мстить всеми доступными ей средствами. Не нужно будить я женщине спящую пантеру. Я разделся и окунулся в пропасть горячей латиноамериканской любви.

Через час Изабель лежала на моем плече и мурлыкала как кошка.

— Сеньор Казанова, вы не родственник тому Казанове, который давно-давно жил в Европе? — спросила она.

— Все мужчины его родственники, — сказал я, — а разве в ваших краях мало приезжих из Европы?

— У нас их вообще не было, — сказала Изабель, — а сейчас что-то зачастили и все монахи в капюшонах. В монастырь на богомолье идут.

— А ты-то откуда об этом знаешь? — спросил я.

— У меня брат работает в полиции, — сказала девушка, — ему по работе это положено знать. Поцелуй меня еще раз, Казанова, — сказала она, сладко потянувшись.

Вот и совмещение приятного с полезным. Всех чекистов губят деньги, вино и бабы и они же их спасают. Правильно говорят — чем заболел, тем и лечись.

Утром я зашел к деду Сашке и сказал, что ухожу на несколько дней. Предупредил, что если меня не будет в течение недели, то чтобы он ничего не предпринимал и возвращался к себе во Францию. Меня искать не нужно.

Я выяснил, где находится монастырь, надел рясу и пешком побрел в том направлении. Где-то в полдень меня нагнала повозка, в которой сидел монах-бенедектинец.

— Садитесь, брат, подвезу, — сказал он.

Я сел в повозку. Лучше плохо ехать, чем хорошо идти. По моим подсчетам от городка до монастыря было порядка тридцати километров. В монастыре нужно идти представляться о прибытии. Нелегально находиться там нельзя. Все как в военной организации. Брату ключарю я доложил о том, что приехал из Испании из известного мне монастыря по обету посетить все бенедиктинские монастыри.

Обет штука серьезная. Еще в средние века кто-то давал какой-то дурацкий обет, а потом всю жизнь странствовал по свету, не смея показаться у себя на родине, потому что обет оказался невыполнимым.

Брат ключарь определил меня в помещение для приезжих и поставил на довольствие в общей трапезной. Странным мне показалось то, что в монастыре ходили какие-то господа импозантного вида, все в возрасте и по виду как будто государственные чиновники средней руки из какого-то европейского государства.

Монахи вообще-то люди нелюбопытные и никто не приставал ко мне с разговорами или с расспросами. На молитву ходит, в трапезной порядками не возмущается, такой же, как и все, никаких больших пожертвований в кружку не опускает. Бросил с десяток мелких монет, и это как у всех, кто и сколько мог собрать при общении с внемонастырским миром. Бенедиктинец не видит ничего перед собой кроме дороги и встречного человека до пояса. Так и никто не видит его.

На второй день пребывания в монастыре я увидел, что некоторые монахи и люди в цивильном одеянии стали заходить в двухэтажное здание, расположенное недалеко от дома для братии. При входе стоящие у двери два человека протягивают руку каждому подходящему и те ее пожимают. В том числе и монахи. Странное дело. Похоже, что здесь собираются единомышленники, но какие? Похоже, что каждый знает какой-то пароль, и они называют его при входе. Думай, Дон Казанов, что ты будешь делать. Похоже, что ты на пороге разгадки той задачи, которую тебе поставил Миронов.

Глава 22

Я стоял и не знал, как мне проникнуть в это здание и присутствовать в намечающемся мероприятии. Похоже, что входящие туда монахи такие же священнослужители, как и я. Время было одиннадцать часов пятьдесят три минуты. Учитывая то, что все мероприятия начинаются во время ноль-ноль минут, у меня в запасе было всего семь минут. Успею ли я за это время разобраться с ситуацией и без скандала проникнуть в здание?

Когда я первый раз надел рясу монаха-бенедиктинца с капюшоном, то поразился тому, как монахи находят дорогу и как они могут определить по ногам личность человека, с кем можно поговорить о вере или попросить вспомоществование для монашеского ордена. Оказалось, все очень просто. В верхней части капюшона на уровне глаз грубая ткань прореживается и сквозь нее можно смотреть так же, как восточные женщины смотрят через паранджу. Так что монаха-бенедиктинца смело можно назвать паранджистом только по одежде, но не по вере.

Глядя на людей, заходящих на какое-то мероприятие, я обратил внимание на то, как они подают руки стоящим на входе людям. Они подают руку лодочкой. Так подают руки шпионы, масоны и геи.

Если в руке как будто что-то зажато, и это что-то нужно передать в такую же ладонь-лодочку, то это шпионы.

Из какой ложи собираются масоны здесь? Какой у них опознавательный знак? Можно элементарно попасть в третий разряд, что уже само собой предосудительно для человека монашеского сана, хотя грех однополой любви не так редок в мужских и женских монастырях. Думай, Казанов, думай, время идет, и скоро закроются двери, скрыв ту тайну, которая тебе жизненно важна.

Я решительно пошел к дверям и пожал протянутую мне руку, легонько стукнув указательным пальцем по запястью протянутой мне руки, и получил точно такой же ответный сигнал. Похоже, что я угадал скрытую карту. Иногда для угадывания этой карты нужно везение, а иногда нужно только знание о ведущейся игре и количестве карт, оставшихся в колоде.

Сразу за мной дверь была закрыта. Я присел на крайний свободный стул и очутился в кромешной темноте. Я не видел никого и меня не видит никто, зато в центре помещения было освященное пятно.

В пятно вышел человек в запоне Великого мастера ложи. Запон это маленький фартук, на котором изображены масонские знаки в соответствии с рангом владельца.

В темноте раздался звук открываемой двери и в освещенное пятно два офицера ложи ввели человека в колпаке и с веревкой на шее. Конец веревки волочился по земле. Одна нога была босой.

Человек в колпаке встал на обнаженное левое колено, а его правая нога была поставлена впереди под прямым углом. Началась процедура посвящения нового члена. Новичок не был молодым человеком. Чувствовалось, что это человек в возрасте и что левая рука работает плохо, потому что офицеры бережно поддерживали его под локти.

На небольшом столике лежало открытое Священное писание, на нем циркуль и треугольник. Левую руку кандидата положили на Библию ладонью вверх, а правую руку — на циркуль и угольник ладонью вниз. Было отчетливо видно, что левая рука дергается и Великий мастер ложи придавил ее своей рукой.

В тишине зазвучала знакомая немецкая речь:

— Я торжественно обещаю с сего момента и впредь всегда и везде хранить в тайне, никогда и никому не открывать уменья, части или стороны тайной вести древнего братства Вольных каменщиков. Никому на этом свете никогда не напечатаю, не нарисую, не сниму отпечаток, не отрежу, не вырежу, не помечу и не сделаю гравюры ни с чего, что движется или неподвижно, что бы дало малейшее представление о слове, букве и знаке, пусть читаемом или нечитаемом. И таким образом, не допущу, чтобы тайна масонства из-за моей неосторожности стала достоянием посторонних.

После торжественного обещания Великий мастер снял колпак с кандидата и нашему взору предстал тот, кого ищут спецслужбы всего мира. Живой. С бородкой-эспаньолкой и с зачесанными назад волосами. Участники церемонии зашевелились, переговариваясь между собой. Мне показалось, что все они были готовы в едином порыве вскочить, вскинуть в римском приветствии руку и кричать:

— Хайль Гитлер или Зиг Хайль!

Глава 23

Великий мастер взял в руки кинжал, положил его лезвие на плечо новообращенного и сказал:

— Брат Алоиз, я поздравляю вас с вступлением в ряды нашего братства, которое всей душой будет рядом с вами в решении той исторической миссии, которое было прервано предателями дела мирового масонства. Мы исключили из своих рядов владельцев красных щитов, но мы оставили зоркий глаз и символ солнца. Вручаю вам этот меч, — он передал кинжал брату Алоизу, — для побед над сионизмом и большевизмом во всем мире.

Полуодетый экс-фюрер поднялся с колен и поцеловал лезвие клинка. Затем поднял правую руку с клинком и крикнул "Хайль" и стал медленно валиться на левый бок.

Раздавшийся в темноте голос Мюллера закричал:

— Врача! Скорее врача! Закройте все выходы из монастыря!

Специфика профессии дает о себе знать. Место преступления нужно оцеплять мгновенно, чтобы никто не мог вырваться из круга. Всех попавших в круг тщательно проверить. У нас редко кто так делает, не успевают, и потом к имеющимся на присутствующих людей данным возвращаются только тогда, когда все поиски и розыски оканчиваются неудачей. Интересно видеть "охи" и "ахи" по поводу того, что в руках было, но сплыло. Мюллер не из этой породы. Это старый сторожевой бульдог, вцепился — не отпустит.

В тишине вдруг раздался голос Великого мастера ложи:

— Откуда здесь взялся русский кинжал. Это же двуглавый герб России. И слова на нем написаны не на немецком языке. Нужно искать русский след.

В зале зажгли свет. Всего было три десятка участников собрания. И среди них трое монахов. Вернее сказать, людей, одетых в рясы.

— Прошу всех монахов поднять капюшоны, — распорядился Мюллер.

Когда что-то происходит, то никакие инкогнито уже не помогают. Подозреваемыми становятся все. А тут такое дело. Человек выскользнул из пасти хищного русского зверя и только для того, чтобы принять смерть от русских в другом месте. Поистине — длинные у русских руки. Уж на что Лев Давидович Троцкий-Бронштейн считал себя в безопасности в огромном Мехико, но и там его достал агент НКВД Рамон Меркадер. И брат Алоиз, как его ни охраняли, ни берегли, пал жертвой русского НКВД. Кто следующий?

Я снял свой капюшон и тут раздался голос коллеги Мюллера:

— Господин фон Казен? Какими судьбами? Прошу проводить этого господина в мою комнату, — отдал он команду какому-то здоровяку в цивильной одежде.

Здоровяк и двое монахов подошли ко мне.

— Просим следовать за нами, — сказал старший, — и не делайте движений, которые могут быть истолкованы нами как нападение или попытку к бегству, — сказал он по-немецки.

Собственно говоря, это только в посредственных детективах разведчик бьет одного конвоира в пах, другого — в челюсть, а сам бросается бежать, теряясь среди жителей многомиллионного города. Но здесь не город, бежать некуда и любое сопротивление будет расценено как подтверждение того, что вы именно тот, кого в вас подозревают.

Полковник Борисов говорил мне в свое время:

— Голубчик, если вам придется бегать по крышам, стрелять из револьвера и переходить нелегально границу, то вы сможете потом работать только в войсковой разведке, возглавлять казачьи разъезды, лежать в засадах и брать "языка" для допроса. Настоящая разведка ведется в белых перчатках, то есть как бы на законных основаниях и для того, чтобы не оставлять свои отпечатки на секретерах и шкатулках для хранения секретных документов. Даже соблазненные вами для получения информации женщины должны испытывать к вам симпатию все время и быть готовыми в любой момент помочь вам. И если вас припрут к стенке, то будьте готовы пойти на жертву, но не признать связей с разведкой, так как своей смертью вы окажете более ценную услугу нашей службе, нежели продолжением своей жизни после разоблачения.

Сурово, но так воспитывали разведчиков в старые времена. Разведчиков ценили и награждали так, как не могло присниться никакому генералу и боевому офицеру.

При Сталине разведчиков просто стали уничтожать, совершенно не понимая того, что разведчика нужно учить всю жизнь, а одной только коммунистической сознательностью к делу никого не привлечешь. Разве что таких же коммунистов, которые и так находятся в изоляции в любом нормальном обществе.

Комната Мюллера была просторной. Обязательное распятье на стене, письменный стол по центру, перед ним табурет. Обязательно проверю, не привинчен ли он к полу.

Меня посадили на табурет. Я поерзал на нем и понял, что он действительно привинчен к полу. На окнах были решетки. Не толстые, но частые. Такие решетки в основном применяются для защиты от бросаемых ручных гранат. Я пригляделся к столу и увидел небольшие квадратики с лепниной посредине тумб письменного стола. То ли этот стол был привезен из Берлина, то ли сделан местными мастерами, но начальникам управлений РСХА полагались столы с встроенными пулеметными системами, способными расчистить путь к двери или уничтожить террориста. Пулеметы с укороченным стволом и без приклада легко помещались в тумбе и управлялись педалями на рейке для ног.

Глава 24

— Я не скажу, что очень рад нашей встрече, — сказал Мюллер, входя в комнату. Охрану он отпустил. — Кто вас приглашал сюда? Вы должны были остаться в монастыре и вернуться домой в Мадрид. Занимались бы своей психологической практикой и спокойно жили. Как это говорят русские: меньше знаешь — крепче спишь?

— Я бы не сказал, что я спал крепко, — ответил я, — но я имел возможность побывать там, где вы тоже могли бы побывать, но сделали выбор в пользу того, чтобы вылить содержимое вашей капсулы в мое вино.

— И что вы там видели? — усмехнулся Мюллер.

— Ничего особенного, — сказал я, — вас, во всяком случае, я там и не видел.

— Хорошо, — сказал Мюллер тоном, не предвещающим ничего хорошего, — не будем удлинять хвост быку, как говорят русские, а будем крутить ему рога. Кто дал фюреру кинжал с российским орлом?

— Я дал, — просто сказал я.

— Как это вы? — удивился мой бывший шеф. Он ожидал, что я буду запираться, выкручиваться, говорить, что я ничего не знаю и моя хата с краю, а я одним махом уничтожил все заготовленные им каверзные вопросы. — А зачем? — спросил Мюллер.

— Фюрер сам меня попросил меня об этом, — сказал я. — Он очень беспокоился, что в случае опасности ему нечем защищаться и очень обрадовался, когда я предложил свой старинный кортик. Он его хотел использовать как распятие и молиться на него.

— Это вы намазали лезвие кортика ядом? — спросил Мюллер после некоторого раздумья.

Я отрицательно помотал головой.

— А сейчас скажите вы, содержимое чьей капсулы вы вылили в мое вино в Испании? — спросил я.

— Своей капсулы, — ответил Мюллер.

— Группенфюрер, — сказал я, схватив его за руку, — срочно остановите всех врачей, чтобы они не смели делать вскрытие. Мне кажется, что фюрер не умер. И проверьте, полна ли его капсула.

Мюллера как будто током пронзило. Он сорвался с места и убежал. У меня было немного времени подумать над тем, что меня может ожидать. С кинжалом колдовал дед Сашка. Но это было давно и снадобье естественным образом могло исчезнуть с клинка.

Может, брат Алоиз для верности обработал свой клинок содержимым своей капсулы и под воздействием таинственности и торжественности посвящения в члены масонской ложи просто забыл, что лезвие представляет какую-то опасность. Люди, участвовавшие в войнах или служившие в армии в прежнее время, "богатыри не вы" как говаривал Михаил Юрьевич Лермонтов, воспитаны были в том духе, что целование меча, шпаги, сабли, кинжала есть высшая форма подтверждения присяги и верности своему сюзерену. Так и фюрер автоматически поцеловал свой кинжал, которым его посвящали в таинство ложи.

А вдруг там есть яд? Яд должен проявиться быстро. Трупное окоченение и характерные следы для отравленного. А если через несколько дней не будет окоченения, то придется человека искать в будущем. Только где? Какова концентрация эликсира? Вопросов больше, чем ответов. Но, во всяком случае, у меня появляется время, во время которого мне нужно будет найти способ эвакуации из этого места или наоборот — внедрения в эту структуру для дезорганизации ее или направления ее действий в пользу представляемого мной государства.

Мюллер вернулся через два часа. Человека можно изучать по глазам. Глаза — как маленькие фонарики, которые по-особому светятся в различные минуты его деятельности.

— Успел, — сказал он довольно, — перехватил машину на выезде. Признаков жизни нет, но и нет никаких признаков охлаждения тела или окоченения.

— В том-то и дело, что фюрер не знает, как возвращаться обратно, — сказал я, — вы помните, как мы с вами путешествовали в послевоенную Германию? Вот и он так же где-то бродит, не понимая, что с ним произошло. Но чтобы знать, что он действительно там, нужно подождать хотя бы два-три дня.

— Хорошо, мы подождем, коллега Казен, — сказал Мюллер, — а сейчас расскажите мне, какую разведку вы представляете? Я не поверю, чтобы к такой личности как вы не было подходов со стороны разведки или контрразведки.

— Как не было подходов? — изобразил я удивление. — Когда мы летели в Испанию вслед за вами, то наш самолет сбили во Франции, и я со своим специальным удостоверением попал в руки Сопротивления и даже содержался в замке Иф как граф Монте-Кристо. Спасибо украинским националистам, которые помогли бежать и сотрудникам абвер-заграница, спрятавшим меня у бедуинов. Так что, мне пришлось помыкаться достаточно. Сейчас я гражданин Аргентины и могу свободно перемещаться вне пределов социалистического лагеря.

— А зачем вы все время двигаетесь вслед за нами? — спросил Мюллер. — Ведь мы же вас не приглашали с собой.

— Как это не приглашали? — изобразил я удивление. — А кто меня оторвал от моей практики в Мадриде и поручил восстановить психическое состояние брата Алоиза? Я за вами бегал? Вы меня чуть ли не выкрали. Да и сейчас я за вами не собирался ехать, просто мы приехали по месту выдачи наших паспортов, чтобы еще раз ознакомиться с обстановкой здесь. Задай нам кто-нибудь вопрос о нашей "родине", а мы знать ничего не знаем. И, кроме того, вам нужно был сказать мне спасибо за то, что я оказался здесь и не дал разрезать для исследования оболочку нашего фюрера.

Мюллер ничего не ответил. Встал и пошел к выходу, кивнув мне головой.