Случайный билет в детство

Немного осталось. Сколько? Черт его знает! Два метра, или три метра...

Надо идти дальше, но как назло стена пошла ровная — ни выступов, ни трещин. Чуть выше тот самый карниз. Без страховки не обойти. А как? Надо чуть вправо сместиться, там вроде что-то виднеется. Тихо матерюсь, руку от выступа хоть с помощью монтировки отрывай. Скрипя зубами, наконец, отрываю руку от выступа и тянусь к другому, маленькому такому, что только-только тремя пальцами зацепился. Подтягиваюсь. Дальше, как назло, стена будто отшлифована. Кажется, такие поверхности зеркалами называются. Осматриваю стену по бокам, но там та же проблема. Потянувшись вверх насколько можно, вытягиваю шею и вижу трещину, идущую наискось, но до неё ещё надо как-то дотянуться. Дотянуться не получается — не хватает совсем чуть-чуть, каких-то сантиметров. Опять цепляюсь за тот же выступ и вновь осматриваюсь. Нет других вариантов, только эта трещина, больше зацепиться не за что. А что бы сделал Генка Ким? Прыгнул? Конечно бы прыгнул и зацепился. Его пальцы как крючья стальные, в любую щель вбивай, а я только-только руки начал тренировать...

Долго висеть нельзя — руки начинают затекать, надо решаться...

Присев, шепчу: 'Господи, сохрани!'... но не прыгаю. Что-то меня удержало. Что? А то, что будь я в своём взрослом теле, и то бы не прыгнул, потому что я не альп, хоть и приходится иметь дело со снаряжением. Это Генке такие стены как семечки, а мне...

Надо ещё раз попробовать дотянутся, так надёжней будет. А чтобы дотянуться, надо чуть по-другому встать. Итак, новая попытка. Тянусь...

Левая рука хватается за край трещины, в её самом узком месте. Есть, зацепился! Ещё чуть...

Теперь подтянуться. Правой ногой за тот малый выступ. Чёрт, если пальцами там можно было как-то держаться, то кант кеды только-только цеплял гранит в этом месте. Но делать нечего, все равно больше не на что опереться. Начинаю осторожно подтягиваться. Правую руку тяну к трещине...

Вдруг нога соскальзывает, и я чуть не срываюсь вниз. Левую кисть сводит от боли.

— ... ! — сиплю, болтаясь над пропастью, судорожно стараясь за что-нибудь ухватиться...

Нога ловит тот маленький выступ, с которого сорвалась мгновение назад. Правой рукой зацепляюсь за ту же трещину и прилипаю к камню. Громкий стук из груди, отдаётся в скалу. Фу-х, чуть птицей не стал. Ещё чуть...

Вдох-выдох, вдох-выдох...

Правильно — ещё чуть-чуть. С трудом подтягиваюсь и в полуметре вижу край скалы. На последний рывок уходят остатки сил. Переваливаюсь на площадку вершины и какое-то время лежу без движения, чувствуя, как во мне бурлит адреналин. Как там, в песне: '... ты счастлив и нем...'? вот и я сейчас чувствую это. Боль медленно уходит и вместе с этим меня прорывает:

— Да-а-а! Да-а-а! Да-а-а!

Орал во всё горло, от осознания того, что хоть и немного поднимался по стене, но шел 'соло'. И покорил эту вершину!

Наконец, адреналин схлынул, я поднялся, оглядываясь. Вид отсюда ещё лучше. И чего поперлись на этот уступ на стене? Лень по пологому склону подняться было? Так, вся площадка почти плоская. Только посередине торчит каменный выступ, похожий на табурет, или тумбу в бассейне, у которого я и отходил от трудного восхождения.

Посмотрел на часы. Ого! Я поднимался всего десять минут, а казалось, часы прошли! Как там Савин Переходников и Расулов себя чувствуют? Для них наверно тоже это время как вечность длится.

Подошел к краю обрыва и глянул вниз.

— Олег, Ильяс! Я наверху. Как вы там?

— Нормально, — отозвался Савин.

— А ты чего орал? — кричит Ильяс.

— От восхищения.

— Что дальше?

— Я сейчас за веревкой сбегаю. Потом вас вытаскивать буду.

Быстро спустился к бревнам, схватил веревку, забрался обратно на скалу. Бухта выглядела солидно. Сколько тут метров? Начал просматривать её состояние, заодно считая метраж. Что же, немного потертая, но не рваная. А длины... двадцать метров. Отлично! Хватит и с запасом. Только...

Опять внимательно осматриваю верхушку скалы. Блин, ну и ситуация! За что веревку-то закрепить? Обошел гранитный выступ. А что, раз больше вариантов нет, используем этот валун. Петлёй закрепляю один конец за каменный выступ, пробую на крепость узел. Держит нормально, не соскальзывает. Второй конец веревки травлю вниз. Легкое подергивание означало, что она поймана, но тут веревка резко натянулась. Они что, лезть сюда собрались?

— Эй, там, внизу, — ору я, — лезть не надо.

— Почему?! — прокричал Расулов снизу. — Я смогу свободно залезть...

— Нет, сиди пока там. Я спускаюсь. Держи веревку, но не натягивай.

М-да, легко сказать — спускаюсь. Пока просто стоял у края, было всё в порядке, а как обмотался веревкой, так холодок вдоль хребта побежал. Давненько уж свой страх мне не приходилось ломать. Забыл — что это такое...

Шагая за край, шепчу: 'Господи помоги!'.

Вниз спустился быстро, хоть и пришлось травить веревку медленно, но, может мне это так показалось? Пока проходил стену, разглядывал те выступы и трещины, по которым лез вверх. Сейчас они, почему-то выглядели не совсем удобными. И как я за них цеплялся? Да и неважно теперь.

На уступе ничего не изменилось. Разве что Ильяс стоял и веревку держал, прижимаясь к стене. Переходников так и сидел с закрытыми глазами, спиной к граниту приклеенный. Савин тоже вжимался, только пялился на меня, будто видел во мне что-то необычное.

— Когда ты там заорал, — ворчит Олег, — я уж подумал — все, сорвался.

— Ага, — отвечаю, — и как-то незаметно мимо полетел. Ильяс, веревку отпусти.

Я стравил остатки альп-шнура, глянул вниз и кивнул — хватает. Повернулся к друзьям.

— Сейчас мы начнем спускаться. Там, — я показал пальцем в сторону осыпи, — всего шесть метров. Совсем немного. Пойдем по очереди. Показываю как...

Поднимаю высоко правую ногу и обматываюсь веревкой, зажимаю её у бедра и, выпрямившись, отрываю левую, зависая в полуметре от площадки.

— Вот таким макаром. — я начинаю стравливать веревку, одновременно поясняя, — только спускаться надо медленно, иначе будет ожог от трения.

Расулов и Савин кивнули. Женька тоже, однако, этот эстет глаз так и не открыл. Ладно, повторим.

— Евгеша, смотри... смотри, мля!

Наконец, тот открывает глаза. Повторяю ещё пару раз. Вроде поняли.

— Первым идет Ильяс, затем Олег, потом Жека, я последний.

— Ильяс, давай.

Он берется за веревку. Помогаю ему обмотаться.

— Попробуй сначала...

— Нет, давай сразу. Я знаю, как спускаться дюльфером.

— Да ну?! — Сюрприз на сюрпризе. Скалолаз, мля.

— Тогда давай. Там на осыпи осторожно ступай. Как спустишься, следующего жди. Страхуй на всякий...

Вместе перешагиваем через Переходникова, поправляю веревку и говорю:

— Только не спеши, хорошо?

— Ладно, Серег, — кивает Расулов и начинает осторожно травить веревку. Контролирую его спуск, готовый подсказать и подстраховать, но Ильяс благополучно достиг осыпи, распутался и глянул вверх.

— Нормаль, жду тут.

Я обмотал Олега.

— Помни,— напоминаю ему, — не спеши.

— Постараюсь...

Савин, опираясь об край, нависает над краем и медленно съезжает вниз. Я придерживаю веревку у стены и смотрю на спуск друга. Олег тоже благополучно достиг осыпи. Он, отпустив веревку, почти садится на камни и, шурша ими, сдвигается в сторону.

— Поднимись к бревнам и жди там. — Кричу я вниз Савину. — Тут Ильяс один справится.

Олег лезет по камням вверх, Расулов приготовился принимать следующего. С Переходниковым, похоже, придется повозиться.

— Жека, — приседаю рядом с ним, — надо спускаться.

— Б-б-боюсь, — отстукивает он челюстью.

— Знаю, что боишься. Олег боится. Ильяс тоже. Я боюсь. Главное побороть свой страх.

— Серег. Я знаю, я... виноват. Но не могу...

Мля, хоть силой обвязывай и спихивай. Может действительно, обвязать и спустить? Только силёнок у меня не хватит. Евгеша сильно напуган и будет цепляться за всё подряд, так что надо уговаривать.

— Тут же не высоко, всего шесть метров, как у тебя дома на третьем этаже. Я и Ильяс тебя страховать будем.

Но тот мотает головой. Глаза закрыты. А если ему глаз и не открывать? Хотя бы пока...

— Значит так, Жека, глаза не открывай. Представь, что ты сейчас у себя дома на балконе сидишь.

Лицо у Переходникова кривится — трудно ему сейчас что-то представить.

— Сейчас ты, не открывая глаз, повернешься, и, опираясь на стену, встанешь. Я рядом, буду помогать тебе. Ну... — и тяну его за плечи.

Женька всхлипнул и начал поворачиваться. Сел и вжался лбом в гранит. Есть прогресс!

— Так, хорошо, — придерживая его, начинаю тянуть вверх, — вставай.

Очень медленно поднимается, буквально по сантиметру перебирая руками вдоль стены. Выпрямляется не до конца, оставшись чуть согнутым. Но и это хорошо.

— Вот так, отлично! — подбадриваю его я, — теперь ногу подними... поднимай ногу-то.

Но Женька стоял и больше не двигался. Тогда я сам приподнял его ногу, пропустил верёвку между ног, обвел ею правое бедро, а затем, оторвав руку от скалы, через грудь и левое плечо опустил за спиной.

— Держи, — я попытался сунуть верёвку в правую руку.

— Не могу... — простонал Переходников.

— Можешь! — обозлился я, — не веди себя как тряпка. Нам нельзя тут сидеть. И так долго валандаемся. Хочешь, чтобы мы из-за тебя в последний раз в поход классом ходили?

— Н-нет...

— Тогда давай, попробуй зависнуть на веревке здесь, пока не спускаясь.

— Как?

Я подтянул веревку.

— Вон тут вверху левой рукой ухватись и потянись. И ногу выше подними. Ага, вот так.

Подтянул ему веревку и вложил в правую руку:

— Держи крепче. И не дрожи так, успокойся. Я тебя поддерживать буду, а теперь слушай — скорость спуска регулируется правой рукой, а левая придерживает верёвку. Чтобы остановить спуск, достаточно только сжать кисть. Понял?

Переходников кивнул.

— Сейчас пару раз попробуешь здесь, потом пойдешь вниз. А теперь левую ногу подними.

Женька поднял ногу осторожно. Я придерживал его за спину правой рукой, а левой держал за натянутую веревку.

— Выше поднимай, ничего не бойся. Теперь ослабляй хват правой.

Переходников, эти полметра съехал мгновенно.

— А вот так нельзя, — сказал я сморщившемуся и дующему на руки Переходникову, — чувствуешь как горячо? Давай, подтянись ещё раз, и попробуй медленно, буквально по сантиметру.

Вторая попытка удалась лучше, Женька даже слабо улыбнулся. Ну, слава Богу, отошел от своего испуга. Значит, можно его спускать.

— Теперь вниз, — я двинул его к краю, — смотри перед собой и помни — ничего страшного тут нет. Гранит, вон разглядывай. Кстати, помнишь, как ты на нитке конфеты со второго этажа спускал?

— Ну да...

— Вот и давай, как...

— Я не конфета, — буркнул Женька и поерзал. Веревка сползла к паху.

— Так тоже не стоит делать, — усмехнулся я и поправил её, переместив петлю к бедру, — прищемишь гордость-то свою.

У Переходникова сначала вытягивается лицо:

— Какую гордость? — а потом доходит и он начинает хихикать. Просто здорово!

— Ильяс, ты как?! — крикнул я.

— Нормально, — кричит в ответ, — сижу, на пейзаж любуюсь и вас жду.

Этот сам шутить начал. Ладно, ребятишки, вот спустимся к лагерю, я тоже пошучу.

— О стену опирайся, — говорю все ещё хихикающему Женьке, — как спускаться начнёшь, отталкивайся слегка от неё.

И уже Расулову:

— Ильяс, принимай.

— Готов, — донеслось снизу.

Переходников старался спускался медленно. Осталось всего два метра, как вдруг он съехал так быстро, что проскользнул мимо рук Ильяса. Женька плюхнулся на камни задом, вскрикнул, хватаясь за обожжённые места, и поехал по осыпи вниз. Расулов схватил его за воротник, второй рукой за веревку. Я тут же натянул ее, прижимаясь к скале. Вниз покатились камни...

— Перевернись, — шипел внизу Ильяс, — на ноги встань...

Я не видел всего, но представлял — на уклоне, да еще каменном крошеве, не то, что просто стоять, ходить трудно.

— Наверх давайте, — крикнул я, когда им удалось твердо встать на ноги. — Ждите меня там. Я сам спущусь.

Помогая друг другу, Ильяс и Женька, полезли вверх. Я дождался, когда они до бревен доберутся и, обмотавшись, спустился вниз сам. М-да, этот щебень, да на дорогу бы...

— Серега! — кинулись навстречу мне все трое, как только я поднялся.

— Но-но, охолонь! Ценители прекрасного, мля.

Ребята переглянулись и опустили головы.

— Серег... — начал Ильяс.

— Это...— глухо буркнул Переходников.

— Никому... — продолжил Савин.

— Ничего не скажем, — закончил я, усмехнувшись. — Это и так понятно.

— Спасибо тебе, — почти одновременно сказали они, — что вытащил нас.

— Да ладно, — махнул я рукой, — проехали.

И замер.

— Твою ... ! — выругался я.

'— Ага, особенно как на Лысый Горшок забрались, и сидели там, пока Серёга не придумал, как спуститься' — это Расулов сказал, тогда, на пикнике. Я как раз про белые пятна в своей голове подумал, потом на розыгрыш пенял. А теперь все сбылось. Что это означает? Все предопределено? А может, я выполняю заложенную программу, полученную с монитора моего бука? Нет, бред, не может быть, просто совпадение. Тогда почему про первый день, то есть про стычку с Громилой мне никто не говорил тогда? Получается я сам, неосознанно повторяю тот путь, который был возможен в той жизни, одна из утраченных в прошлом вероятностей?

Что ж, мечты мои, практически сбылись — в горы походом пошли, на вершину я забрался и орал там от избытка чувств, теперь осталось в водопаде искупнуться и на звезды ночью поглазеть. Вот только в ледяную воду в незакаленном теле, как-то не хочется.

Б-р-р-р! — даже передернуло всего.

— Ты чего? — это на меня друзья непонимающе таращатся.

— Ничего, — буркнул, — мы уже полтора часа тут валандаемся, в лагере нас наверно хватились уже. Идите к бревнам и стаскивайте их к той тропе, где мы в первый раз отдыхали. А я пока веревку сниму.

Направился к вершине. 'Надо же, как вышло, — думая я, поднимаясь, — сидели на Лысом Горшке, точней на выступе, а я их вытащил. Напророчил генерал Расулов, мля. Кстати, обрадовать что-ль Ильяса? Сказать ему — генералом станешь... Нет, не стоит. Лучше оставить будущую историю в покое, а то вон какие фортеля выкидывает — не знаешь, что дальше случится? Бабочкин эффект, мать его...'.

На полпути к вершине обернулся и обнаружил, что Савин, Расулов и Переходников за мной тащатся.

— Вы чего?

— Серег, мы лучше с тобой, — чуть ли не хором ответили пацаны.

Махнул на них, и дальше полез. Поднялся, развязал узел, выбрал веревку, смотал в бухту и сунул Савину, вот пусть хозяин и таскает её. Затем мы спустились, и бревна к тропе носили. Хотя они они не такие и тяжелые оказались, но до тропы по откосу лучше все же было тащить по двое.

От лагеря слышался смех и музыка. А ещё ветерком пахнуло так вкусно, что наши животы сразу урчанием откликнулись. Веселятся там, а мы тут корячимся, бревна таскаем...