Главы 1 -20. Вивусзеро живое начало.

— Мы еще сочтемся. Я вас на куски порежу, приедем в Вавилон! Понял Стоун! Это все ты, ты уничтожил Калдрон? Ублюдок, мы с тебя все спросим! — кричал Морган, уверенным в нашей вине голосом. Поодаль, проявляя не в пример меньше эмоций стоял Мерлин и еще человек шесть-семь. Все выжившие в мясорубке.

Подошел Ковальский и приказал Рамке угомонить Моргана, тот все изливал фонтаны дерьма на наши головы. Полковник сиял, словно съел коробку леденцов. Хотя чему было радоваться, погибли сотни человек, по нашей или чьей другой вине.

— Картина проясняется. — сказал Ковальский, — Я так себе примерно и представлял всю историю. И вы в ней не такие белые и пушистые, какими хотите быть. Мы вас доставим в Вавилон, где будем судить!

Слова Владислава я воспринял спокойно, ожидая нечто подобное. Морган с Мерлином смогли договориться и начнут петь в две дудки очередную историю про плохого Стоуна и его подельников. И я не сомневался кому поверять, те, кто и спровоцировали весь конфликт в Калдроне. К немалому его неудовольствию, пришлось оборвать очередную тираду полковника в самом начале:

— Ковальский, хватит пафоса. Я не сомневаюсь, что вы будете слушать басни ваших шестерок. У меня нет иллюзий, что вы нас осудите за то, что мы не дали себя прикончить этим тварям и вырвались из мясорубки. Можете привести приговор прямо здесь, вы самая подлая гнида, какой может стать человек. И вот в этом сомнений ни у меня ни у вас быть не может.

Лучезарность полковники моментально исчезла. Ковальский подошел ближе, на его щеках ходили желваки:

— Не за спасение ваших жизней мы вас будем судить, а за то, что в угоду своих амбиций вы не смогли уступить более сильной стороне, которая могла спасти Калдрон.

— Это кучка извращенцев, и бородатый тюфяк — сильная сторона! — усмехнулся я.

— Нет! — надменно сказал он, — Это Вавилон! — повернулся спиной и направился к Мерлину с компанией.

— Не кипятись Русский! Ты же все равно говорил, что с Вивуса выхода нет. Так наслаждайся моментом. Мы живы. И нас кокошить сейчас не будут! Неужели ты ожидал чего-то другого! — ободрил меня Стоун.

Молчаливый Африка, не произнесший за весь день ни слова вдруг выдал:

— Он не хороший человек, и дружит с нехорошими людьми. Африка будет их убивать, всех кого сможет! — и он посмотрел на, стоящего рядом Рамке, — А тебя Африка убивать не будет! — закончив необычайно длинную для него тираду, великан опять впал меланхоличное состояние. Рамке же немного отступил назад, но потом опомнился, нахмурился и крепче вцепился в оружие.

Нас развязали и мы смогли поесть, после чего провели ночь без спальных мешков на открытом воздухе. Не получилось даже подремать пару часов, было холодно, лежать же на голой земле просто опасно. Под утро у меня заболело горло, что на Вивусе было впервые. После ранней побудке нас опять накормили, после чего бывшие калдроновцы поглумились пару минут, рассказывая нам о всех прелестных моментах не столь далекого будущего. В машинах нас опять связали и мы уселись на жесткие сидение, другого ховера. Нашу машину отдали Моргану с Мерлином.

В этом ховере вояки разговаривали побольше, в особенности короткостриженый парень, интеллигентного вида, к которому все обращались лейтенант Гала. С дисциплиной в Вавилоне было все на очень высоком уровне. Везде слышались: " Сер, есть!", — и прочая уставщика. Я бы даже порадовался, если бы не связанные руки и положение узника, о котором мне не преминули напомнить, когда я попытался поговорить с вавилонцами.

Мы ехали, делали небольшие остановки, потом опять трогались с места, но такая бешенная скачка, как вчера, не повторялась. Я превратился в слух, из разговоров военных мне удалось почерпнуть хоть какие-то сведения.

Вавилон установил прочные контакты с ящерами Фаллу. Как я понял, нас даже сейчас сопровождали две их машины. Мы катили по территории Фаллу, срезая путь до Вавилона. Ящеры были неплохими вояками, так что путь не обещал происшествие. Но на всякий случай, в будке постоянно дежурил наводчик крупнокалиберного пулемета. Остальные солдаты немного расслабились. Пара играла в самодельные кости, бросая их в широкой консервной банке. Это было явным нарушением, но лейтенант на предпочел закрыть глаза. Остальные чесали языком или пытались дремать Внешне вавилонцы выглядели одухотворенней и опрятней, хотя и были одеты в одежду из того же серого материала. Нашивки на рукавах, другие знаки различия, единообразная амуниция делали их облик более выигрышный в сравнении с криминально анархичным Калдроном. Они мне даже нравились. А когда я услышал воспоминания о ждущих из рейдов женах, то даже пожалел, что пришельцы занесли меня в не Калдрон.

В сердце начала колоться иголка, с именем Ани. К горлу подкатил ком, запоздалых переживаний. Меня как будто начало разрывать, беззвучной тяжелой давящей болью. В голове возникали оправдания, круговерть образов, воспоминания начинали физически душить. Хотелось закричать, поорать, заплакать, наконец от жалости, от досады от горького чувства вины. И хоть защитники совести подкидывали целый десяток оправданий, говорили о невозможности чего бы то изменить, я все равно знал, что виноват. Был идиотом, глупцом, который закрывал глаза на очевидные вещи. В итоге потерял единственный лучик, единственного человека на Вивусе который грел, которые зажигал в сердце живое тепло и которого я не замечал. Наедине с самим собой и подобными мыслями прошла добрая часть пути. Хотя ящеры и были союзниками, Ковальский хотел проскочить их территорию на максимальной скорости. Но ночевать у них все равно пришлось.

Очередная бессонная ночь подкосила меня. Утром я был разбит и ели заполз в ховер. Теперь посторонние мысли меня не мучали не так сильно, а дорогу я провел в полудреме, просыпаясь на кочках, встречающихся, чуть ли не каждую минуту. Следующая ночевка приходилась на смежные территории. Караулы усилили, но всё равно никто не спал. Пару вояк рядом трепались почти всю ночь и я почерпнул кое что интересное.

На этом участке сходилось четыре сектора: бородавочники, фибриссы, ящеры и Вавилон. Соседство таких активных во всех смыслах содей делало эту часть пути самой опасной. Ни одна поисковая группа Вавилона пропала здесь. До фаллу было уже далеко, а до границы Вавилоно еще только предстояло доехать. К тому же в этом секторе в последнее время повысилась активность серых драконов.

В середине ночи с холма занятого дозором послышались крики и выстрелы, замелькали лучи фонарей. В шедшей на помощь группе залился, реквизированный у Африки пулемет. Когда вояки вернулись в лагерь, то притащили половину тела одного из дозорных, второй человек пропал. Больше никто и не ложился, поэтому я в наглую залез в один из спальников и продрых в нем до утра. То же самое сделали Африка и Стоун. А вот Дик все это время, пока мы ночевали на свежем воздухе, лежал ховере. Медик так и не снял с его ноги медицинский модуль. Ехал он в другой машине, так что нам удалось переброситься лишь парой слов. Дела у него пошли намного лучше, он уже начал шутить в своей обычной скабрезной манере, так что существовала надежа, что ноги он не лишиться.

Во второй половине следующего дня нас все же догнали. Броневички эскорта загрохотали своими пушченками, им в ответ басовито ухало что-то посерьезней. Через какое-то время следует мощный взрыв справа. Корпус стонет от взрывное волны, борт напротив меня прошивает осколок, впивающийся молодому вояке в лицо. У нас, по прежнему, связаны руки и мы можем лишь смотреть, как его товарищ обрабатывает рану пеной. Сверху короткими очередями стучит тяжелый пулемет. Сыплются горячие гильзы на пол ховере. До мешка гильзосборника, здесь не додумались, или просто забыли одеть. Раненый начинает кричать, пытаясь добраться руками до похожей на пломбир головы. Его лицо все в ослепительно белой пене. Её баллончики одновременно заменяет и бинт и антисептик, и другие необходимые препараты.

Опять слышатся взрывы, затем еще, и еще. В темном отсеке вырубается освещение, оставляя нас один на один с темнотой. Лишь сквозь небольшое проделанное осколком отверстие, проникает косой лучик и утыкается в противоположный борт.

Темнота и неизвестность. В такие минуты, они начинают давить, врываются в грудную клетку, пробуждая всё скрытое. До поры до времени, в каждом из нас сидят страх и первобытный ужас. И они вырваться, порвав путы любой прочности. И трус от храбреца отличается лишь прочностью замков. У кого-то дверца с лету выбивается, и страх вырывается в грациозном прыжке, заполняя человека от головы до пяток. А у кого-то есть множество засовов, барьеров, навесных и встроенных замков, кажущихся неприступными. Но и они дают трещину. И темном чреве ховера страх высунул свою когтистую лапу, и начал скрестись где-то внутри, вызывая холодный пот.

Погоня была долгой. Преследователи не отступали, пока наконец стрелок, сидящий в будке наверху не закричал, что прибыла подмога и мы прорвались. Страхи сомнения ушли, калитка захлопнулась до следующего раза. Через некоторое время наш ховер остановился, из него вывесли раненого, успевшего накричаться и впасть в блаженное забытье. А мы покатили в Вавилон.

Глава 16. Скорый суд.

К сожалению, красот новой колонии людей на Вивусе я так и не увидел. Положение пленника к экскурсиям не обязывает. Но то, что здесь цивилизация шагнула далеко вперед, я понял по тюрьме.

Дик, вместе с раненым воякой отправился в местное учреждение здравоохранения. А вот нас выгрузили у большого одноэтажного здания. Уже смеркалось, но разглядеть экстерьер нового места заключения все же удалось.

В Вавилоне была самая настоящая тюрьма, построенная из пористого камня. Метод стройки был все тот же. Сплавление с помощью резака и термоизоляции. Только вот исполнено все было более культурно. Ни тебе потеков, ни кривых стен, вполне себе нормальная кладка, перекрытия из листов и чего-то вроде бетонных балок. Ангар Ямы и бар Моргана, в сравнении с этой постройкой выглядели бы так же, как шалаш и хороший кирпичный дом.

За массивными дверями нас ожидал просторный "предбанник" с бойницами. Здесь нас еще раз обыскали и отвели в довольно большую камеру, где уже сидели четыре человека. Габариты Африки и Стоуна сразу же произвели впечатления, так что нам молча уступили дальний угол у небольшого окна с самой настоящей решеткой.

Там были навалено множество затрапезных распоротых спальных мешков и еще какого-то тряпьё. Запах исходивший от кучи, говорил о тяжелой жизни туристических изделий. Выбрав что почище, мы уселись на пол, переговариваясь ничего не значащими фразами. Один из сидельцев. Сморщенный азиат, лет сорока, с тонкими полосками прищуренных глаз, и огромной лысиной с прилипшими к ней тонкими прядями, осмелев, подсел к нам поближе. Он протянул руку:

— Хошемин. Меня зовут Хошемин, это не имя, а кличка! — представился он, слегка кивая головой при каждом слове. — Имени своего я давно не помню! Увы, а ведь оно, наверняка было прекрасным.

Наше молчание не смутило его, он продолжил:

— Я здесь политический заключенный. Мои разногласия с Венделем достигли такого накала, что я оказался здесь. — затем он хитро прищурился и спросил, — А вы откуда. Я слышал, что к нам перебрался весь Полис свободы. Вы должно быть оттуда, теперь мерзкие порядки этих вояк действую и у вас!

В дальнем углу заржала тройка столь заросших и нестриженных оборванцев, что было лишним даже для Вивуса, где с парикмахерскими ощущалась явная напряженка.

— Ну Хош! Опять жжет! Политика! Стащил у Элли, прямо у аппарата баклагу с пойлом и вылакал все. А теперь политика! — опять прыснул один из них.

Хошемин прищурился еще больше, так что его глаз стало вообще не видно и прошипел в ответ:

— Мне нужен был спирт, для своих исследований. Я все потратил на исследования, а этот баран Вендель с идиотом Новиковым не захотели меня поддержать. Они не давали мне ресурсов, держали на голодном пайке! Как какого-то несмышленыша, гоняли с ружьем за периметр. А ведь я стоял у истоков благополучия Вавилона. Да, да я! Кретины! Да еще и бросили сюда. Ну, выпил я с горя, ведь не получилось. Немножко не хватило, все бактерии посева погибли! — и он поднял руки, сжав хиленькие кулаченки.

Стоун сейчас пребывал в какой-то ухмыляющейся апатии, уставившись в потолок. Африка переживал разлуку с любимым пулеметом и сидел истуканом, выписывая на ладони кренделя, своим пальцем-сарделькой. Пришлось налаживать контакты мне, хотя говорить ни с кем не хотелось:

— Мы из Калдрона! — решил я ничего не придумывать, так как скрывать нам уже было нечего.

У Хошемина немного приоткрылись глаза, в них загорелся какой-то загадочный огонек. И он быстро кивая в такт словам спросил:

— А что Калдрон, тоже присоединился к тирании Вавилона.

— Практически. Калдрон погиб, его уничтожили мохнатые. Выживших немного, добрая четверть здесь.

Оборванцы в дальнем углу оживились и начали смотреть в нашу сторону. Хошимин опять немного приоткрыл, вечно прищуренные глаза. Видимо это у него означало выражение крайней степени удивления. Его взгляд был глубокий словно бездна. Снисходительный мудрый, лукавый, сочувствующий, грозный. К этому взгляду следовало подобрать ещё сотню слов, выражающих человеческие чувства и особенности. И всё равно, полностью описать его было бы невозможно. Он содержал всё полностью, не забыв ничего. Лишь когда послышались слова я смог оторваться от этого взгляда:

— Как, погибла целая колония? Что же вы делаете здесь? Вы же выжившие! — Хошемин развел руки в разные стороны.

— Видимо нас считают преступниками! — решил я не вдаваться в подробности. — Даже не спрашивай за что, не знаю, но надеюсь, что здесь расскажут. Лучше опиши, как обстоят дела в Вавилоне? Мы о его существовании узнали то недавно! — немного приврал я.

Хошемин задал еще пару вопросов, на которые так и не получил ответов, после чего я начал по крупицам выпытывать информацию о Вавилоне. Мой собеседник был очень увлеченной натурой. Он много раз уходил в дебри невероятных слухов и сплетен, хоронил мои вопросы под ворохом ненужных размышлений о философских аспектах деятельности неизвестных, глубоко вдавался в политические отношения сильных мира сего, углублялся в научную подоплеку исследований бактерий Вивуса и вообще с каждым предложением уходил от сути вопроса.

Может быть, было бы лучше, поговорить с одним из оборванцев, но все же обладатель невероятно узких глаз, скрывающих невероятные глубины смог рассказать много нового, в особенности об истории этой колонии, в которой он являлся одним из старожил.

Вавилон был основан очень давно по меркам Вивуса. Существовали журналы, которые свидетельствовали о более чем пятидесятилетней истории колонии. Таким процветанием Вавилон был обязан двум обстоятельства.

Первым из них было нахождение сектора на границе со стеклянными полями. За которыми располагалась одна из свалок, на которую привозили разбитые машины с техноарен. А вторым обстоятельством являлось, то что Вавилон управлялся более или менее разумными людьми, которые могли воспользоваться этим преимуществом. Здесь выстроилась четкая централизованная схема распределения ресурсов, в которой каждый человек был винтиком со своими обязанностями. В Вавилоне отношение к новеньким в корне отличалось от того, что я видел в Калдроне. Вновь прибывших никто не загонял в отстойники и не охранял как скот, до момента отправки на арену. Здесь существовало такое понятие как жеребьевка. Каждый человек, будучи новеньким должен был пройти ее дважды, а спустя год еще один раз. Те кому достался несчастливый черный шарик, уходили на арену, те кому везло оставались.