Волхвы Скрытной Управы. Щит ( ч. 1)

Бродят по стойбищам слухи. Радуется горячая молодежь, не обнажавшая сабель в настоящих битвах, надеется прославить своё имя. Хмурятся старые воины, не понаслышке знающие цену звону золота и стонам покорных женщин. Колеблются беи, разрываясь между противоречивыми желаниями. И все ждут решения Великого Схода...

Серый вошел в шатер вслед за Игорем, неприметной тенью скользнул за князем и устроился рядом с ним на расстеленной кошме, по-степному скрестив ноги. Приветственные речи говорит главный, таков извечный порядок, нарушать который невместно. Особенно гостям. Зато речь князя построена так, что воевода и сам окажется представлен, и всех присутствующих узнает. Вот только придется воеводе запоминать шестнадцать имен да восемь названий земель. Печенежских названий. Детки-то с таким играючи бы справились, а Серый уже не молод, память не та. Но не след на Великий Сход тащить малолетку без положения в обществе. Убеленный сединами воевода вятичского князя — дело одно, а двадцатилетний дружинник — совсем другое. Впрочем, даже будь Серый уверен в своей памяти, всё одно подстраховка лишней не бывает. Имена да названия выучил заранее, а сейчас лишь 'привязывал' к ним лица. Лишь одна замена произошла от предполагаемого состава. Вместо старого Бору, шамана племени Кара Бей, Каидуму сопровождал сын по имени Сулчу.

Пока шли ответные цветастые приветствия печенегов, пока девушки разносили чашки с кумысом, и раскуривалась 'трубка мира' (или что-то очень на нее похожее), Серого не оставляло устойчивое чувство дежавю. Он ощущал себя в казахской или киргизской юрте уже подзабытого века. Казалось, за войлочными стенами ждут не кони, а десяток джипов. Которые и развезут под утро осоловевших собутыльников по домам, потратив на это даже не часы, и тем более не дни и недели. Ни чуждый азиатам двадцать первого века обряд совместного курения какого-то травяного сбора, ощутимо бьющего в голову, ни славянские лица печенегов были не в состоянии нарушить устойчивого ощущения. И то, надо сказать, пропорции лиц-то славянские, а всё остальное... Загар такой, что большинство казахов посветлее будет. И прически... Впрочем, косы у них неповторимые... Зато чашки — вылитые пиалы, а 'чай', последовавший после первой и единственной порции кумыса — на вкус та самая казахская гадость, пить которую с непроницаемым лицом могут только степняки. Как выяснилось, еще киевские князья. И русинские воеводы. Благо в жизни приходилось вкушать 'лакомства' и похлеще.

Наконец, разговор перешел к делу. Предложение Игоря встретили гробовой тишиной. По бесстрастным лицам нельзя было сказать, вызвана она неожиданностью или исключительно правилами приличия. Скорее, второе. Зря, что ли, столько времени распускали слухи о готовящемся мероприятии? Тихие, без лишних подробностей, чтобы ни у кого не возникло ненужных подозрений.

— Что скажут беи? — мерно проговорил Батана, старейший из присутствующих.

Свое мнение вождь Була Чопон выскажет последним, как и положено истинному аксакалу, обладателю длиннейшей белоснежной бороды. И привычки постоянно раскачиваться из стороны в сторону.

— Царьград — богатый город и добыча там велика, — речь Ваицу текла неторопливо, как воды Днепра вдалеке от порогов, — но ее надо еще взять. Ромеи не так слабы, как кажется. Уверен ли князь в успехе?

Половина присутствующих одобрительно зацокали языками. Игорь же только кивнул в ответ.

— Уверенность столь великого воина, как Игорь Безжалостный, — продолжал предводитель Явды Эрдим, — вселяет огонь надежды в мое сердце, но на чем она основана? Прежде, чем принять решение, надо знать...

Разговор тянулся жевачкой. Той самой, что Галка Багранова подсунула арабскому торговцу на киевском рынке. 'Мавка' возлюбила южных купцов нежной и ничем незамутненной ненавистью, и запустить несчастному в шевелюру тщательно разжеванный комок из трех пластинок резинки было самой невинным из ее проделок в отношении представителей торгового племени. Приклеился подарок мгновенно и надежно, и каждая попытка освободиться только ухудшала ситуацию. А как она тянулась... Серый с трудом сдержал улыбку, вспомнив проделку неугомонной егозы...

Разговор, тем временем, потерял первоначальную степенность и упорядоченность. Мнения разделились примерно поровну. Четыре бея были за поход, готовые выступать хоть сегодня. Трое — боялись неудачи. Хитрый Батана молчал, как Зоя Космодемьянская на допросе.

За четыре часа все доводы были повторены десятки раз, все предложения обсуждены, взвешены и обсосаны со всех сторон. Давно потерян счет выпитым пиалам. Но выхода из тупика видно не было. Если так пойдет дальше, к русскому войску присоединится лишь четыре племени. Или меньше. Расклад сил к вечеру может и измениться. Четыре не восемь. Это всем гуртом батьку бить сподручно...

— Русы — великие воины, — горячо втолковывал Куркуне, — с ними поход будет удачен. Как уже было при Олеге!

— Никто не хает русской удали, — возражал Ипаоса, — но и русы не всесильны. Разве сможет один человек справиться с тремя умелыми воинами? Так и здесь!..

Пора!

— Мой дружинник сможет! — громко произнес Серый, перебив очередного бея, решившего бессмысленно поразглагольствовать. — Притом, каждый!

— Да? — скептически усмехнулся вождь Суру Кулпеев. — Что ж, по дороге на Сход боги подарили мне отряд угров. Троих удалось взять живыми. Пусть твой боец победит их в схватке, и мое племя пойдет с тобой куда угодно.

— Ты издеваешься? — гневно воскликнул воевода. Со степняками только так и надо. Экспрессия, напор, и твердая убежденность в своих словах... — Эти угры либо трусы, либо они изранены так, что не могут стоять на ногах! Драться с такой падалью — позор для воина!

— Не говори необдуманных слов, воевода русов, не говори. Один из них Термачу, внук дьюлы Тархоша. А остальные — из его ближней дружины. Они действительно ранены, но по-прежнему отличные бойцы.

— У меня есть предложение лучше, — усмехнулся Серый, — три воина по выбору Великого Схода. И любой кметь моей личной дружины.

— Нельзя ставить на кон жизнь воинов, не поставив свою, — веско сказал Батана, глядя в глаза Серому.

— Если умрет мой человек, умру и я, — ответил тот, не отводя взгляда.

В Большом Шатре установилась тишина. Такая же, как была в начале совета. Но теперь не из-за обычаев, а из-за ситуации. Беи смотрели на воеводу по-разному. Одни — безмерно уважая за смелость и решительность. Вторые — столь же безмерно презирая за самоуверенность и глупость. Равнодушных не осталось.

— Они будут драться пешими? — спросил Куркуте. Степной Лис желал хоть в малости помочь тому, кто поклялся в вечной дружбе на вершине Белого Старика...

Серый усмехнулся и сам захлопнул ловушку:

— Зачем же пешими? Воинам Степи непривычен пеший бой. Пусть это будет равное состязание. На конях. Но! — воевода поднял ладонь, останавливая зарождавшийся шум, — коней не калечить. Им еще нести нас сквозь Степь.

Тишина взорвалась. Говорили все. Разом. Понять, кто и что, было совершенно невозможно, но общий настрой... Теперь вожди жаждали наказания наглого руса. Теперь уже Батана повыше задрал руку, гул стих:

— Хорошо. Завтра будут скачки и состязания в стрельбе из лука. После этого состоится поединок. Если твой человек выиграет, трое из нас умрут. И все восемь племен пойдут за тобой. Кто скажет против?

— Они умрут не сразу, — уточнил воевода. — Только после похода.

Старый бей кивнул и, не дождавшись возражений, закончил:

— Решено.

Книга

'Интересная штука — спорт в печенежском понимании. Он немыслим без коня. Как и печенег. Кочевник не представляет другой жизни. Он садится в седло почти младенцем и покидает его уже мертвым. Чтобы добраться до соседнего шатра, степняк не идет пешком! Нет, истинный сын Степи взлетает в седло, не касаясь стремян, и вихрем пролетает жалкие десять метров, разделяющие пункты отправления и назначения. Степняк может спать в седле, есть в седле. Может и детей делать в седле. Видимо, для того, чтобы четвероногий боевой друг тоже участвовал в важном процессе. Рожают, правда, печенежские женщины в шатрах. Но и то не всегда.

Естественно, любые состязания немыслимы без коня. Серый не зря выбрал именно конный поединок. Иную победу степняки в жизни бы не посчитали честной.

Соревноваться печенеги любят. Особенно когда победитель становится первым батыром среди всех племен! А Большой Сход — большая, нет, огромная редкость... Неудивительно, что отлично знающие менталитет соплеменников, беи выделили несколько дней специально под состязания.

Дабы убедительнее показать кочевникам, насколько сильны предполагаемые союзники, наши участвовали во всех соревнованиях. Мы подумали, и Серый решил, что должно быть именно так. Простенькая такая задачка: разгромить в пух и прах степняков на их поле. И победа должна быть везде. Чтобы не просто победить, а ткнуть мордой в пыль и вопросить, рученьки за спину заломавши: 'Веришь ли ты, рожа, узкопленочная, что от тайги до балтийских морей русская армия всех сильней!?'

Впрочем, в скачках нам задачу упростили донельзя. Известнейшая в узких кочевых кругах будущего игра 'задрать козла', она же 'козлодрание', как выяснилось, была сильно упрощена грядущими поколениями. В Печенежской Степи она предстала перед нами в первозданном виде.

Сначала претенденты на звание самого быстрого поприща три скакали от старта до промежуточного финиша, где гулял и кушал травку привязанный к колышку козлик. Самый настоящий, причем живой и здоровый. Бедолага должен был подхватить уворачивающееся животное и привезти его обратно к старту. Живого. А остальные — догнать, отобрать и... Ну и так далее. Кто привез козла, тот сам такой. То есть, самый сильный, ловкий, смелый и сдавший норму на значок ГТО. Что, потомок, не знаешь, что такое 'значок ГТО'? А тебе и не надо, это сугубо наши шутки. Причем, нападать могли и те, кто еще не проехал контрольную отметку. Правда, если бы им повезло, то все равно пришлось проезжать контрольную точку. С козлом в обнимку.

Особым шиком считается довезти козла живым. Что, на самом деле, не так просто, как может сначала показаться. Мало кому удается не сбросить скорость, одновременно удерживая перепуганное животное. И к острым копытам и рогам добавляются загребущие конечности остальных претендентов. Ведь как только лидера догоняют, бедную скотинку начинают дергать во все стороны десятки жадных рук. Иногда бывает, что к финишу козлик приходит в руках нескольких наездников. По частям. В таком случае, выигрыш присуждается головоносцу. А если голову умудрились по дороге потерять, то самым-самым объявляется тот, кто притащил наиболее крупный кусок.

В нашем случае такие правила позволяли избежать всеобщей свалки, больше похожей на лотерею. Не могу сказать что-либо против печенежских лошадок, не зря им китайцы приписывали 'кровавый пот', но супротив отборных 'буденовцев' предки 'кабардинцев' и прочих 'калмыков' не вытягивали. Наша тройка выскочила вперед со старта. Не став дожидаться отстающих соперников, погнали к 'точке'. Там Бурей одним движением подхватил заметавшегося было козла и, приголубив кулаком промеж рогов, швырнул беспамятное животное поперек седла. Парни пришпорили коней, по широкой дуге обойдя хвост кавалькады. И всё. Оторвались от преследователей на полверсты, а козлик очнулся крайне вовремя, чтобы после приземления к ногам Большого Местного Босса (и Главного Судьи по совместительству) встать и жалобно заблеять. Босс удивленно потряс седой, но совсем даже не жиденькой бородкой и провозгласил Бурьку победителем. Лицо у Биг Босса сделалось такое, будто он сожрал лимон, закусывая вареной сгущенкой и запивая теплым пивом.

Со стрельбой процесс прошел намного интереснее. Стоит чучелко в человеческий рост, а метрах в ста проведена борозда, вдоль которой надо проскакать галопом, на ходу расстреливая боезапас в сторону цели. У кого в чучелке торчит больше стрел, тот и есть Робин Губ печенежского разлива. Думаю, ни взаправдашнему, ни киношному Локсли в 'степном дерби' ничего не светило. А вот Нискиня... Тут ведь самое важное — сколько стрел можешь держать в руках, стреляя на ходу. В колчан лазить некогда. Семь удержит любой печенежский подросток. Хороший воин — дюжину. Вот только в грабли нашего дитятки влезало полтора десятка. А стрелять Никита Борисыч умел не хуже любого другого. Что наглядно продемонстрировало похожее на дикобраза чучелко.

Но центральным событием недели стал поединок. Рядом с предстоящим показательным кровопусканием меркла даже перспектива похода на Царьград. Набег, поход — дело привычное. Побольше размером, поменьше — невелика разница. А тут возможность безнаказанно зарубить руса! Ну, или самому головы лишиться. Это вам не хухры-мухры! И не халат в исподнее заправлять!

Поединщика с нашей стороны беи выбирали долго и придирчиво. Начали с того, что исключили из возможных претендентов всех обладателей фиолетовых чубов. Наслышаны уже были про 'Детей Стрибоговых'. Потому выбрали послабее, то есть не отмеченных 'знаком особой отваги и доблести'. Русинов, то есть, выбрали, мудрецы от слова 'муди'. Потом горячо спорили, давать ли русам шанс, допустив богатыря Тишату, или не рисковать зазря. Осторожность победила. И выбор умудренных саксаулов пал на 'маленького и слабенького' Изяслава. Могли бы и сразу пойти к стенке под дуло пулемета.

Печенежские бойцы габаритами до Тишаты не дотягивали. Но Изю заметно превосходили. Сабли в руках смотрелись игрушечными. Могучие торсы, увитые мышцами, вязь татуировок, косы на зависть киевским девкам... Впечатляющее зрелище. Изя выглядел пожиже. К тому же, ни косы тебе, ни завлекательных картинок. Зрители даже ставок не делали. Несмотря на предыдущие наши выигрыши. Простые люди, дети природы, что видят, тому и верят. Никакого воображения. А получилось все красиво.

Четверка сошлась... Свист сабель, стук ударяющихся клинков, глухой хряск удара... И разошлась. Воины проскочили мимо друг друга. Трое. А четвертый остался валяться на земле, потирая расплывающийся под левым глазом фингал.

Прикладывался к мать-сырой земле печенег недолго. Свистнул коню (выучка-то на высоте!) и взлетел в седло. Вот только конных на тот момент оказалось всего двое. И 'фонарь' начал наливаться у еще одного. А последний, еще не обзаведшийся украшением, покинул седло секундой позже. После этого поединщики стали осторожнее, второе падение с коня считалось 'смертью'. Да и стыдно степнякам из седла вылетать. Только помогло это мало, разве что второй раунд был не столь быстротечен, как первый. Изя долго не мог поймать последнего...'

Печенежские Степи, лето 6448 от Сотворения мира, серпень

Эх, забавы богатырские! Хорошо сойтись в потешной схватке с сильным противником, да доказать, что глуп он, как дикий нохча, раз считает себя сильнее тебя. Помахать сабелькой булатной, снятой с араба, убитого собственной рукой в свирепой сече.

Хуже, когда приходится биться втроем на одного. Победишь — славы немного, проиграешь — малые дети будут в лицо смеяться и пальцами, в соплях измазанными, в спину тыкать. Впрочем, проиграть еще суметь надо. Численный перевес никто не отменял.