Продвижение было медленным. Передвигаться в условиях нулевой гравитации затруднительно, и каждый люк приходилось открывать с помощью лебедки. Макирас попыталась восстановить нормальное питание со вспомогательного пульта. Загорелись зеленые лампочки, указывающие на то, что все операции выполнены, но ничего не изменилось. Итак, мы плыли по кораблю, не имея возможности воспользоваться рычагами и не в состоянии пройти через люки без особых усилий. Один из них сопротивлялся нам так яростно, что мы задались вопросом, не было ли за ним вакуума, хотя показания приборов были в норме. В конце концов пришлось спуститься на один уровень и обойти его стороной.
Мы почти не разговаривали. Полагаю, говорить было особо не о чем. Когда мы все-таки говорили, то всегда шепотом, как будто кто-то, кроме нас, мог подслушивать. Кармоди на "Тенандроме", должно быть, тоже это чувствовал. В тех редких случаях, когда мы слышали его голос, он был тонким и приглушенным.
Прошло уже много лет с тех пор, как мы с Макирас совершили ту странную прогулку по "Корсариусу". Холод, который витал в его атмосфере, до сих пор пронизывает мои ночи. Мы приближались к мостику, и я был готов на всю оставшуюся жизнь стать осторожным человеком.
Макирас оглядела мостик Кристофера Сима и фыркнула. — Примитивная штука, — сказала она. Но долго смотрела на капитанское кресло, с которого Сим руководил сражениями, ставшими легендарными. Затем, оторвавшись от экрана, осмотрела консоли, увидела то, что хотела, и нажала клавишу на одной из панелей. — Попробуем одно g, Хью. — Но ничего не произошло. Она попробовала еще раз: на этот раз что-то в переборках заскулило, зашипело и схватилось. Я почувствовал, как кровь, внутренние органы, волосы — все выплеснулось на палубу. — Я также включила обогрев, — объявила она.
— Сэйдж, — сказал я, — думаю, пришло время услышать, что скажет в свое оправдание капитан Сим.
Она кивнула и отключила связь с "Тенандромом". — Пока мы не узнаем, в чем дело, — объяснила она, склоняясь над командной консолью.
Ей пришлось немного повозиться, чтобы найти то, что она хотела. Пока она это делала, я отвлекся на изучение мостика, спроектированного людьми, которые явно испытывали глубокую и неизменную любовь к дуге, петле и параболе. Геометрия была в том же стиле, что и внешний вид корабля: было трудно найти где-либо прямую линию.
— Хорошо, Хью, я поняла. — Она выпрямилась, прижав пальцы к решетке. — Следующий голос, который вы услышите...
...Определенно не принадлежал Кристоферу Симу. — Ноль шесть четырнадцать двадцать две, — говорилось в сообщении. — Эбонай четыре. На сегодняшний день завершены ремонтные работы первой и второй категорий. Ремонт третьей категории по указаниям описи. Системы вооружения полностью восстановлены. "Корсариус" возвращен в строй.
Очевидно, это была запись, сделанная во время стоянки корабля в порту, предположительно руководителем рабочей бригады. Я посмотрел на Макирас.
— Это все еще стандартная практика, — сказала она. — Порт всегда делает запись о возвращении командования судном его капитану. Он должен говорить следующим.
Кристофер Сим никогда не произносил речей, никогда не выступал в парламентах и не прожил достаточно долго, чтобы оставить прощальную речь. В отличие от Тариена, его голос так и не стал знакомым школьникам Конфедерации. Тем не менее, я сразу узнал его.
— Ноль шесть четырнадцать тридцать семь, — произнес он сочным баритоном. — "Корсариус" получен по наряду на выполнение работ два-два-три-каппа. Трансформеры проверены до уровня девяносто шесть целых тридцать семь сотых, что неприемлемо для боя. Команда понимает, что возможности порта сейчас подвергаются испытаниям. Тем не менее, если техническое обслуживание не в состоянии произвести ремонт, оно должно, по крайней мере, выявить неисправности. Настоящим "Корсариус" возвращается в порт. Кристофер Сим, командир корабля.
В очередном раунде заявок было объявлено о переработке "трансформеров". На этот раз Сим согласился без комментариев. Но даже по прошествии двух столетий в его тоне можно было прочесть удовлетворение. И снова последнее слово.
— Это было незадолго до того, как команда взбунтовалась, — сказал я, проверяя даты.
— Да, Хью. Мятеж, семеро безымянных, у нас есть все.
— Проверьте остальное! — сказал я.
Она попыталась. Ее пальцы забегали по консоли. Она нахмурилась. Заворчала на систему. — Кажется, это последняя запись. После нее ничего нет. — Она попробовала еще раз. Покачала головой.
— Как такое может быть? Кто-нибудь стер его?
— Это судовой журнал, Хью. Его нельзя стереть, нельзя подправить, нельзя изменить каким-либо образом, не оставив следов. Мы заберем его и передадим в архив для проверки. Но я сомневаюсь, что там были какие-либо изменения. В этом не было бы смысла.
Это не может быть правдой. "Корсариус" вступил в бой вскоре после этого. Должны были быть записи в журнале.
— Да. Этого требуют правила. Даже в то время. По какой-то причине Кристофер Сим взял команду добровольцев на решающую в его жизни битву и не упомянул об этом в своем журнале.
— Возможно, он был слишком занят.
— Хью, это не могло случиться.
Почти не задумываясь, она уселась в капитанское кресло и ввела новые инструкции в компьютер. — Давайте посмотрим, что можно получить, если вернуться немного назад по времени.
К Кристоферу Симу возвратился голос. У него не было таких ораторских способностей, как у его брата. Но это был хороший голос, обладавший такой жизненной силой, что трудно было поверить, что его обладатель давно мертв.
— ...Не сомневаюсь, что уничтожение двух линейных крейсеров привлечет внимание противника к небольшим военно-космическим базам на Димонидесе II и Чиппеве. Вряд ли может быть иначе. Эти объекты будут восприняты противником как кость в горле и будут атакованы, как только он сможет сконцентрировать достаточные силы. Вероятно, немые отвлекут свою основную боевую группу на выполнение этой задачи.
— Думаю, это происходило в начале войны, — сказал я.
— Да. Приятно хотя бы знать, что он пользуется своим журналом.
Сим привел состав и численность ожидаемых сил и перешел к подробному описанию психологии противника и его вероятной стратегии нападения. Макирас отметила, что, похоже, он в основном все понял правильно. Некоторое время мы слушали об этом и других столкновениях. Историческая ценность журнала была бы астрономической. Но она, должно быть, решила, что мы так и не продвинулись в решении насущной проблемы. Она встала и направилась к двери. — Мне нужно посмотреть кое-что еще, Хью. Не хотите пойти со мной?
— Я останусь здесь, — сказал я. — Хочу услышать об этом побольше.
Возможно, это было ошибкой.
После того, как она ушла, я посидел в полутьме, слушая анализ потребностей в энергии и комментарии о вражеской технике, а также случайные сводки о боевых действиях, которые поступали от подразделений Сима во время вылазок на вражеские линии связи. Постепенно я втянулся в драму той давней борьбы и увидел чудовищные формирования немых глазами командира, которому неизменно удавалось рассеять или, по крайней мере, отвлечь их внимание с помощью дюжины легких фрегатов. Я начал понимать, что главным оружием Сима были возможности по сбору разведывательной информации с помощью станций прослушивания, размещенных на вражеских позициях и каким-то образом скрытых от их сенсорных устройств. Командиры немых, как оказалось, не могли передвигаться без ведома Сима.
Отдельные сообщения были захватывающими.
У Санусара деллакондцы при поддержке горстки кораблей союзников устроили засаду и уничтожили два тяжелых крейсера ценой гибели фрегата. Неподалеку от Спиннеров, в центре линий снабжения немых, Сим взял штурмом и разграбил вражескую базу, заманив ее защитников в безумную погоню. Но люди никогда не могли устоять и сражаться на равных. Снова и снова Сим был вынужден отступать, потому что ему не хватало сил, чтобы воспользоваться случаем. Постепенно я начал улавливать, сначала в его тоне, а затем и в его комментариях, отчаяние, которое росло пропорционально каждому успеху и каждому последующему отступлению. Деллаконда погибла рано, и когда пришла новость, Сим отреагировал только тем, что прошептал имя своей жены.
Один за другим пали пограничные миры, и он сетовал на недальновидность Окраины, Токсикона, Земли, которые считали себя в безопасности на удалении, боялись навлечь на себя гнев орды завоевателей, относились друг к другу с более глубокой завистью и подозрительностью, чем они могли себе позволить по отношению к захватчику. И когда удача отвернулась от него в битве при Гранд-Салинасе, где он потерял большую часть своей эскадры и боевой крейсер, укомплектованный добровольцами из Токсикона, он прокомментировал это так: — Мы теряем наших лучших и храбрейших бойцов. И до какой степени? — За этим замечанием последовало долгое молчание, а затем он произнес немыслимое: — Если они не придут, значит, пришло время заключить наш собственный мир!
Его настроение становилось все мрачнее по мере продолжения долгого отступления. И когда еще два корабля из его уменьшившейся эскадры были потеряны при Комо Дез, его гнев взорвался. — Однажды Конфедерация будет создана, Тариен, — устало сказал он брату, — но ее построят не на телах моих людей!
Это был тот же самый голос, который обвинял спартанцев.
По "Тенандрому" ходили слухи. Некоторые предполагали, что немые похитили Сима и его команду, а "Корсариус" оставили как проявление нечеловеческого чувства юмора. Другие задавались вопросом, не было ли это судно с самого начала двумя кораблями, хитроумной уловкой, чтобы запутать захватчиков и создать образ сверхъестественного защитника.
Если у Макирас и были какие-то предположения, она держала их при себе.
Что касается меня, то я не мог выбросить из головы образ Кристофера Сима в отчаянии. Мне никогда не приходило в голову, что из всех людей именно он мог сомневаться в конечном результате. Это была глупая идея, и все же она была. Сим был таким же человеком, как и все мы. И в этом отчаянии, в его беспокойстве за жизни своих товарищей и людей, которых он пытался защитить, я почувствовал ответ на вопрос о покинутом судне. Но это был ответ, который я не мог принять.
Я начал читать все, что мог найти о немых, войне, "Корсариусе" и, в частности, о ригелианской операции. В том последнем сражении Сим действовал в тесном взаимодействии с "Кудасаем", боевым крейсером, на борту которого находился его брат. "Корсариус" отправился добивать смертельно раненый авианосец, подошел слишком близко и был пойман, когда тот взорвался. Странно, как все закончилось. Сим всегда лично возглавлял деллакондцев. Однако на Ригеле он сопровождал "Кудасай" во время главного штурма, в то время как его фрегаты вонзили нож во вражеский фланг.
По иронии судьбы, "Кудасай" привел выжившего брата к смерти всего несколько недель спустя, в Нимроде. Но Тариен прожил достаточно долго, чтобы понять, что его дипломатические усилия увенчались успехом. Земля и Окраина наконец-то взялись за руки, пообещали помощь, и ожидалось, что Токсикон вот-вот объявит о поддержке своих старых врагов.
Я задавался вопросом, что случилось с семью членами экипажа, которые покинули "Корсариус" накануне ригелианской операции. Но, за исключением штурмана Людика Талино, никто из них больше не появлялся в истории. Никто не знал, были ли они наказаны или хотя бы обвинены в совершении преступления. Они почти сразу же стали популярной мишенью для очернения. Талино, штурман, ненадолго появился на Окраине почти через полвека после войны, ровно настолько, чтобы умереть и заслужить упоминание в новостях. Любопытно, что он утверждал, что сражался при Ригеле, хотя и на крейсере, а не на "Корсариусе". Подробности не сообщались, а комментарий был приписан галлюцинациям, вызванным его чувством вины.
Особенно меня заинтересовала история о семерых, безымянных героях, завербованных в чреве Эбоная в роковую ночь перед атакой немых. Как получилось, что никто не знал, кто они такие? Было ли это совпадением, что журнал "Корсариуса", который должен был стать лучшим источником их имен, умолчал об этом предмете и, по сути, о самой битве? Я не мог выбросить из головы замечание Сэйдж Макирас: этого не могло случиться!
Нет, не может быть.
Утром я спросил Макирас, что она собирается делать.
— Я засекретила отчет. Мы оставим "Корсариус" там, где он есть, и если вышестоящее начальство захочет приехать и взглянуть на него, оно может это сделать. Вот и все. — Она потерла виски. — Это плохие новости для всех.
— Это древняя история, — сказал я.
— Как бы ни умер Кристофер Сим, он — это Конфедерация. Это место, этот мир — кладбище. Это кладбище с какой-то тайной, и я не хочу к ней приближаться. — Ее глаза сузились. — Чем скорее мы отсюда уберемся, тем больше меня это устроит.
Я долго смотрел на нее. — Кладбище для кого? — спросил я.
Мы вернулись к выполнению нашей основной миссии, но тень "Корсариуса" продолжала нависать над нами. В последующие дни разговор с Макирас снова и снова прокручивался у меня в голове. Адское кладбище. Все тела пропали, имена пропали, записи в журнале пропали. А "Корсариус", который должен был пропасть, вращался вокруг этого мира как по маслу, каждые шесть часов и одиннадцать минут.
— Они намеревались вернуться, — сказал я Макирас.
— Но они этого не сделали, — сказала она. — Почему же?
За все время существования эллинской цивилизации я не знаю более мрачного и бесстыдного преступления, чем бессмысленное самопожертвование Леонида и его отряда героев при Фермопилах. Пусть лучше бы пала Спарта, чем растрачивать впустую таких людей.
— Да, — сказал я, — где тела?
Далеко внизу, сквозь просвет в облаках, блестело море.
Я спустился с группой Холтмейера якобы для того, чтобы помочь сделать некоторые выводы об окаменелостях; но как только оказался на земле, реквизировал флаер и загрузил его едой и водой. Наверное, мне следовало последовать совету Макирас и сосредоточиться на своих собственных заданиях. Все те люди были давно мертвы, и не было смысла тревожить память о них. Но правда должна иметь какую-то ценность.
И еще был Талино, штурман, чье имя теперь стало синонимом трусости, который какое-то время верно служил своему капитану и своему миру, но умер на Окраине в горечи и, по-видимому, в бреду. Несомненно, я был чем-то обязан ему и другим.
Люди Холтмейера все еще обустраивали свои убежища, когда я медленно поднялся над деревьями и повернул на запад, в залитое солнцем небо. В океане были разбросаны тысячи островов. Конечно, обыскать их все было невозможно. Но кто-то бросил "Корсариус". Хотел ли этот кто-то помучить Кристофера Сима своим присутствием или оставить его как знак того, что они его не забудут, они все равно оставили его, и я задался вопросом, не поместили ли они его на пути корабля, близко к его орбите.
Я ввел данные о курсе в компьютерную базу данных флаера, установил скорость чуть ниже звуковой и выровнялся на высоте 3000 метров. Затем сообщил "Тенандрому", где нахожусь, и откинулся на спинку сиденья, прислушиваясь к ветру. Море внизу было гладким, прозрачным и очень синим. Белые облака проплывали сквозь утреннюю дымку. Это вполне мог быть морской пейзаж на Окраине, или на Земле, или на Фишбоуле.
