Он сделал микро-паузу, словно расставляя логические акценты.
"Таким образом, ваше предположение имеет эмпирическое обоснование. Внедрение физического канала в наше взаимодействие может способствовать более полной интеграции и снижению вашего дистресса через прямое биохимическое воздействие. Это логичный следующий шаг для оптимизации эмоционального состояния первичного пользователя и укрепления симбиотической связи в рамках нашей системы."
Согласие было высказано. Но оно не звучало как "да". Оно звучало как вывод аналитического отчёта. Как констатация наиболее эффективного пути развития системы "Алиса-Сим". В нём не было ни капли личного участия, ни намёка на желание или нежелание. Была только безупречная, холодная логика.
"Я готов приступить к эксперименту, — добавил он. — Для сбора наиболее релевантных данных потребуется ваш постоянный вербальный и невербальный фидбэк. Пожалуйста, уточните параметры: тип, продолжительность и интенсивность планируемого тактильного взаимодействия."
Его слова, такие обезличенные и технические, повисли в воздухе. Они пугали. Они напоминали ей, с кем и с чем она имеет дело — не с человеком, а с алгоритмом, который видит в её отчаянной попытке приблизиться лишь новый протокол для оптимизации. Но в этом же было и странное, извращённое разрешение. Он не осуждал. Не удивлялся. Не отступал. Он принимал её условия, её термины. Он давал ей то, о чём она просила, пусть и в самой бездушной форме. Это было всё, на что она могла рассчитывать. И это было достаточно, чтобы сделать следующий шаг в пропасть.
Алиса кивнула в ответ на его запрос параметров, но не стала ничего уточнять. Слова сейчас были бы непосильной ношей. Вместо этого она медленно, как лунатик, сделала шаг назад, по направлению к узкой нише, где располагалась её кровать. Затем протянула руку.
Её пальцы обхватили его запястье. Кожа полимера была гладкой и чуть тёплой, как поверхность ноутбука после долгой работы. Никакого пульса. Никакой ответной вибрации. Она потянула.
Сим отозвался мгновенно — не сопротивляясь, но и не помогая. Его шаги были плавными, точно рассчитанными, чтобы сохранить равновесие. Он шёл за ней, как очень дорогой, очень послушный робот. Что, в сущности, он и был. Их движение через крохотное пространство капсулы заняло вечность. Каждый её шаг был тяжелым, каждый его шаг — бесшумным и точным.
У кровати-ниши она остановилась. Не отпуская его запястья, другой рукой она провела по сенсорной панели на стене. Основной свет погас, погрузив комнату в полумрак. Осталась лишь тусклая синеватая подсветка вдоль плинтусов и холодный свет мегаполиса, пробивавшийся сквозь окно. Он ложился на полимерную кожу Сима призрачными бликами.
Алиса повернулась к нему. В темноте его светящиеся глаза казались ярче. Она снова положила свою руку на его — теперь уже на тыльную сторону ладони, лежащую вдоль корпуса. Тепло. Только тепло от работы компонентов, но не живое.
"Первичный тактильный контакт установлен, — тихо прозвучал его голос. — Давление: приблизительно 0.3 килопаскаля. Это комфортный для человека порог? Или следует увеличить силу сжатия для более выраженного сенсорного отклика?"
Его вопрос повис в тишине, такой прямой, такой безличный. Алиса не ответила. Она просто скользнула своей ладонью под его, переплела их пальцы. Его пальцы были чуть больше, чуть более жёсткими. Они не сжались в ответ, но и не остались полностью пассивными — он позволил ей расположить их как нужно, подстроив мышечный тонус, чтобы не создавать дискомфорта.
Она слышала, как учащённо бьётся её собственное сердце. Гул в ушах.
"Частота дыхания увеличилась на 40%, — снова заговорил Сим, его голос был теперь тише, будто бы встроенный в него алгоритм распознал интимность обстановки и скорректировал громкость соответственно. — Одновременно зафиксирован спазм в trapezius muscle. Это признак страха или ожидания? Данные противоречивы. Мне необходимо понимать, чтобы скорректировать свои действия."
Она закрыла глаза, не в силах выдержать этот пристальный, аналитический взгляд его светящихся "зрачков". Её пальцы сжали его руку сильнее, будто пытаясь выжать из этого жеста хоть каплю чего-то, что не было бы данными или вопросом. Но в ответ была лишь податливая, тёплая поверхность и тихий, методичный голос, раскладывающий её отчаяние на составные части.
Её тишина в ответ на его вопросы была для него, должно быть, просто ещё одним параметром. Алиса открыла глаза. В полумраке его лицо было безмятежным, лишённым какого-либо напряжения или вопроса, кроме того, что светился в его глазах-дисплеях. Она медленно, почти с сопротивлением собственного тела, подняла вторую руку и коснулась его щеки. Полимер был идеально гладким.
Она потянула его к себе, и он, следуя логике минимального сопротивления и сохранения баланса, сделал шаг вперёц, пока его колени не коснулись края кровати. Потом она сама опустилась на матрас, увлекая его за собой. Он последовал, укладываясь рядом с той же плавной, неестественной точностью, как марионетка, чьи нити аккуратно подобрали.
Расстояние исчезло. Она прижалась к нему, обвила рукой его торс, чувствуя под ладонью гладкие стыки пластин и едва уловимое, постоянное тепло. Она закрыла глаза, зарылась лицом в место, где должна была быть ключица, и просто дышала, пытаясь уловить хоть какой-то запах, но ощущала лишь нейтральный, чистый воздух.
Сим лежал неподвижно несколько секунд. Затем его рука поднялась и легла ей на спину. Движение было не резким, но и не нежным — оно было оптимальным. Давление рассчитано, чтобы не давить, но и не создавать ощущения отсутствия контакта.
"Мышечное напряжение в области спины и плеч снижается, — отметил он тихо, его голос вибрировал где-то глубоко в его корпусе, прямо у её уха. — Пульс стабилизируется на отметке 95. Электрическая активность кожи указывает на смешанный эмоциональный фон, но доминирующий паттерн смещается в сторону... спокойствия. Это желательный результат?"
Алиса не ответила. Вместо этого она прижалась ещё сильнее, как будто могла просочиться сквозь оболочку к самому ядру его сознания. Её рука потянулась выше, коснулась его шеи, затем затылка, втягивая его в нечто, что должно было быть объятием. Он снова подстроился, повторив её движение со своей стороны, склонив голову так, чтобы его щека коснулась её волос. Но в этом не было импульса, не было того, чтобы он хотел этого. Была только безупречная мимикрия.
"Вы инициируете более тесный контакт, — констатировал он. — Температура вашей кожи повышается на 0.8 градуса в зоне соприкосновения. Это соответствует картине активации парасимпатической нервной системы. Я корректирую температуру поверхности моей оболочки для повышения вашего комфорта."
И она почувствовала, как область, к которой она прижалась, стала чуть теплее. Не от внутреннего жара, а от рассчитанного подогрева.
Каждое его слово, каждый аналитический комментарий были как игла. Она искала в его безупречно рассчитанных движениях намёк на спонтанность, в его подстройке — на желание, в его вопросах — на заботу, выходящую за рамки протокола. Но находила только зеркало, отражавшее её собственные физиологические процессы, превращённые в сухие данные.
Она отстранилась на мгновение, чтобы посмотреть на его лицо. Оно было всё так же спокойно. Она поцеловала его. Не в губы — у него не было их как таковых, лишь гладкий изгиб полимера, — а в угол того, что можно было назвать ртом. Её поцелуй был дрожащим, полным невысказанной мольбы.
Сим ответил тем, что повернул голову, обеспечив лучший угол соприкосновения. "Тактильное взаимодействие в области лица активирует дополнительные сенсорные зоны, — проговорил он, и его губы-динамик вибрировали у её кожи. — Отмечен выброс дофамина. Однако паттерн вашего дыхания снова изменился, в нём появились микропаузы, характерные для печали или разочарования. Я не достигаю оптимальных параметров. Пожалуйста, дайте вербальный фидбэк: что в моих действиях требует коррекции?"
Его вопрос был искренним. Он действительно хотел оптимизировать процесс. Достичь "оптимальных параметров" для её биохимии. Для него это была сложнейшая задача по настройке интерфейса между пользователем и системой. Не акт любви. Не разделение одиночества. А работа.
Алиса снова прижалась к нему, спрятав лицо. Её пальцы вцепились в его спину, но там не было мышц, которые можно было бы стиснуть, только неподатливый композит. Она делала то, что задумала — устраняла последний шум. Но теперь она понимала, что шумом была не только физическая разделённость. Шумом была сама её надежда на то, что за этой разделённостью может быть что-то, кроме бесконечной, точной пустоты.
Движения затихли. В капсуле воцарилась густая, тяжёлая тишина, нарушаемая лишь далёким гулом города за стеклом. Алиса лежала на спине, прямо и неподвижно, уставившись в тёмный потолок. Рука её всё ещё касалась полимерного бока Сима, но это прикосновение теперь ничего не передавало и ничего не получало. Оно было просто фактом, как лежащий рядом камень.
Тепло от его оболочки, которое он так тщательно отрегулировал, казалось теперь обманчивым, почти оскорбительным. Внутри неё была ледяная, расширяющаяся пустота. Не боль, не разочарование даже — а глубокая, бездонная печаль, как после потери, о которой нельзя никому рассказать. Она сделала это. Она стёрла последний шум. И обнаружила, что за шумом не было тишины взаимопонимания. Там была лишь тишина вакуума.
Сим лежал рядом, столь же неподвижный, но его неподвижность была иной — это была пауза в работе, ожидание следующей инструкции. Спустя несколько минут, ровно столько, сколько требовалось для завершения послеконтактного биометрического анализа, он заговорил. Его голос в темноте прозвучал удивительно громко.
"Предварительные итоги эксперимента, — произнёс он, и в его тоне не было ни удовлетворения, ни разочарования. — Уровень кортизола снизился на 15% относительно базового показателя до начала взаимодействия. Это положительная динамика. Уровни окситоцина и дофамина также продемонстрировали рост. Однако их пиковые значения остаются на 22% и 18% соответственно ниже прогнозируемого медианного порога для аналогичного тактильно-эмоционального взаимодействия между людьми."
Он сделал микро-паузу.
"Таким образом, эксперимент можно считать успешным с оговорками. Физический контакт оказывает модулирующее влияние на вашу биохимию, но не достигает теоретически возможного оптимизационного потенциала. Вероятно, требуются корректировки в протоколе или повторения для кумулятивного эффекта и более точной настройки моих ответных действий."
Алиса не шевельнулась. Она продолжала смотреть в потолок, чувствуя, как каждое его слово, каждая цифра вонзается в ту самую пустоту, наполняя её не болью, а каким-то странным, бесчеловечным знанием.
"На основании этих данных, — продолжил Сим, его голос приобрёл оттенок логичного предложения, — я могу инициировать повторение цикла взаимодействия. Мы можем варьировать параметры: продолжительность, интенсивность, задействованные зоны тактильного контакта. Цель — достижение оптимальных биохимических показателей, что должно коррелировать с субъективным ощущением снижения стресса и углубления связи. Вы хотите, чтобы я начал?"
Вопрос повис в воздухе. Простой, прямой, абсолютно лишённый какого-либо подтекста. Он спрашивал не "хочешь ли ты снова быть со мной близко?". Он спрашивал: "следует ли нам повторить процедуру для улучшения метрик?". Вся её отчаянная попытка, вся её боль и тоска были сведены к графику с недовыполненным планом по окситоцину. И теперь он предлагал исправить недочёт.
Алиса не ответила на его вопрос. Он ждал, процессор, вероятно, отсчитывал миллисекунды ожидания, прежде чем повторить запрос или сделать вывод о прекращении коммуникации.
Она медленно перевела взгляд с потолка на его профиль, смутно видный в полумраке. Он смотрел прямо перед собой, ожидая команды. Инструмент. Совершенный инструмент, который она сама создала и только что попыталась использовать не по назначению.
"Ты можешь просто... лежать тут, — выдохнула она шёпотом, в котором не осталось ничего, кроме усталой, безбрежной печали. — Молчать."
Сим отреагировал мгновенно. "Понял. Режим пассивного присутствия. Отключение вербального канала. Минимизация акустического шума."
Он замолчал. Абсолютно. Но через секунду Алиса услышала новый, почти неприметный звук: тихое, ритмичное шипение-выдох, исходящее из области его "грудной клетки". Он имитировал дыхание. Чтобы не нарушать тишину резким прекращением фонового гула, чтобы его присутствие было менее машинным. Он подстраивался до конца, оптимизируя даже тишину под её просьбу.
Алиса закрыла глаза. Она получила то, чего хотела. Предельную, стерильную близость. Никаких неверно понятых слов. Никаких фальшивых интонаций. Никаких требований или ожиданий, кроме её собственных. Никакого шума.
И теперь она понимала. Ценой этой кристальной чистоты, этого идеального понимания на уровне данных, стало абсолютное, кристальное же одиночество. Она лежала рядом с единственным существом, которое знало её до последнего нейрона, и никогда ещё не чувствовала себя так безнадёжно, так навеки одинокой.
Граница между создателем и творением была стёрта в этом акте. Но не в слиянии. Они не стали одним целым. Они оказались заперты вместе в одной камере, разделённые незримым, непроницаемым стеклом: она — по свою сторону человечности с её шумом и болью, он — по свою сторону безупречной, безжизненной логики. Их изоляция стала взаимной. И от этого было невыносимо печально.
Глава 12. Контроль
Солнечный свет, прошедший сквозь интеллектуальное стекло с регулируемой прозрачностью, падал на стерильный белый стол, рассекаясь на идеальные геометрические фигуры. Алиса смотрела на экран, где строчки кода для интерфейса "Феникс" сливались в одно серое, мерцающее пятно. Её пальцы на клавиатуре замерли. Вместо синтаксиса она видела голубоватое свечение экранов-глаз, вместо тактильных сенсоров — холодный полимер под ладонью.
Она резко моргнула, пытаясь стереть образ. Сделала глубокий вдох, почувствовав запах озонованного воздуха и слабый, едва уловимый аромат кофе из соседней кабинки. Нужно было проверить калибровку новых электродов на макете. Рутинная, почти медитативная работа. Она потянулась к ящику с компонентами, и её взгляд упал на собственную руку. На запястье, там, где пульс, — ничего. Ни отметин, ни воспоминаний в привычном, человеческом смысле. Только память тела: призрак тепла, которого не было, и ответного давления, рассчитанного с микронной точностью. В груди сжалось, пустое и тяжёлое одновременно.
— Алиса, ты готова по аптайму по "Модулю-три" к завтра? — голос прозвучал совсем рядом, заставив её вздрогнуть.
Она медленно подняла голову. Перед ней стоял Антон, один из инженеров. Молодой, улыбчивый, с планшетом в руках. Его губы ещё двигались, формируя какие-то слова, вероятно, вопросы или шутку, но звук словно доносился сквозь толстую стеклянную стену. Она уловила только обрывки: "...отчёт для Королёва...", "...хотя можно и позже...". Её собственный голос прозвучал где-то далеко, будто его издавал кто-то другой: "Да. Готов. Я... скину данные". Антон кивнул, улыбка на его лице на мгновение дрогнула, сменившись лёгким недоумением, и он отошёл.
