Трудная профессия: Смерть

— Я просто... мне не так легко справляться с этой работой.

— Ты замечательно справляешься, на тебя не нарадуются! Мне спасибо говорят, что я тебя им сосватала.

— Правда?.. — с робкой надеждой спросила я.

— Правда, правда. Садись, отдохни немного.

Наступила среда, десятое сентября и время пересдачи последнего несданного экзамена. Конечно, в мою честь снова была собрана предметная комиссия, что в этом конкретном случае меня даже радовало, так как повышало мои скромные шансы на успех. В комиссию входили сама Подбельская, Борисов, Топотова, Некруев и Стеклова.

Троих последних я не опасалась, так как с ними единственное, что имело значение — знания, а они у меня в этот раз были хорошими, я вызубрила учебник чуть не наизусть. Дело было за малым — разглядеть эти знания за моим невнятным мычанием, но этим навыком данная троица преподавателей уже овладела в совершенстве.

Борисов вроде не питал ко мне особо недобрых чувств, но и противоположных тоже. Ему нужно было еще доказать, что я что-то знаю, а у меня с этим были большие проблемы. И конечно, самым страшным было наличие в комиссии Подбельской. Ее я по-прежнему боялась до потери пульса, хотя направленный ей по почте итоговый вариант статьи она одобрила, он отправился в редакцию.

Но в целом наши отношения не особо пошли на лад. Лариса Степановна все также неодобрительно взирала на меня через очки и громким голосом стыдила на весь институт. Я все также отмалчивалась и смотрела исподлобья, что еще больше ее раздражало. Хорошо хоть в этом семестре она у меня ничего не вела. Хорошо и то, что она ничего не знала о положении дел в моей семье — уже весь институт был бы в курсе.

Я вошла в аудиторию, негромко поздоровалась с педагогами.

— Для начала мне бы хотелось, наконец, увидеть работы, — сказала Подбельская. — Как я уже говорила, допуска у Мягковой до сих пор нет.

"И не факт, что будет" — подумала я. Одногруппники помогли довести работы до ума, я не особо боялась, что они будут не приняты — все-таки Лариса Степановна не имела привычки предвзято относиться к работам неугодных студентов вроде меня, в этом я убедилась при работе со статьей. Но она имеет полное право не допустить меня на том основании, что за весь семестр я не произнесла на ее семинарах ни одного печатного слова.

Я передала стопку доделанных работ. Подбельская неспешно просмотрела их одну за другой, затем тяжело вздохнула и сняла очки. Начинается...

— Работы неплохие, наконец доделаны. Уважаемые коллеги, по-хорошему, Мягкова должна еще отчитаться за семинары, на которых я от нее не услышала ни одного ответа. Но насколько я понимаю, она сейчас исправляется к лучшему, по отзывам неплохо поработала на практике. К тому же я рецензировала статью, в написании которой, как мне известно, она принимала активное участие; статья мне понравилась. В общем... я допускаю Мягкову к экзамену. Надеюсь, что услышу, наконец, от нее что-то внятное.

Этого обещать не могу, но теперь хоть есть возможность попробовать. "Ксюша, постарайся на экзамене успеть максимум написать на листочке" — наставлял меня утром Некруев. "Тебе тяжело говорить, а с Ларисой Степановной вообще в рот воды наберешь и ничего с тобой не поделать. Так что пиши, мы хотя бы сможем оценить твой письменный ответ". Я села напротив комиссии и торопливо принялась писать, понимая правоту своего научного руководителя.

— Ксения, время. Пора отвечать.

Как руки трясутся.... На негнущихся ногах я дошла до стола комиссии и присела на краешек стула. Топотова мне ободряюще улыбнулась, Некруев хитро подмигнул. Ох, не подвести бы вас... Голова-то как кружится...

Относительно внятно я зачитала ответ на первый вопрос. На дополнительный вопрос Подбельской промолчала, прикусывая губу и пытаясь свести воедино двоящуюся картинку перед глазами.

— Ладно, переходи ко второму вопросу, — сказала Стеклова.

Я начала медленно зачитывать вторую часть ответа, все больше заплетающимся языком. Некруев с Топотовой внимательно ко мне приглядывались, наконец, Виктор Андреевич перебил вопросом:

— Ксюша, ты как себя чувствуешь?

— Нормально, — вяло соврала я, придерживаясь за край стола.

— Выпей воды, — предложила Наталья Леонидовна.

Я неловко поднялась, шатаясь, пошла в направлении стола с минералкой.

— Так, все понятно, — моментально среагировал Некруев, своевременно подбегая и подхватывая меня, затем осторожно опуская на пол.

Перед глазами были уже сплошные цветные пятна.

— Что с ней? — взволнованно спросила Подбельская.

Стеклова уже доставала из шкафа аптечку с нашатырем и ватой.

— Устала да еще перенервничала, — пояснила она Ларисе Степановне. — Она же вас боится как огня.

— Меня?!

Наталья Федоровна отмахнулась от нее и принялась натирать мне виски ваткой с нашатырем. Стало легче, в глазах прояснилось.

— Простите, пожалуйста, — покаянно пробормотала я.

— За что ты прощения-то просишь, ты ни в чем не виновата, — успокаивающе сказала Наталья Федоровна.

— Лариса Степановна, вы не могли бы посмотреть записи Ксении? — попросил Виктор Андреевич.

— Конечно, — несколько растерянно отреагировала она, пробегая взглядом по моему экзаменационному листочку.

— Здесь почти все правильно.

— Думаете, этого достаточно для положительной отметки? Или нужны дополнительные вопросы? — поинтересовалась Топотова.

— Да какие ей еще дополнительные вопросы, пусть отлежится! — махнула рукой Подбельская. — Все, Мягкова, ты сдала, только не нужно так переживать. Еще чего не хватало, в обмороки на экзаменах падать!

— В обморок я не упала, — возмутилась я, приподнимаясь на локтях. — Вы мне из-за этого отметку ставите?! Так не нужно, я сама учила!

— Ксения, когда же ты угомонишься? — вздохнула Топотова. — Чего развоевалась? Поднимайся, сейчас в лаборатории полежишь немного на диване. А лучше поспишь. Витя, давай отведем ее, пока перерыв не начался, в коридорах никого нет...

Я действительно очень устала. Неудивительно, что стоило мне принять горизонтальное положение, как я моментально отключилась и проспала до самого вечера, пока меня осторожно не разбудила Вересная.

— Ксюш, давай тебя домой заброшу, я на машине.

— А что ты тут делаешь? — удивилась я, потому что Женя не имела никакого отношения к лаборатории.

— Наталья Леонидовна сказала, тебе было нехорошо днем и ты здесь отлеживаешься. Что случилось?

— Устала. И... Подбельскую испугалась, — призналась я.

Женя сочувственно улыбнулась.

— Я ее тоже боюсь. Как отловит в коридоре да начнет по ушам ездить.... Не знаешь, куда деваться.

— Тебе то что? Она тебя так любит...

— Иногда думаю, что лучше бы не любила. Эти ее хвалебные речи вгоняют в краску, хочется провалиться под землю.

— Отличники тоже плачут, — философски заключила я, натягивая кеды.

Женя улыбнулась и снова спросила:

— Так что, тебя подбросить?

— Нет, — с сожалением сказала я. — Мне еще убираться.

— Много, а то я подожду?

— Порядком, часа полтора обычно уходит. Да ладно, доберусь сама. Я уже в порядке.

— А давай я тебе помогу?

— Мыть туалеты? Вересная, ты, делая это предложение, рассчитываешь на мою совесть? Что я постесняюсь согласиться?

Женя рассмеялась.

— Да нет, я серьезно. Почему не помочь?

— Сама напросилась, — ухмыльнулась я.

Мыть вдвоем оказалось значительно быстрее и проще, чем одной.

— Спасибо большое, Жень, — искренне сказала я, убирая инвентарь в хозяйственную подсобку.

— Не за что, мне было не сложно. Ну что, поехали домой?

— Поехали.

В машине я почти сразу снова отключилась, Женя разбудила меня уже около моего дома. Я поблагодарила ее, попрощалась и она уехала. Дома снова не было Танремии. Где она опять пропадает? Каттер и Лузза ничего не знали.

— Кать, надо поговорить, — я плюхнулась на стул на кухне, придвигая к себе невразумительное кулинарное творение Луззаремии.

Из всех нас немного приемлемо могла готовить только Каттер, да и то.... Первое что я себе позволю, когда у меня появятся свободные деньги — схожу в университетскую столовую и наемся до отвала.

— Что-то с моим обучением? — напряженно спросила Каттер, судя по виду готовясь мужественно принять плохие вести.

— Да. Расслабься. Мне сегодня позвонили и сказали, что тебе разрешат в порядке исключения пересдать экзамен на следующей неделе. Дело за малым — сдать его на отлично. Думаю, тогда со следующего семестра ты будешь уже учиться на бюджетном отделении. А пока — я достала из кармана пачку денег, — это за первый семестр.

— Но откуда ты их взяла?!

— Кредит в банке. Ничего страшного! — не дала я ей возразить, — это не такая крупная сумма, что бы я не нашла способ потом рассчитаться. Один семестр мы можем себе позволить оплатить.

— Спасибо, Ксю!!! — глаза Каттер сияли радостью и легким чувством вины. — Я так тебе должна...

— Не вопрос, отработаешь на кухне. Могу еще запрячь на уборку газона, устроит?

— Устроит, — улыбнулась она. — Спасибо еще раз.

Среда закончилась, начался четверг. Я лежала на полу в комнате наставницы, любуясь на очередную ее свечу. Я методично их изводила, практически каждый вечер устраивая себе часок-другой релаксации. Уютный вид пламени успокаивал мои мысли, помогал обрести внутреннее равновесие, которого мне так не хватало. Здесь я могла спокойно обдумать дела, наметить планы, оценить прошедший день. Интересно, наставница использовала их в тех же целях? Сложно представить ее лежащей на пузе около свечки и задумчиво грызущей ногти...

Через сутки я принимаю дежурство у предыдущей группы, перед этим нужно распределить между нами дни. До этого днем закрыть все вопросы по работе, пораньше начать вечернюю уборку. Так как у меня в этот раз три полноценных пары участников, я могу в пятницу съездить в институт утром и вечером, что бы все убрать. Мое отсутствие днем никого сильно не удивит, я и так постоянно сейчас в забегах, все привыкли. А в субботу работы нет, но прогуливаю занятия. Ладно, куда деваться, не страшно.

Остался последний немаловажный вопрос: как распределить пары? В первый день пара должна быть сильная, что бы я могла безбоязненно уехать по делам. В субботу лично мне дежурить будет удобнее всего, в понедельник опять на работу... Что по составу пар? Есть большое искушение подсунуть Танре наставнице или Элиремии, с ними не забалуешь. С другой стороны, потом ее протестные настроения выльются на мою голову с удвоенной силой. В общем, лучше сразу принять огонь на себя.

Выходит, мы дежурим с Танре в субботу. Разделять ли Элиремию и Оксаремию по разным парам? Да нет, пусть закроют мне вдвоем пятницу. Вот уж точно уеду без опасений на работу, только дежурство ночью приму и пару раз наведаюсь для порядка. Да и не хочу смущать своих соучениц непривычными напарницами. А так Лузза и Каттер отлично должны справиться с воскресным дежурством. Все, решила, так и сделаю.

Я посмотрела на догорающую свечу. Гореть ей оставалось совсем немного, задувать нет смысла, завтра возьму новую. А пока полежу пару минут и просто посмотрю на пламя...

Свечи хватило на дольше, чем меня, утром я проснулась на полу в комнате наставницы. Хорошо хоть телефон взяла, сейчас бы будильник бессмысленно будил пустую кровать в моей комнате. Воровато оглядываясь, я пробралась к себе, приняла душ и побежала в институт. Ставший уже привычным ритуал по утреннему мытью полов и сантехники, быстрые переговоры со второй уборщицей и несколько распоряжений электрику, кофе в лаборатории. Все, пора на занятия.

Я теперь сидела на первом ряду в компании своей подгруппы. С Вересной нас сейчас объединяли больничные заботы и общие тайны — она тоже не хотела распространяться в институте о проблемах крестной. С другими я по-прежнему боялась лишний раз заговаривать, ограничиваясь ответами на их вопросы, но мне оказалось неожиданно комфортно находиться в их обществе.

— Мягкова, что у тебя с руками? — удивился Митя, тоже прибившийся сегодня к нашему ряду.

— Ничего, — пробормотала я, поспешно пряча их под стол.

Руки и впрямь выглядели ужасно, опухшие и красные, с сухой шелушащейся кожей, потрескавшейся до крови. Постоянный контакт с холодной водой, моющими средствами и резиновыми перчатками быстро сделали свое черное дело, с каждым днем ухудшая картину.

— А что такое? — заинтересовалась Лабутчер.

Не добившись ничего, кроме упрямого молчания, она бесцеремонно потянула меня за руку.

— Ничего себе, ты их в мясорубку засунула?! — я возмущенно открыла рот, но она от меня отмахнулась и полезла в сумку.

— Сейчас будет жечь! — предупредила она, разбрызгивая из небольшого пузырька на мои руки жидкость, судя по запаху, чистый спирт.

— Ой! — пискнула я, потому что жжение было ну очень сильным, — что это?!

— Антисептик, бывает полезно его иметь в общественных местах. Давай руки, сейчас намажем. Да не бойся, тут уже ничего страшного не будет.

Лера щедро обмазала меня кремом.

— А как я писать стану?

— Да никак, посидишь и послушаешь. С твоих записей все равно толку ноль.

— Ты-то откуда знаешь? — Лабутчер фыркнула вместо ответа и положила передо мной на стол тюбик с кремом.

— Держи.

— Зачем, ты же меня уже намазала, — смутилась я.

— А толку с одного раза? Нужно постоянно пользоваться, иначе не поможет. Все, лекция начинается, давай слушать.

Лекцию вел Некруев, поэтому ничего страшного в том, что я не писала, не было. Кстати, слушать и не писать оказалось любопытным опытом. Обычно я так была поглощена переживаниями, что не успеваю все записать, болью в сведенных напряжением пальцах, что мне уже было не до содержания лекции. А сейчас записывать я не могла и с интересом просто слушала преподавателя.

— Вот и хорошо, будут у тебя от моих лекций не только непечатные ругательства на уме, — сказал Некруев, когда я поделилась с ним своими впечатлениями.

— Вы мне всегда тот конспект припоминать будете?

— А как же, он оставил в моей душе неизгладимый след. Ксюш, я смотрю, ты с Вересной и ее компанией подружилась?

— Подружилась — громко сказано. Просто нас с Женей... кое-что объединяет сейчас. Я не могу сказать, извините, я ей обещала. А остальные сильно мне помогают, но это не дружба. Я не больно-то им соответствую.

— Чего вдруг так самокритично?

Я промолчала и он спросил:

— А как вы на практике общались?

— Сначала не особо, потом они наловчились меня гонять за пробами, — Виктор Андреевич улыбнулся.

— А в последнюю ночь вообще на руках носили! — усмехаясь, похвасталась я.

— Это как?

— Да просто я устала и выключилась под березкой, меня Андреев в спальник перетаскивал.

— Это вы, получается, распорядок нарушали?.. И как потом охраннику на глаза не попались?

— Да так... — я поняла, что сболтнула лишнего.

— Через золотые ворота забрались, что ли? — иронично поинтересовался Некруев.

— Вы про них знаете? — не слишком удивилась я.

— Знаю? Обижаешь, я их главный архитектор, а Оля — главный ландшафтный дизайнер.