...не повод для знакомства

Усталые грабители уже давно сняли дурацкие чулки. Тамара удивленно разглядывала такие симпатичные лица. Главарь оказался до невозможного похож на знаменитого актера Ивара Калныньша в молодости, во времена "Ранней ржавчины" и "Театра". Юное же создание в джинсе неуловимо напоминало Анжелику Варум. Такие славные, такие симпатичные лица, а у стены лежат двое простреленных охранников и трое ни в чем не повинных посетителей... Один из них — Тамарин клиент, за минуту до смерти приобретший фешенебельную двухуровневую квартиру...

"Ковбойка" устала носиться по банку на высоченных каблуках и теперь разгуливала босиком. Тамаре уже надоело трястись от страха и теперь она отстраненно поражалась всей нелепости ситуации. Банк захватили два придурка в чулках вместо масок. Ладно, все это по крайней мере если и не разумно, то понятно и довольно логично (с точки зрения бандитов, конечно). Не совсем понятно, зачем столь эффектно вырядился грабитель, но, по крайней мере, дорогая одежда не мешала ему чисто физически. Прикид же его помощницы, не вызвавший поначалу особого удивления, теперь поражал воображение отсутствием логики. Во-первых, сезон явно не подходящий для столь легкой одежды, все нормальные люди ходят еще в пальто и куртках, обуты же практически все в сапоги. Мало кто из женщин уже отважился перейти на туфли — весна в Хабаровске довольно холодна, столбик термометра практически еще не поднимался выше двух-трех градусов тепла. Травка только-только начала пробиваться сквозь промерзшую за зиму землю, какие туфли?! А эта бестолочь уже в босоножки вырядилась! Ну ладно, пусть босоножки. В конце концов, вполне логично предположить, что они приехали на машине — главарь-то тоже в одном костюме, верхняя одежда явно где-то дожидается. Пусть так. Но как можно было идти на ограбление банка в миниюбке, тонких колготах и на высоченных каблуках?!

Наверное, глупо было посвящать свои последние часы, а быть может и минуты, персоне бестолковой грабительницы. Но почему-то отстраненные мысли о чужой тупости помогали не сойти с ума в ожидании смертного часа. Ведь так страшно думать, что скоро она умрет и Юрочка останется один в этом страшном мире...

Штурм начался с предупредительных выстрелов. Полный идиотизм, они бы еще письменное уведомление грабителям послали!

Из внутреннего кармана шикарного пиджака "Калныньш", как назвала его про себя Тамара, достал гранату. Не долго думая, сорвал чеку, прокомментировав свои действия:

— Ну все, ребята! Хана нам!

Кто-то чем-то пальнул снаружи по помпезным застекленным дверям. Затемненные стекла разлетелись вдребезги, рассыпавшись миллионом колючих капель. Довольно большой кусок стекла пробил кожаный рукав Тамариной куртки, застряв в толстом вязаном свитере. Не успев порадоваться, что осталась в куртке, несмотря на жару, не успев даже ойкнуть, Тома увидела, как автоматная очередь прошлась по главарю, безвозвратно испортив такой красивый костюм... Сейчас он выпустит гранату из руки, и они все вместе, дружненько, в сопровождении обломков красного мрамора и зеркального стекла вознесутся вверх, чтобы вернуться на землю уродливыми кровавыми ошметками...

Смертельно раненный бандит устремил туманящийся взгляд на Тамару и, волоча простреленную ногу, пополз к ней, подгребая под себя левой рукой и протягивая к ней правую с зажатой гранатой. Тома, словно поняв его намерения, испуганно замотала головой: нет, нет, не надо, мне так страшно! На последнем издыхании дополз, силой сунул в ее руку гранату:

— Держи!.., — и ушел в небытие, исказив красивое до неприличия лицо в жуткой гримасе смерти...

"Это лимонка", — подумалось совершенно отстраненно.— "И сейчас она разорвет меня вдребезги". Страх ушел. Тамара внимательно разглядывала кусок гранаты, не закрытый ладонью. Лимонка была теплая, нагретая рукой "Калныньша", шершавая и довольно неприятная на ощупь. Канавки были плавно скруглены, чтобы сжимающая рука не поранилась об острую поверхность. Все максимально продумано. Даже рычажок, от которого сейчас зависела не только ее жизнь, удобно укладывался в руке, повторяя естественный изгиб ладони. Сжать, его надо сжать! Тамара не знала, откуда пришло это знание. Она никогда не занималась военным делом, не изучала строение гранаты. Но сейчас знала точно — сжать, стиснуть ладонь, только так можно избежать взрыва...

Она не видела, как отлетела на несколько метров "Ковбойка", пробитая пулей точно в грудь, с каким отвратительным стуком ударилась ее голова о каменный пол. Не видела автоматчиков в шлемах и бронежилетах, наводящих автоматы на каждого из присутствующих, подозревая их в соучастии... В эту минуту она была очень далека от этого, совсем еще недавно столь шикарного, а ныне разбитого вдребезги банковского зала. Мысли, быть может, последние мысли захватили все ее внимание, погрузили в себя.

"Вот и все... Вот и все... Как быстро все закончилось... А ведь казалось, что еще только начинаю жить. А теперь все уже позади... Больше ничего не будет — рука немеет, я не могу больше держать. Юрочка, сынок, прости меня! Прости, что родила тебя на свет, а теперь бросаю одного, без отца, без родственников... Прости, сыночка мой любимый, что не смогу тебя защитить от чужих людей, которые заберут тебя, уведут силой в сиротский приют. И будешь ты сироткой бездомной, родной мой. Прости меня, сынок...

Господи, до чего же не хочется умирать! Ну что я видела в этой жизни? Только издевательства, только унижения, только боль. Сначала мать, потом Каминский... За тридцать два года ничего хорошего не увидела, ни одного дня счастлива не была... Ну почему я не могу быть счастлива, Господи?! За что?! Почему я должна умереть так рано, оставив ребенка сиротой? Почему, Господи?! Не хочу, не хочу!!! Хочу жить, любить, хочу быть счастливой!!! Хочу быть с Сашкой, хочу растить вместе с ним Юрочку! Почему мне всё нельзя? Кто сказал "Нельзя"? Мать? Плевать на мать! Я хочу жить, хочу любить и быть любимой, хочу замуж за Сашку!.."

А рука совсем онемела. Тамара обхватила ее второй рукой, сжала так, что побелели костяшки. Но ладони вспотели от напряжения, рычажок соскальзывает, проворачивается в руке...

"Господи-и!!! Помоги мне! Помоги выжить! Не оставь своею милостью, не позволь осиротеть дитяти безвинному! Хочу жить, жить!!! Помоги мне, Господи, помоги... Помоги найти Сашку и вымолить его прощение, помоги стать счастливой... Неужели я не заслужила хоть капельку счастья, Господи?.."

Автоматчик, внимательно разглядывающий Тамару, заметил ненормальный, сумасшедший огонь в ее глазах, перепуганное выражение лица. Вот она, решил, еще одна налетчица. Перевел взгляд на руки несчастной и увидел выскальзывающую из рук гранату. Реакция не подвела: ухватил лимонку практически на лету, отшвырнул в открытую дверь, ведущую вглубь банка, навалился на Тамару, прижимая к полу. Раздался оглушительный взрыв, на спину посыпался строительный мусор...

Выскочила из под огромного омоновца:

— Жива, жива, — и понеслась сквозь все преграды к машине.

-Стой, куда? — только и закричал вдогонку мент. Да поздно, мотор взревел...

Санька, Санечка, не улетай! Только дождись меня, милый, любимый! Подожди, не улетай, Санечка! Прости меня, прости! Я ведь только тебя всю жизнь любила...

Господи, ну откуда вдруг столько светофоров?! И, как обычно, в полную силу работает закон подлости — везде красный свет, как будто само провидение против их с Сашкой возъединения. Тома всегда была крайне дисциплинированным водителем, но сейчас не тот случай, чтобы беспрекословно следовать правилам дорожного движения. Сашка, Санечка, только дождись...

Сзади раздался вой сирен — за беглянкой гнались сразу несколько милицейских машин. Тома чертыхнулась, но останавливаться не стала. К ним в руки попадешь, раньше чем через несколько часов не отпустят, даже убедившись в ее непричастности к налету. А Сашка тем временем улетит...

Погоня не отставала, но и догнать беглянку у преследователей не получалось — как ни крути, а на раздолбанных Жигулях с новенькой Тойотой не очень-то посоревнуешься.

Так и подъехала к зданию аэропорта с воющим где-то в отдалении милицейским эскортом.

А народу в аэропорту, как в лучшие времена, когда билет до Москвы стоил всего сто тридцать два рубля — не протолкнуться. Да что Тамаре толпа? Уж коли граната ее не остановила, милиция не догнала, толпа и вовсе не преграда — "Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, а от тебя ...". Расталкивая пассажиров с тяжелыми баулами, побежала к стойкам регистрации, ища вывеску с Красноярским рейсом. А там как раз уж двери закрывают...

— Девушка, миленькая, позовите его! Верните, скажите, что я его жду!

На растрепанную Тамару в пробитой осколками и припудренной кирпичной крошкой куртке девушка в красивой форме "Аэрофлота" посмотрела, как на явно ненормальную и попыталась хлопнуть дверью перед ее носом. Но Тома ловко всунула сапог в щель:

— Девушка, пожалуйста, я Вас умоляю! Помогите мне! Если он сейчас улетит, я никогда его больше не увижу, я потеряю его навсегда! Позовите его, скажите, что я его жду...

— Да кого позвать-то, — недовольно поинтересовалась барышня в униформе, одновременно пытаясь выпихнуть наглый Тамарин сапог. В это же время подоспела родная милиция:

— Вот она! Держи ее, ребята!

— Сашку! Позовите же Сашку!

— Да какого еще Сашку? Самолет уже взлетает, ту-ту Сашка, — сказала издевательским тоном, но ногу больше не выпихивала, удивленно уставившись на невесть откуда взявшийся конвой. А-а, тогда понятно... Небось, из дурдома пациентка сбежала, а они ее отлавливают. Да гляди-ка, все как один при оружии, видать, особо буйная...

— Да не знаю я фамилию! Просто скажите, что я его люблю!

А менты уж под белы рученьки подхватили:

— Идем, родная, в отделение, там разберемся, как фамилия...

От отчаяния, что ей так и не дадут сказать Сашке самые важные в жизни слова, и он так и улетит в свой Красноярск в полном неведении, криком раненной львицы Тома всхлипнула во все горло:

— Санька-а-а!

По грязным щекам текли слезы, прокладывая извилистую дорожку. Только попытавшись их вытереть, Тома заметила, что под руки ее крепко держит парочка дюжих молодцев в серой форме.

— Да отстаньте вы от меня, чего прилипли? Не бандитка я, заложница...

— А вот в отделении разберемся, кто ты есть и почему от милиции убегала...

— Да не убегала я от вас, — равнодушно ответила пленница. Теперь уж все равно, она опоздала. — Я хотела Сашку остановить...

— Подельника, что ли, — спросил молоденький лейтенантишка.

— Дурак ты, парень, — устало сказала Тома. — Разве за подельниками так гоняются? Люблю я его, а он уезжает...

— Куда ж я от тебя уеду, — улыбаясь, сказал Сашка, выходя из очереди на регистрацию московского рейса.

Тома остановилась. Никаким охранникам не под силу было сдвинуть ее сейчас с места:

— Ты? Откуда? Ты же улетел...

— Это Красноярский улетел, а я нынче москвич...

Послесловие

Года через два после Тамариного отъезда в Москву Ирочка Безродных случайно оказалась в гостях у материной подруги молодости.

У входа в подъезд она столкнулась с бомжеватого вида мужиком, сильно прихрамывавшим на одну ногу. С огромным трудом узнала в спитой физиономии щеголеватого некогда Влада. А мамина подружка поведала историю соседа-неудачника.

И родители приличные, и сам был очень даже благополучным человеком, и жена из хорошей семьи, да поди ж ты, попал в аварию, перебил ноги. Жена, стерва, из дому выгнала, оставила без единого квадратного метра. В то же время и работу потерял из-за инвалидности. Вернулся к родителям, начал выпивать... Постепенно совсем спился, водит в дом жуткого вида мужиков, весь подъезд загадили, мерзавцы... А как напьется, все с отцом отношения выясняет, все орет: "Это ты виноват, это ты не позволил мне на ней жениться"... На ком жениться, непонятно. Ведь он был женат...

Ирочка не стала объяснять — слишком длинная история, длинною в жизнь... И Тамаре сообщать не стала, что б, не дай Бог, опять в жалость не ударилась... Пусть себе живет в неведении...

2003 г.

1