— Вот что я тебе скажу, Эванс, — если не хочешь посеять между мной и Бродягой непримиримую вражду, не нужно больше уединяться с ним в какой-нибудь потаённый уголок Хогвартса. Порадуй меня чем-нибудь другим. И постарайся, по возможности, чтобы этим 'другим' оказались не дружеские поцелуи со Снейпом. Ок?

— Я...

— Ты, Эванс, ты... дурёха ты наивная. И не рассчитывай, пожалуйста, на то, что дружба со мной оградит тебя от Блэка. Он живёт своими страстями и желаниями, слушается только их, и тормозов у него нет. А ты не знаешь ни себя, ни его, ни жизни. Мне сам Блэк сказал однажды, что лучший способ не уступить соблазну — это не сражаться с ним, а спрятаться от него. Правда, я не уверен, что соблазн под грифом 'Сириус Блэк' для Лили Эванс не желателен. То, с какой завидной регулярностью ты оказываешься в его компании заставляет меня в этом усомниться...

Эванс, если у тебя не хватит ума правильно выбрать между моей безграничностью преданностью и Блэковской минутной прихотью, ты сделаешь меня его непримиримым врагом, а мне бы этого, мягко говоря, не хотелось бы. Кто из нас кому порвёт глотки, предсказать сложно, но эта драка будет на твой совести. Если совесть у тебя, конечно, есть.

— Есть, — обиженно протянула Лили.

— Вот что мне с тобой делать, а? Вроде как готов вырвать тебя из сердца, но вот беда — похоже из сердца не получится, получится только вместе с ним. Ты не представляешь, как я сыт тобой, Эванс. По горло. Сыт твоими капризами, слезами, улыбками. Твоим простодушным вероломством. Парадокс в том, что сама-то себя ты, отчего-то, считаешь правильной, честной и доброй. Чистенькая, святая Эванс, я открою тебе правду — ты не такая. Ты — злокачественная опухоль на моей душе. Иногда подаришь крохи внимания, кажется, вот же оно, стоит протянуть руку и поймаешь, как золотой снитч, трепещущий легкими крыльями!.. Но нет. Ты — солнечный зайчик на ладони, горячо до боли, и удержать невозможно. Ты отталкиваешь меня, отстраняешься, отодвигаешься. То ради Снейпа, то ради Нарциссы, то ради какого-нибудь общественно-полезного дела. Теперь даже Блэк тебе интереснее меня. Не смей отводить глаза! Смотри на меня, Эванс!

Джеймс наклонился так низко, что лбы их соприкоснулись.

Глядя в ореховые близорукие глаза, Лили вспоминала, словно кадры из фильма выхватывала — вспышки ярких, всегда согревающих улыбок, совместные занятие в библиотеке, вылазки в поисках приключений; его рука, готовая поддержать в любой момент, подхватить, подстраховать. Рука, ни разу не дававшая ей оступиться.

Подавшись вперёд, она в приступе нежности внезапно обняла Джеймса за плечи, но он резко оттолкнул её.

— Хватит, Эванс! Я не твой коала, в которого тыкаются носом, чтобы сны слаще были! Я не дружбы твоей добиваюсь. И ты это отлично знаешь. Так что всё это — объятия, взгляды, поцелуи, — нечестно. Будь честна — пусть не со мной, так хотя бы сама с собой. Ответь себе честно — с кем ты хочешь быть? Со мной? Со Снейпом? С Сириусом? Прими решение и поставим точку. Мы все это заслужили. Люди — это не твои игрушки, это не зеркала, глядя в которые можно любоваться собой до бесконечности. Люди живые, и им — больно.

Лили хотелось провести пальцами по потрескавшимся губам Джеймса, по его лепным скулам, таким острым, что, казалось, кожа на них вот-вот прорвётся. Его глаза словно очертили тёмными кругами.

— У тебя болезненный вид, Джеймс. Мне так жаль...

Ухмыльнувшись, он поймал её ладонь и поднёс к своим губам:

— Исцели меня, моя богиня. Пошли уже на свидание, а? Помнишь мою вечную мантру — пойдёшь со мной в пятницу в Хосмед, Эванс?

— Конечно же — нет! — засмеялась она. — В пятницу я иду с Нарциссой.

Лицо Джеймса вновь затянуло облаком сумрака.

— Ах, да. А я почти забыл... так что вы задумали?

— Ничего.

— Эванс!

— Что?

— Рассказывай, вот 'что'. Выкладывай уже.

— Не могу, — то Лили мог бы показаться капризным, на самом деле ей хотелось плакать.

Твердые мозолистые пальцы юноши сомкнулись на подбородке девушки, заставляя поднять лицо.

Светящиеся ореховые глаза Джеймса заглянули в душу:

— Эванс! Посмотри на меня... Ты мне доверяешь?

Ну вот, опять. Где-то это она уже слышала.

Она молча кивнула в ответ.

— Вы ведь собираетесь лезть в змеиное логово без страховки. Я прав? Подумай, если 'провалитесь', Нарциссе, дочери Сигнуса и невесте Малфоя, в этом гадюшнике ничего не угрожает. В то время как ты — чужая, и тебя не пощадят. Позволь мне быть рядом на случай если что-то пойдёт не так.

— Нарцисса, она...

— Переживёт твоя Нарцисса! — рыкнул Джеймс, но в следующий момент взял себя в руки. — В отличии от тебя, дурёха. Если всё пройдёт по вашему плану, она вообще ни о чём не узнает, а если нет... тебе будет, на кого рассчитывать.

Некоторое время Лили в раздумье глядела в глаза Джеймсу, с каждым новым вздохом ближе подходя к выводу, что он прав.

— Обещаешь, что ничего и никому не скажешь? Даже Блэку?

Джеймс обещал.

Лили вкратце поведала об их с Нарциссой замыслах, планах и чаяниях:

— Нарцисса не хочет выходить замуж за Люциуса, она надеется, что на закрытой вечеринке Вальпургиевых Рыцарей сумеет накопать на него достаточно компромата, чтобы убедить отца отменить помолвку. А кому, кроме меня, она ещё может об этом рассказать? — закончила свой рассказ Лили.

— Отделаться от Малфоя, чтобы с чистой совестью выйти за Реджи? Мне нравится эта идея! — с энтузиазмом поддержал Джеймс. Улыбка его снова была полна искрометного живого огня и лукавства. — Можете рассчитывать на нас, девочки. Мы с вами.

— О, нет! Ты обещал!

— Да не полезем мы в Змеиное Логово. По крайней мере до тех пор, пока не убедимся, что без этого — никак. Будем ждать в засаде, как настоящие Львы. Давай, Эванс, действуй. Шпионь и развлекайся. — Глаза Джеймса заблестели в предвкушении очередной авантюры. Он склонился ещё ниже, шепча, как заговорщик. — Там ты увидишь много неприличностей и, возможно, услышишь много скабрёзности. Девственницы и старые девы такое любят...

Лили пихнула его локтём в рёбра:

— Поттер!

— Что?

— Да пошёл ты! — весело засмеялась Лили.

Глава 27

Разбитые надежды

В пятницу вечером Лили и Нарцисса отправились в Хогсмед, оттуда аппарировали к Кривому переулку. Все детали девушки оговорили между собой заранее. Нарцисса обернулась Оливией Кингсли, а Лили — Эммой Булдстроуд.

— Мы же почти не знакомы с ними, — напомнила Лили, — как мы сможем изображать их?

— Вся прелесть в том, что их там никто толком не знает, — отмахнулась Нарцисса.

— А если эти Булдостроуд и Кингсли тоже явятся на собрание юных Пожирателей?

— Даже если их будет пять экземпляров, в полупьяной толпе этого никто не заметит, — заверила её Нарцисса, — не беспокойся.

— Каков план?

— Отыщем Малфоя, запомним всё, что увидим, дальше, если повезёт, я поделюсь воспоминанием с отцом и — дело сделано.

Невидимая воронка переместила девушек к мрачному на вид магазину, откуда доносилось тихое уханье сов.

Тут повсюду были магазины — торгующие мантиями, телескопами, странными серебряными инструментами и Мерлин Великий знает, чем ещё.

— Сюда! — увлекла Нарцисса Лили по тёмной, извилистой улочке.

Днём это место было оживлённым, несмотря на плохую славу. С наступлением же темноты люди в здравом уме старались обходить эту улицу стороной.

К удивлению Лили, игорный дом, где, по словам Нарциссы, встречались Вальпургиевы рыцари, располагался неподалеку от Гринготса. Над входом вспыхивала красным вывеска — 'Грёзы Морганы'. На верхней ступени, у входа, стоял невысокого роста волшебник. Он вежливо поклонился девушкам:

— Простите мою дерзость, юные леди, но вынужден спросить: вы совершеннолетние? Закон запрещает несовершеннолетним волшебникам играть в азартные игры.

Нарцисса невозмутимо вложила монету в раскрытую ладонь швейцара и тот беспрекословно отодвинулся в сторону:

— Приятного вечера.

В огромном зеркале напротив входа отразились две стройные барышни в масках — Оливия Кингсли и Эмма Булдстроуд.

Ох уж эти полумаски из тонко выделанной белой кожи, украшенные шикарными павлиньими перьями и россыпью бриллиантов! Сколько загадочности способны они предать даже тем, в ком загадочности ни на грош.

За просторным холлом расположился зал. Полумрак не хуже магии скрывал его истинные размеры. Играла ненавязчивая музыка, полуголые акробатки выделывали кульбиты в воздухе. Из многочисленных ниш неслись шепотки, стоны, взрывы смеха, звуки поцелуев и звучных шлепков. За карточными столами, освещёнными парящими свечами, шла неторопливая игра.

— Ты уверена, что это клуб Вальпургиевых рыцарей, а не обыкновенный бордель? — поинтересовалась Лили у подруги.

— Это бордель, в котором собираются Вальпургиевы рыцари, — ответила Нарцисса, — не вижу здесь противоречий.

Увидев Северуса, Лили забыла обо всем.

Он стоял под аркой, оплетённой искусственными розами. Его резкое лицо с тонким птичьим профилем словно светилось в полумраке. По узким, плотно сжатым губам блуждала недобрая усмешка.

Лили ещё ни разу не приходилось видеть его таким взрослым и привлекательным. Под переливающимся шелком черной мантии он был затянут в дорогое чёрное сукно. Во всем облике, как всегда, ни одного яркого пятна.

В отличие от большинства собравшихся Сев не прятал лица под маской и Лили имела возможность видеть, как надменно изгибалась тёмная бровь, как колюче сузились черные глаза, когда слизеринец перехватил её взгляд. Тонкие пальцы, до этого задумчиво очерчивающие контур бледных узких губ, медленно опустились.

Не сразу Лили сообразила, что подобный приём оказан вовсе не ей, а Эмме Булдстроуд. Хвала Мерлину, не ей, а несчастной Эмме предназначалось это ядовитое, желчное выражение его лица!

Рука Нарциссы сжалась на запястье Лили, возвращая к тому, для чего они пришли сюда:

— Люциус!

Малфой возник на середине помоста, возвышающегося над толпой словно сцена. То ли ропот, то ли возбужденный шепот прошёлся по толпе. Чувствовалось, как напряженное предвкушение охватило всех.

Малфой, как и Северус, был без маски. Белокурый красавец театрально развёл руки в стороны. Глаза его сияли на белом лице. Люциус рассмеялся и этот смех прошёлся по нервам слушателей мягкой кистью.

Лили поняла, что градус её нервозности всё повышается. Она терялась в незнакомой обстановке, смущалась от неприкрытой сексуальности, которая пронизывала здесь всё вокруг.

Свет в зале погас, оставляя луч света на сцене и по залу потек вкрадчивый, завораживающий голос:

— Господа! Тот, ради кого все мы пришли сюда здесь и рад приветствовать вас — Лорд Волан-де-Морт!

Все голоса разом стихли.

'Лорд Волан-де-Морт!'.

Это имя словно дышало в пространстве. Оно звучало одновременно далеко и близко, тихо шипело внутри мозга и било в уши оглушительным шепотом: 'Лорд Волан-де-Морт'.

При виде высокого красивого темноволосого мужчины с глазами змеи Лили испытывала тот же трепет, что и все.

Лорд Волан-де-Морт...

Как ей в голову могло прийти кокетничать с ним тогда, у озера, в поместье Блэков? Она, должно быть, с ума сошла!

— Приветствую вас, — голос у него был холодный и равнодушный. Он как-то странно успокаивал — будто кусок льда, приложенный к пылающей ране. — Приветствую всех, кто сумел разобраться в истинном положении дел, царящем сегодня в прогнившей от лжи Великобритании, — говорил он. — Всех, кто больше не желает мириться со сложившимся положением вещей. Всех, для кого слово справедливость не перестало быть пустым звуком.

Мы говорим о справедливости, когда желаем наказать виновного, не так ли? Ведь в нашем прогнившем насквозь обществе слишком многое и для слишком многих остаётся безнаказанным. Я не скрываю от вас правды — я призываю вас не к Свету, дети, я поведу вас во Мрак. Туда, куда ваши учителя никогда не посоветуют идти.

Но, спрошу я вас, не лучше ли честный, пусть и жестокий Мрак, чем фальшивый и слащавый, как лимонная долька, Свет, которым щедро одарит вас господин Дамблодор, дай ему волю? Настоящая драка, она как огонь — очищает. Я считаю, если кровь наполнилась заразой, её нужно отворить. Мир не ваниль и не пастила, как вас пытаются в том убедить в заведениях, подобных Хогвартсу. Мир — это горнило, в котором сгорает один, чтобы жил другой. Сгорает каждый день, каждый час и каждую минуту.

Чтобы пламя не пожирало всех подряд, нужен кто-то сильный, способный управлять процессом. Тот, кто будет иметь право решать, кому завтра жить, а кому умирать. Править достоин сильнейший, помогать ему — только сильный! В святой книге магглов сам Бог приказал отделить зёрна от плевел. И я говорю вам: мы призваны изменить мировой порядок...

Удивительное дело, пока он говорил, Лили готова была верить в его правоту, а ведь по сути вся речь Лорда сводилась к одному: 'Вы исключительны! Вы не такие как все! Вы — избранные! Вы имеете право на все! Вместе мы заставим весь мир признать это, а те, кто не признают наших прав на исключительность пусть умрут'.

— Я рад, — вещал Волдеморт, — рад тому, что сегодня наши ряды пополнятся ещё одним верным сторонником. Рад представить вам человека, служившего мне столь верно, что, несмотря на юный возраст и сомнительное происхождение, я с радостью принимаю его в ближний круг. Этот человек сумел доказать, что умеет быть ценным и полезным, что он важен и значим для нашего дела. Северус Снейп, не скромничайте, друг мой, поднимайтесь.

Северус поднялся на сцену и встал перед своим новым хозяином, прямой, словно перетянутая струна. Чёрные глаза как никогда напоминали бездну. Они были совершенно пусты.

— Осталось последнее испытание, — усмехнулся Волдеморт. — Уверен, вы с честью его выдержите, мистер Снейп.

Где-то в глубине души Лили уже знала, что произойдёт.

Она видела, как сквозь множество узких прорезей в возбуждении блестело множество глаз.

Пальцы Нарциссы, ледяные, как лёд, сжали пальцы Лили.

— Мистер Малфой, окажите честь вашему протеже, — закончил Лорд.

Люциус грациозно выступил вперёд. Он был нечеловечески красив — длинные платиновые волосы, правильные черты лица, выразительные серые глаза.

Перед тем, как нацелить палочку на Северуса, Малфой склонился в ритуальном дуэльном поклоне.

'Нет!!!', — хотелось закричать Лили, но ледяные пальцы Нарциссы снова предостерегающе сжали руку, напоминая о необходимости сдерживаться и не привлекать к себе внимание.

— Круцио! — слетело с губ Люциуса.

Алый луч из его палочки ударил Северуса в грудь, заставляя опуститься на колено, тихо рыча от боли.

— Круцио! — повторил Малфой, поднимая палочку выше, усиливая заклинание.

Узкая грудь, затянутая в черный сюртук, тяжело вздымалась и опускалась. Свистящее дыхание заполняло собой пространство, било прямо в уши, разрывая Лили сердце.

Рука Малфоя дрогнула, намереваясь опуститься, но тихий окрик Лорда предостерёг от проявления сострадания: