Осколок империи

Ладно, время и обстоятельства покажут. Пока же мне только и оставалось, что вернуться домой и как следует подготовиться к грядущей беседе. Артузов — это не Руцис, ему морочить голову куда сложнее, хотя и покойничек был зело хитер. Поэтому... стоит свести к минимуму все не являющееся правдой. Будем кормить начальника Иностранного отдела правдой... почти. Только вырежем кусочек там, кусочек здесь, приправим неподтверждаемыми и неопровергаемыми теориями... В итоге получающаяся картина окажется теоретически возможной. Но вот истинному положению вещей соответствовать не будет. И вообще, правильно говорил немецкий философ Ницше, что правда, сказанная в нужном времени, в нужном месте и нужному человеку, может быть очень опасным оружием. А мнением такого авторитета грешно не воспользоваться.

Как бы то ни было, а утром у меня было вполне себе бодрое настроение. Равно как и готовность встретиться лицом к лицу с одним из самых опасных людей страны советов. Умыться, побриться 'до синевы', освежив кожу одеколоном. Форма, причем 'парадная', специально приберегаемый для подобных случаем комплект. Про полученный от моих врагов орден тоже не забыть, равно как и про оружие. Не только про табельный 'наган', но и про малыша фирмы 'браунинг', притаившегося в самодельной кобуре на щиколотке. Плюс два узких клинка в нарукавных ножнах, которые вполне могут послужить 'последним доводом королей'. Знаю я, как проверяют сотрудников ОГПУ... Плохо проверяют. Если быть честным. Обшаривают лишь привычные места расположения оружия, а на нестандарт внимания почти не обращают. Вот и пригодится на крайний случай. Хотя надеюсь, что до такого не дойдет. Жизнью я не дорожу, только оставшиеся дела держат крепко!

Не желая ждать в четырех стенах, я вышел из своей квартирки и, спустившись вниз, стал неспешно прохаживаться около входа в ОГПУ-шное общежитие. Спустя несколько минут и пару папирос, я дождался прибытия автомобиля. За рулем которого сидела смутно знакомая личность. Где-то я его видел, причем именно что в Иностранном отделе. Ну а ему меня, как я полагаю, детально обрисовали или же и того проще — показали фотографию. В любом случае. Затормозив и выйдя из автомобиля, он сказал:

— Я за вами, товарищ Фомин.

— Как я понимаю, едем...

— К товарищу Артузову, — понимая необходимость подтверждения, ответил чекист. — Все как вчера вам сообщили, появившись в вашем кабинете. Время...

— Достаточно. Сами понимаете, ситуация...

— Конечно, — изобразил улыбку водитель в звании отнюдь не 'унтерском'. Хоть и один, а кубик в петлице присутствовал. Значит, не из обычных, а хоть сколько-нибудь доверенный.

Хм, а хороший автомобиль за мной прислали! Марки 'паккард', ход мягкий, салон комфортный. В таком можно расслабиться и не обращать внимания на дефекты дорожного покрытия и вообще наслаждаться поездкой без малейших помех. Конечно, совсем уж терять бдительность не следовало — чай, не в гости к друзьям еду, а совсем даже наоборот. Хоть и привычные за последнее время, а враги, причем лютые и бескомпромиссные. И чем лучше их узнаешь, находясь в самом 'духовном центре', тем сильнее убеждаешься в истине — более жуткой и ненавистной для русского человека системы и представить сложно.

Автомобиль замедляет ход... Неужто? Ну да, вот и приехали. Что ж, познакомимся. Артур Христаинович. Еще какой-то месяц назад я даже не предполагал, что такая встреча состоится. А вот как карты легли! Но раз так случилось, надо использовать расклад с выгодой для себя.

* * *

Учиться и учиться вам, господа чекисты, у жандармского корпуса! Да только не в коня корм, это было очевидно.

С чего такая жесткая эмоциональная реакция? Да все насчет оружия. Ведь перед тем, как допустить на прием к начальнику Иностранного отдела, меня попросили сдать табельное оружие. А я что, я всегда пожалуйста. Вот вам закрепленный по документам 'наган', берите на здоровье. А дальше... Лишь окинули небрежным взглядом, не замечая ничего неположенного. Ну да, второго револьвера или пистолета за поясом нет, в небольшой сумке с документами, которую я открыл и продемонстрировал содержимое, тоже ничего не найдено. Значит чист ты, товарищ Фомин, иди себе к уважаемому товарищу Артузову.

Как дети. Злые, испорченные, но действительно дети. Заношу этот факт вопиющего разгильдяйства в копилку своей памяти и иду. Куда приглашали. Стучусь в дверь, дожидаюсь разрешения войти и...

Вот он, Артузов, сидит себе за рабочим столом, всецело, по мимолетному впечатлению, погруженный в изучение какого-то документа. Но это показное. На самом деле он уже окинул меня быстрым, но пристальным, оценивающим взором. Сейчас же осмысляет, наверняка сопоставляя увиденное с тем, что прочел из личного дела Фомина Алексея Гавриловича.

Изучение может быть и двусторонним. В этой ситуации дело обстояло именно так. Я, оказавшись в кабинете начальника ИНО, тоже изучал его хозяина. Артузов был явно не фанатиком от революции вроде того же Дзержинского. О нет! Перед моими глазами представал совсем иной человек: умный. Хитрый. Прагматичный, использовавший в свое время революцию как повод резко подняться к вершинам власти. Причем сделал это не по своей прямой специальности — а закончил он металлургическое отделение Петербургского политехнического института имени Петра Великого, даже с отличием, показывая тем самым высокий, действительно высокий по меркам Российской Империи интеллект — а по линии ВЧК. Видимо, аналитическое мышление и точный расчет подсказали, где будет наиболее быстрый взлет и гарантии безопасности от кровавой волны. И Он явно не прогадал. Что тут скажешь, высокоинтеллектуальный прагматик без особых принципов — это серьезная заявка на власть. И что-то подсказывает — должность начальника Иностранного отдела вовсе не предел его мечтаний... и возможностей.

По большому счету именно он являлся самым рациональным преемником тяжело больного Менжинского, которому даже оптимисты давали не более нескольких лет жизни. Только, зная политику партии, сильно сомневаюсь, что правящая верхушка во главе с Джугашвили и его сворой осмелится назначить на столь важный пост такого человека. Слишком умен, слишком самостоятелен, да еще очень часто высказывает собственное мнение. Плюс здоровый карьеризм и желание получить этот пост не ради неких идеалов, а ради себя любимого, своего дальнейшего продвижения. Для них он был пусть всего лишь вероятным, но конкурентом. А таких... соввласть не любит. Это Менжинского назначили и до поры терпели, понимая, что в то время подобный председатель тайной полиции был необходим. Тогда. Но не теперь, когда любые амбициозные, цельные личности становились опасными для копошащихся наверху откровенных серых посредственностей.

Парадоксально, но Менжинский сохранял пост и влияние по двум причинам: тяжелой болезни и склонности к сибаритству. Первое явно давало понять, что он тут ненадолго задержится. Второе — что он предпочтет провести последние годы в максимальном комфорте, а не ввязываться в политические игры с неясным результатом. Зато его преемник... О да. на его месте наверху должны предпочесть нечто управляемое, безинициативное и... серое. Думаю, что пока на это место планируют кого-то вроде Бокия или Ягоды. Впрочем... Мне то до этого какое дело?

Несколько затянувшееся молчание было нарушено хозяином кабинета, заявившего:

— Здравствуйте, товарищ Фомин. Не стойте у двери. Проходите. Присаживайтесь, — движение руки указывает на стоящее рядом со столом Артузова полукресло. — У меня есть к вам как несколько вопросов. Так и желание обсудить несколько тем.

— Благодарю, Артур Христианович.

Прохожу, присаживаюсь, а одновременно с этим разум приходит к выводу насчет хозяина этих мест. С ним не стоит вести себя, используя амплуа 'романтика ЧК', совершенно не стоит. Основная причина — Артузов сам очень далек от подобного образа. Да на него надо только внимательно посмотреть! Рафинированный, холеный 'продукт рухнувшей империи', в силу своего прагматизма и имморализма сразу же переметнувшийся на сторону новой власти, воспользовавшись тем, что в семнадцатом только-только закончил университет и не успел 'запятнать' себя службой 'проклятому царизму'. Вот он — щегольская прическа, усы и небольшая бородка клинышком говорят о недавнем визите к парикмахеру. Причем не к абы какому. Вместо формы очень дорогой, но не безвкусный костюм. Булавка для галстука, запонки — они тоже не ширпотреб, а штучная работа, но вместе с тем и не кричат о своей настоящей стоимости. Да, такой образ и стиль были бы куда более уместны в той, настоящей России, но никак не среди 'кухарок, способных управлять государством', каковых в органах соввласти подавляющее большинство. А те, у кого есть хотя бы зачатки мозгов, стилем, подобающим носителям власти, похватать ну никак не могут.

И вот ЭТОМУ пытаться предъявлять 'романтику революции', равно как и чекистской службы? Либо не поверит, либо поверит, но всерьез относиться не будет, сочтя необходимым лишь использовать. А зачем, коли есть возможность получить нечто большее?

— Понимаете причину, по которой я вас пригласил?

— Бесспорно, Артур Христианович, — взгляд на лежащий на столе начальника ИНО доклад-записку покойного Руциса. Специально открытый взгляд, чтобы продемонстрировать Артузову. — Аркадий Янович убит, а учитывая, что в его докладе была лишь часть собранной информации, вам нужно остальное.

— Да. Нужно. И не только гипотезы, но и реальные факты, без которых не обойтись.

— Я понимаю, но не всегда есть возможность получить все желаемое. У меня с собой, — жест в сторону сумки с некоторым количеством бумаг, — Имеется лишь более подробное развитие теорий, тех самых гипотез. Доказательства... лишь косвенные. Из прямых есть лишь отрубленные головы в том доме в Филях. Одна из которых, принадлежащая товарищу Руцису, могла бы кое-что поведать. Но не теперь. Мертвые, они молчат. Это знают ВСЕ.

— Бумаги...

— Вот они, — достаю небольшую их стопку и размещаю на свободном участке стола. — Сверху подробный, но все же относительно небольшой обзор проблемы. Остальное — приложения, пояснительные документы. Все структурировано так. чтобы подчеркнуть главное, малые детали вынести во вспомогательные бумаги.

— Я сейчас предварительно ознакомлюсь. Ждите. Можете курить.

Поближе ко мне придвинули раскрытую пачку папирос 'Герцеговина Флор', коробок спичек и пепельницу. Ну а сам хозяин кабинета полностью погрузился в чтение. Читал он, надо заметить, быстро, но было заметно, что не пропускал ничего из написанного. Мне же оставалось сидеть, курить, ждать. Ну и периодически отслеживать проявляющиеся на лице начальника Иностранного отдела эмоции. Благо он не счел необходимым их прятать. Не видел смысла, как я понимаю.

Интерес и недовольство, вызванное как раз заинтересованностью содержанием подготовленного обзора на тему если можно так выразиться, 'троцкизма и исходящих от него угроз'. Туда было пристегнуто почти все важное: высылка Троцкого при сохранившихся у него рычагах воздействия на ситуацию в СССР; дело Блюмкина, арест и казнь которого вывели противостояние нынешней 'партийной группы Сталина', имеющей власть, и оппозиции на новый уровень; предпосылки для обострения ситуации. А главное — логические выводы о том, что мотивацию для прокатившихся по столице убийств чекистов имели именно сторонники Троцкого. Ну а 'перевод вины' на агентов РОВС — дело естественное в подобной ситуации. Тут же был и намек на то, что имеющиеся у ОГПУ информаторы, внедренные в эту организацию, должны были дать хоть какие-то сигналы о готовящихся убийствах.

За временем я особенно не следил, хотя и была такая возможность. Однако, по моему ощущению прошло что-то около получаса, прежде чем Артузов закончил предварительный просмотр документов. Положил последний лист на стол, затем посмотрел на меня и спросил:

— Какая доля вашего участия в этой работе?

— Она... присутствует.

— Я заметил, — намек на улыбку и в то же время давление. — Поступивший ко мне доклад Руциса был написан им, это очевидно. Но изложенные мысли... Хорошо, спрошу иначе. Каков вклад покойного товарища Руциса?

— Очень весомая. Для начала, без него я бы никогда не смог получить некоторые важные документы. Да и возможность отправить доклад наверх... без определенных последствий, которых я предпочитаю избегать...

— Достаточно. Я понял.

Кто бы сомневался. Для такого матерого специалиста в делах разведки, контрразведки и просто тайных операций достаточно даже легкого намека, а не такого явного, как прозвучал от меня. Важнее было то, что материалы были восприняты без удовольствия, как сулящие серьезные проблемы, но с пониманием их необходимости. С ними Артузов уже мог не опасаться гнева от председателя ОГПУ. Решение, которое примет по итогам изучения документов Вячеслав Рудольфович, предсказать очень сложно, но что не будет устраивать главе ИНО клистир с патефонными иголками за плохую работу — это точно.

— Документы останутся у меня, — проинформировал Артузов. — У вас, товарищ Фомин, есть ко мне какие-нибудь просьбы?

— Нет, Артур Христианович.

— А вопросы?

Это уже другое дело. Для тех, кто понимает... Одно дело просить что-то у вышестоящего в системе, а совсем другое — задать ему вопросы. Относящиеся к твоему в ней будущему. Такая вот простенькая проверка на сообразительность.

— Чем именно я могу помочь Иностранному отделу и вам лично, Артур Христианович?

— Думаю... ты пригодишься отделу. В качестве одного из сотрудников, — не видя отторжения подобной идеи на моем лице. Артузов продолжил. — Но сначала я хочу понять, кто ты есть, Алексей Фомин. И от этого будет зависеть то, как лучше использовать моего нового сотрудника. Ты готов отвечать на вопросы?

— Да...

— Отвечать надо быстро, без задержек. Правду, а не используя иезуитские увертки и иносказания. Я их сам хорошо знаю. Так ты готов?

Предлагает мне, точнее моей маске, открыть карты. Похоже понял, что написанное в моем личном деле... не сходится с реальностью. Вот и решил самостоятельно оценить потенциального сотрудника. Ладно, приоткроем скрываемую маской... другую маску. Только в последней есть несколько других черт, более глубокого уровня восприятия.

— Готов. Но это значит, что мое личное дело...

— Его составители не совсем поняли личность того, кого описывали. Все верно. Это только их вина. Начнем... Что значит для тебя убийство Руциса?

— Исчезновение влиятельного человека, помогающего как советами, так и некоторыми своими действиями, но непременно в законных рамках.

— Проще говоря — покровителя. Называй вещи своими именами, Фомин.

Киваю, принимая это к сведению. Выходит вообще никаких эвфемизмов, благодаря которым можно смягчить истину более расплывчатыми и приемлемыми словами. Да, Артур Христианович, вы точно прагматик. Да еще и циник, если я правильно понял. И все равно — 'сочный' такой вопрос прямо в лоб, причем явно лишь первый. Что ж, жду дальнейших.

— Почему принял решение работать в ОГПУ?

— Раскрытие возможностей, возможность стать частью силы, власть.