Он мертв, о боги, он умер, и это целиком моя вина...
Всё тело его, казалось, полыхало огнём, и эта тихая, тлеющая боль испепеляла его изнутри, как тот лёд из его снов, что заставлял цепенеть от холода. Но больше не было смысла бороться ни с этим огнём, ни со льдом. Пусть и то, и другое, хоть сразу вместе, сожрут его, ему было плевать.
Ливень нещадно сек его градом, словно камнями. Голова кружилась, кровь стучала в висках. Ему было так больно, но он был даже рад этой боли....
Это всё, что я заслужил. Это я виноват во всём....
Он шёл, не разбирая пути, и ему было всё равно. Он спотыкался, падал бессчётное число раз. Но какое значение теперь имели все эти царапины и синяки? Он снова заставлял себя подняться и бежал, бежал, куда глаза глядят.
Вселенная его рухнула в тот самый миг, когда Тайлендел бросился вниз с этой башни.
Где-то там, в самой глубине души, ещё жила смутная догадка, что если бежать достаточно далеко, и достаточно быстро, то можно убежать за край земли, за край забытья, где больше не будет ни чувств, ни боли.
До края земли он, в общем-то, не добежал. Добежал до края реки и свалился в реку. Земля неожиданно исчезла из-под ног, и он, выставив перед собой руки, полетел, покатился с обрыва и плюхнулся прямиком в ледяную воду. Она сомкнулась над его головой, её холод отрезвил его, заставив отбросить иные мысли: желание впасть в забытьё исчезло, а верх взял животный страх, заставивший его забарахтаться и из последних сил вынырнуть на поверхность.
Он судорожно глотнул воздух, смахнул воду с глаз и при вспышке молнии увидел летящий на него огромный сук. Увернуться он уже не успел, сумел только отвернуть голову, и тот ударил его по темени, вновь заставив уйти под воду. Он снова вынырнул, оглушённый, и ничего уже не соображая. При очередном сполохе увидел перед собой какой-то куст, попытался уцепиться за его ветки....
Но те были слишком далеко, так что его отчаянная попытка не удалась....
И вдруг этот куст яростно содрогнулся, и словно бы потянулся к нему сам. Он коснулся его веток. Каким-то непостижимым образом, ухватился за них. Они врезались ему в ладони, но он всё-таки сумел выкарабкаться на отмель. У него достало сил заползти на скользкий от ливня берег, и остатков сознания — удивиться, зачем ему было вообще спасать себя?
Он лежал ничком на берегу, уткнувшись лицом в мокрую неживую траву, продрогший, окоченевший, и леденеющий с каждой минутой всё больше, охваченный чувством мучительной вины и неизбывного горя.
Ленди, Ленди, это я во всём виноват... о боги, во всём виноват я.... Я жедолженбыл рассказать всё Сейвиль. Должен был постараться тебя остановить.
Он зарыдал, уткнувшись лицом в жёсткую траву, в пахнущую сыростью землю, отчаянно желая сейчас обладать божественной силой, чтоб повернуть время вспять и исправить всё то, что случилось.
Прости... о, боже, пожалуйста, кто-нибудь, пусть всё будет, как было! Если тебе нужно забрать кого-то, возьми взамен меня! Пусть это всё окажется сном, о, боже... умоляю....
Но то был вовсе не сон. Не более чем этот дождь, растворяющий его слёзы, чем ледяная вода, что тянула его за ноги. И не было никакого бога, готового вмешаться и вернуть всё, как было, обратно. Зимний холод всё сильнее овладевал им, наполняя жилы ледяным огнём. И он был слишком слаб, чтобы двигаться. Он так устал. Он был так убит своим горем, что ему было уже всё равно.
Ему вдруг пришло на ум, что он, должно быть, так и умрёт здесь. Таким же одиноким, каким был Тайлендел перед смертью.
Что ж, иного он и не заслужил, так что он стал молиться иначе. Прошу - в отчаянии молил он всевышние силы, которые не давали ему ответа. — Пожалуйста... дайте мне умереть.
Он припомнил все свои ошибки, которые совершил, каждый малейший свой промах, и застонал.
Этоязаслужил смерть — в отчаянии думал он, закрывая глаза. — Я хочу умереть.
:Нет.:Этот мысленный голос был таким отчётливым, таким ясным, как пламя. Острым, как сталь, отсекающая эту мрачную его надежду на скорую смерть.:Нет, тебе нельзя умирать. Ты должен жить, Избранник.:
Он немного приподнял голову, но так и не смог заставить себя открыть глаза, он этого и не хотел.
:Ты ничего не знаешь, :в ответ незнакомому голосу послал он унылую мысль.:Оставь меня в покое. Я никому не нужен. Никогда и никому я не буду нужен. Я убиваю всё, что мне только дорого.:
Но кто-то упрямо ухватил его за край воротника и потащил на берег. Он попытался вывернуться, но тело его больше не слушалось, и всё, что ему удалось, это слегка дёрнуться. А уже пару мгновений спустя дождь перестал хлестать его спину, под едва шевелящимися руками оказался душистый, мягкий и абсолютно сухой мох. Кто-то втащил его в укрытие и аккуратно уложил на мох, после чего, наконец, оставил воротник в покое. Он кое-как разлепил глаза, но в свете угасающих вдали молний не смог разглядеть ничего, кроме темноты.
Что-то большое и тёплое со вздохом опустилось на землю возле него. Мягкие ноздри коснулись его шеи...
...как когда-то Гала....
От этих ощущений всколыхнулись воспоминания и едва не разорвали ему душу в мелкие клочья. Он подтянул к подбородку колени, обхватил их руками, сжался в комок и безудержно зарыдал на грани помешательства от горя и одиночества.
:Эй, я же тут...:
Он приподнял голову и взглянул на сказавшего это затуманенными от слёз глазами.... И с последней вспышкой молнии наткнулся взглядом на сияющие сапфировым светом глаза... Глаза, полные такого понимания, такой любви, что он осознал вдруг: их владелец простит ему что угодно. Любовь накрыла его, просочилась внутрь. Конечно, она не могла совсем стереть его утрату, но смогла разделить его боль.... И никакого обвинения за то, что случилось.
Он распрямился и вцепился в эту мягкую белую шею и плечо, как схватился за ветки того куста, чтобы не утонуть.
В это плечо он и выплакал все свои слёзы, до тех пор, пока уже не было возможности выдавить из себя ни слезинки, пока не провалился в лихорадочное забытьё. И всё это время чистый голос повторял ему тихонько, как заклинание, снова и снова проникая в его сознание:
:Я здесь, мой Избранник. Я люблю тебя. Я никогда тебя не покину.:
* * *
— Сейвиль, мы нашли его, — промокший с головы до ног Мардик, ворвался в бывшую комнату Ваниеля и Тайлендела, передёрнувшись от сквозняка из двери позади него.
Пока он поворачивался, чтобы её закрыть, Сейвиль, собрав остатки сил, на которые уже и не рассчитывала, сделала попытку подняться. Джейсен и Целитель Андрел, не сговариваясь, схватили её за плечи и усадили обратно в кресло.
— Где он? — воскликнула она голосом, охрипшим от рыданий. — Кто его нашёл? С ним всё в порядке?
— Да фиг знает, это Компаньоны нашли его. Ифандес, точнее сказать, — не слишком-то внятно отвечал Мардик, шатавшийся от усталости и поблекший от изнеможения в этом жёлтом свете свечи. — Она отыскала его в саду по эту сторону речки и оттащила в грот. Тантрас полагает, что он болен. Что-то вроде ответного шока, но точно он не уверен. Он пытается уговорить её позволить ему забрать Ваниеля сюда, чтобы Андрел смог тут им заняться.
Сейвиль тряхнула головой, пытаясь вникнуть в смысл его слов.
— Мардик, что ты тут пытаешься мне сказать? При чём тут вообще Ифандес?
— Сейвиль, она не даёт никому дотронуться до него даже пальцем, — отвечал Мардик, моргая и всё ещё трясясь от холода, хотя в комнате было довольно тепло. — Упёрлась, стоит на своём. Чуть не отхватила Тантрасу руку, когда тот попытался коснуться Вана. Моей Фортин она заявила, что не доверяет нам заботу о нём. Что не верит, будто мы сможем обеспечить ему правильную защиту. Нам, якобы, не понять, с чем мы имеем дело... он сейчас слишком страдает, он душевно совсем разбит, и мы тут пока что ничем ему не поможем....
— Погоди, Мардик, — осторожно произнёс Джейсен, — ты хочешь сказать, что Ифандес Избрала Ваниеля? Единственный во всём Поле полновозрастной Компаньон, у которого не было Избранника?... Компаньон, который более чем за десять лет не Избрал себе никого... И вот теперь она что, Выбрала Ваниеля?
— Ну, пока что в открытую она этого не заявила, однако полагаю, что да, — отвечал Мардик, устало привалившись к дверному косяку и едва ворочая языком. — Иначе, с какого перепугу бы ей укладываться вокруг него, словно это её жеребенок, и никого к нему не подпускать? Нам кажется, он без сознания: он не шевелится, не отвечает на наши попытки с ним заговорить, но Ифандес не даёт подойти к нему, чтобы его рассмотреть.
Сейвиль и Герольд Сенешаля обменялись озадаченными взглядами, Целитель же Андрел произнёс вслух то, о чём оба подумали:
— Во имя Сиятельной Госпожи, — пробормотал он, изумлённо округлив свои зеленые глаза, — и что, ради Хейвена, всё это должно значить?
* * *
Повинуясь этому настойчивому зову в своей голове, Ваниель вынырнул из лихорадочного беспокойного сна, полного кошмаров. Он застонал и открыл сухие воспалённые глаза. Их было больно и жгло огнём. Голова всё ещё кружилась, и стоило только двинуть ею чуть-чуть, в глазах всё плыло. Он чувствовал себя так, словно всё тело его было заковано в тесный и жаркий панцирь, причиняющий невыносимую боль. Да и само тело словно было чужое.
Солнце тускло освещало каменистый проход: он смог разглядеть там речку, журчащую всего в нескольких шагах от него. Сам он был словно в какой-то пещере, только у входа стояли две скамьи розового мрамора. В пещерах же не бывает скамей из розового мрамора? В них не бывает такого ухоженного, выстланного мхом пола. И тут до него, наконец, дошло, что это за место: то был один из садовых гротов, расположенных на берегу реки. Такие были весьма популярны среди придворных парочек и тех, кому хотелось ненадолго уединиться, отдохнуть от суеты Двора. Тайлендел постоянно мечтал как-нибудь тоже отважиться, взять и воспользоваться одним из них...
Тайлендел.Боль утраты вдруг стиснула ему горло, не давая дышать.
:Нет, Ваниель. Нет, мой Избранник. Не сейчас. Скорбеть станешь потом. Сейчас ты должен подняться.:
Не имея понятия, как он вообще тут очутился, Ваниель вдруг оказался на ногах, навалившись всем весом на шелковистое плечо своего Компаньона.
Своего Компаньона. Ифандес.
Он попытался это осознать, но голова его настолько сейчас шла кругом, что было бесполезно пытаться ухватиться хоть за одну мысль из тех, что смутно возникали у него и тут же улетучивались.
:Ты болен, :произнёс в его сознании озабоченный голос .:Ияне в силах тебе помочь. Мне не хочется отпускать тебя из-под своей защиты, но я не могу помочь тебе. У тебя жар. Тут нужен Целитель. Давай-ка, передвигай ноги. Вот так. Шагнули — раз. Два...:
Оказалось, его здорово лихорадит, так что он крепче прижался к боку Компаньона. Подчиняясь этому голосу в своей голове, сделал один несмелый шажок, потом другой, быстро усвоив лишь, что ему надо просто перенести весь свой вес на руку, вцепившуюся плечо Ифандес. Сделав пару шагов, он был вынужден закрыть глаза и позволить ей дальше вести его самой: у него всё так и плыло, его мутило так сильно, что он даже не соображал, что творится кругом. Они выбрались на солнечный свет, и для его глаз сейчас это оказалось настоящим ударом: он попробовал, было, взглянуть, но поскорее зажмурился снова.
Компаньон вдруг шагнула куда-то в сторону, и он буквально упал на руки незнакомого ему Герольда. Стоило ему утратить контакт с Ифандес, как голову его заполнили десятки голосов, которые отчаянно вопили и дико пугали его. Он взвыл и попытался укрыться, схватившись за голову руками. Голоса терзали его, причиняя невыносимую боль, и он никак не мог разобраться во всей этой мешанине, пытаясь отличить, где его собственные мысли, а где чьи-то ещё.
:Вели своему безмозглому Избраннику поскорее укрыть его защитой, Делиан!:
Он узнал этот голос, хотя с ним самим Ифандес ни разу не разговаривала так резко. Незнакомец чертыхнулся, быстро коснулся лба Ваниеля, и голоса тут же оборвались. Ваниель снова открыл глаза, но тотчас же пожалел об этом: всё завертелось вокруг него, сделав его центром настоящего хаоса. Он зажмурился опять и поклялся себе не делать больше таких попыток.
— Позволь-ка, Тантрас, — этот спокойный голос принадлежал ещё какому-то незнакомцу.
Головы Ваниеля коснулась пара прохладных рук, принесших умиротворение, навеявших мирный усталый сон. И он с благодарностью принял его, провалившись в приятное забытьё. Если чуть-чуть повезёт, быть может, не придётся уже проснуться.
* * *
Кровать казалась для мальчика слишком огромной: он и так-то не был особо крупным, а теперь, казалось, и вовсе весь сжался. Белый, как полотно, и... то должно быть, из-за его тёмных волос и природной бледности кожи, но ей показалось, он выглядел куда хуже, чем Тайлендел после того своего припадка. Могла ли до сего момента Сейвиль о таком помыслить!
Тайлендел. Ох, Ленди, Ленди, бедный, бедный мой мальчик.
Невыплаканные слёзы застряли комом в горле, застлали пеленой глаза. Так что она проморгала момент, когда Андрел, убрав ладонь со лба мальчишки, с усталым вздохом откинулся в своём кресле. Его тронутые сединой рыжие волосы взмокли от пота, а на совсем побледневшей от напряжения коже отчётливее проступили веснушки.
Этот его шумный вздох вернул её к действительности.
— Андрел? — негромко позвала она.— Скажешь мне что-нибудь?
— Я сделал для него всё, что было в моих силах... и даже чуть больше. Мне удалось наладить канал, — не глядя на неё отвечал облачённый в Зеленую Мантию Целитель герольдов. — И я хочу, чтобы теперь ты взглянула через него сюда.... Или, если чувствуешь, что не в силах, найди мне равного тебе Герольд-Мага. Честно сказать, я сам не верю тому, что Увидел, так что мне требуется подтверждение.
Сейвиль стиснула челюсти, опять повторив себе, что во всём случившемся нет никакой вины Ваниеля. К тому же, она была, кажется, единственным во Дворце Герольд-Магом, который испытывал к мальчишке хоть какие-то тёплые чувства.
— Я взгляну. Есть ещё, что сказать, или...?
— Я хочу, чтобы ты сначала взглянула, — настойчиво повторил он. — Мой ответ будет зависеть от того, решишь ли ты что я вовсе не спятил.
Она с удивлением вскинула бровь, однако подошла и встала рядом с Целителем.
Позволить Андрелу это его умиротворяющее ментальное Присутствие у себя для неё было так же просто, как подать ему руку. Они ведь были любовниками. Когда-то. Так что много работали вместе — и до того, и потом.
Ауры их соединились легко, как если бы они просто взялись сейчас за руки, и Сейвиль проследовала по тому "каналу", который настроил Целитель, проникая сквозь этот горячечный поверхностный хаос дремлющего сознания Ваниеля прямо в его мрачную, совершенно убитую горем сущность. И то, как сильно он страдал, заставило бы её простить его, даже если бы она и считала его виновным. Ей была хорошо известна глубина чувств Тайлендела, но чувства Ваниеля, судя по всему, были, как минимум, ничуть не слабее. И, конечно же, горе его, его утрата, были столь же глубоки, как и её собственные. А дальше....
