Главная роль

Максим взглянул исподлобья, но решил простить. "Он же не виноват, что не видел настоящих актеров. Эх, посмотрел бы на Бориса Бабочкина в роли Чапаева. Или на Андрея Миронова в роли Фигаро! Вот где искренность, страсть, масштаб личности! Или на Меркурьева, на Крючкова, на Жарова, на..." Максим заставил себя прерваться. На перечисление любимых актеров и фильмов ушла бы неделя.

Он торопливо переоделся. Примерил парик. Поморщился: великоват. Как бы в ответственный момент не съехал. "Стражники будут в восторге!" Подумав, Максим отобрал у Гефеста пояс и соорудил нечто вроде головной повязки. Вспомнил зеркало в гримерной театра: старое, пожелтевшее, с отбитым краем — о том, чтобы заменить его, и речи не могло быть. Ведь за этим зеркалом гримировался еще сам великий...

Максим со вздохом пресек воспоминания. Вопросительно посмотрел на Гефеста: "Парик хорошо прилажен?" Вольноотпущенник скривился. Этой похвалой Максиму и пришлось удовольствоваться.

— Дожидайся здесь, — распорядился Максим.

Вольноотпущенник набрал побольше воздуха, желая возразить, но Максим резко перебил:

— Кухонные рабы меня могут и не признать. А тебя узнают непременно.

Гефест молча захлопнул рот. Максим торопливо сбежал по лестнице.

И с размаха налетел на Сервию.

— О, нет! — закричал актер в ужасе.

Сервия в Риме! Сестра Марцелла — в Риме! В Риме, где хозяйничает Элиан! Додумалась. Приехала. Мало этого. Явилась в самое опасное место. На Палатин.

— Уезжай! Уезжай немедленно!

— Так и знала, что ты обрадуешься, — ответила Сервия.

Волосы ее были растрепаны, лицо и одежда — в пыли. Сервия улыбалась.

— Сервия, умоляю! Уходи отсюда.

Она заглянула ему в лицо.

— Здравствуй, Максим.

— Сервия, прочь! Беги прочь!

Она подступила вплотную. Потребовала:

— Скажи мне: "Здравствуй!"

Максим закрыл глаза и заскрипел зубами. Представлял, что сделает с Вибием. Только Вибий мог прислать ее сюда, указать путь на ипподром!

— Сервия, здравствуй! Уходи скорее.

Она вдруг засмеялась — тихим, вымученным смехом смертельно уставшего человека.

— Никуда я не уйду, — сказала она. — Довольно умирала от страха. Останусь здесь, с тобой.

— Нет! Не хочу стать вдовцом, еще не женившись.

— Я тоже не желаю овдоветь!

Их взгляды пересеклись. Максим отступил на шаг.

— Сервия! Нельзя тебе оставаться в городе. Ни тебе, ни Марцеллу.

Она не отвечала, молча меряя его взглядом.

— Брат, конечно, примчался? — продолжал Максим. — Да еще тебя привез!

Сервия коротко усмехнулась, и он сразу понял, какую сказал глупость. Марцелл, разумеется, не брал сестру с собой. Сама приехала.

— Обманула брата, да?

— Ты поступил честнее?

Максим невольно улыбнулся, улыбка поползла и по лицу Сервии.

— Значит, Марцелл приезжал на виллу? — заметил Максим. — Вижу, не задержался там.

— Свидание было кратким, — подтвердила Сервия. — Брат едва успел спешиться. Мы выбежали навстречу. Думали, случилось несчастье. Конь был в мыле, брата пошатывало от усталости. Едва увидев Игнему, он закричал: "Жива?" Сказал, что гнал коней, боялся опоздать. Увидев наше изумление, насторожился. Спросил, болела ли Игнема. Узнав, что нет, стукнул себя кулаком по голове, застонал и велел привести свежую лошадь. В двух словах рассказал о твоем обмане и поскакал назад, в Рим.

— У меня выхода не было, — сказал Максим. — Его бы убили.

— Он это понял. И мы поняли. Поняли, что ты остался один. Я выехала следом за братом.

В душе Максима шевельнулось недоброе предчувствие.

— А... Игнема?

— Прибудет позже, — ответила Сервия, угадав вопрос. — С ней — бестиарий и остальные слуги.

— Кто же сопровождал тебя?

— Конюх, разумеется.

Максима ожгло.

— И только?!!

— С большим эскортом быстро не доедешь, — растолковала она. — Мы должны были менять лошадей.

Максиму явно не хватило дыхания. "Сам виноват. Мог предвидеть! Знал ее характер!"

— Так...

Максим провел ладонью по воздуху, словно подводя черту разговору.

— Хотел удалить Марцелла из Рима, а в результате вызвал вас всех в Рим.

— Верно, — неумолимо подтвердила Сервия. — И заставил изнывать от тревоги. Каково брату пришлось? А мне? Пока Вибия не встретила, не узнала подробностей...

"Вибия следует повесить! Рассказывал в подробностях! А ему, не иначе, Гефест поведал. Тоже не умеет держать язык за зубами".

Максим поискал глазами. Вольноотпущенник выглядывал из-за двери. Выглядывал в страхе и смущении. Тоже знал: Сервии не место в Риме. И еще знал: если Максим не поторопится, к императору не попадет. Кухонные рабы закончат разгружать телеги.

Актер понял взгляд Гефеста. Взял Сервию за руки, крепко сжал тонкие горячие пальцы.

— Сервия. Тебе нельзя...

— Максим.

Он замолчал. Чувствовал: ни сам он, ни Марцелл, ни Элиан и никто на свете не заставит Сервию уехать.

— Дождусь тебя здесь, — сказала она.

Максим окинул взглядом ипподром. Что ж, убежище не из худших. В императорской ложе даже уютно. А главное, никто не найдет. И случайно не наткнется.

— Дождись.

Она улыбнулась. И как будто отдернулась пелена усталости и тревоги, до сих пор затенявшая ее черты. Сервия вскинула руку. В этом жесте было столько неукротимой энергии — точно молнии разлетелись вокруг.

Максима всегда восхищала бьющая через край энергия, присущая большинству римлян. Такими были и напористый Марцелл, и задиристый Вибий, и добросовестный Септимий, и неукротимый Элиан, и бесстрашная Корнелия, и хладнокровная Домиция. Невозможно было представить этих людей, бессмысленно уставившимися в экран телевизора или рвущимися занять сидячие места в транспорте.

Неожиданно Сервия посмотрела на Максима, точно впервые заметила. Оглядела темную тунику раба, парик. Засмеялась.

— Юпитер Охраняющий, на кого ты похож?

Максим озабоченно сдвинул брови. Только теперь сообразил: Сервия узнала его в одно мгновение, несмотря на сумрак. Неужели так же легко опознают и остальные? "Эх, сюда бы нашего театрального гримера!" Но об этом не приходилось и мечтать. А потому Максим успокоил себя лестной мыслью, что Сервия видит не глазами, а сердцем.

...Пять повозок стояли у широко распахнутых дверей дома Августа. Чадили факелы. Сновали полуобнаженные рабы. Часовой, расположившийся в некотором отдалении, с полным равнодушием взирал на эту суету.

Низенький плотный человечек, подойдя к ближайшей повозке, что-то отмечал на восковых табличках. Похоже, считал корзины, которые выгружали рабы.

Максим помедлил, соображая, как втиснуться среди рабов. "Надсмотрщик" поднял глаза от табличек, увидел Максима и расшумелся:

— Тебе что, особое приглашение нужно? Поторапливайся!

Максиму иного и не требовалось. Нагнувшись, подхватил корзину с кочанами капусты, водрузил на плечо. Невольно крякнул.

Уже входя в двери, сообразил, что отлично знаком с "надсмотрщиком". Это был один из вольноотпущенников Нервы. Максима окрылило то, что этот человек его не узнал. Вдобавок, корзину пришлось нести в одну из дальних кладовых. Это тоже было удачей.

Просторная, вымощенная каменными плитами кухня озарялась огнем очага. Отсветы пламени падали на огромные амфоры, стоявшие в углу, и амфоры поменьше, помещавшиеся на полках. Корзины с виноградом, грушами, финиками, оливками загромождали и столы и пол, так что едва оставался узенький проход. "Кто же будет это есть?!"

Следуя в веренице рабов, Максим свернул в неширокий коридор. Приходилось прижиматься к стене, чтобы разминуться с теми, кто избавился от своей ноши и спешил за новым грузом. Максим знал эту часть дома лишь по рассказам вездесущего Гефеста, но приметил закрытый занавесом дверной проем, ведший во внутренний двор.

Опустив корзину на пол кладовой, Максим повернул обратно. Вновь прошел мимо двери. Понял, что ускользнуть от внимания слуг будет не так легко, как рассчитывал. Он мог рукой коснуться занавеса, но не мог за ним скрыться. Повсюду горели светильники. Навстречу шагали рабы, сгибавшиеся под тяжестью корзин и сосудов. В спину дышали рабы, возвращавшиеся налегке.

Максим уже в третий раз проходил по коридору. Сознавал: если не проскользнет в глубь дома сейчас, больше случая не представится. Повозки опустели.

Он замедлил шаги. Человек, шедший сзади, наступил на пятку. Максим не обратил внимания, но тотчас послышался шепот:

— Максим.

Мышцы спины разом одеревенели. Актер с трудом удержался, чтобы не обернуться. "Узнали? Или только заподозрили?" Голос показался знакомым.

— Это я, Марцелл.

Максим споткнулся. Едва удержал корзину. Заторопился вперед. Марцелл не отставал. Они вошли в кладовую и одновременно сбросили на пол корзины. Чуть не стукнулись лбами. Застыли, упершись друг в друга взглядами.

Марцелл был в грубошерстной тунике и нелепой головной повязке. "Как сговорились! Вибия следует четвертовать. Удержал сенатора дома, называется! Еще, наверное, в спину подпихивал, чтобы шел побыстрее!"

— Что стали? — прикрикнул раб, распоряжавшийся в кладовой. — Живее! Не путайтесь под ногами.

Они вышли в коридор. Возле занавешенной двери Максим остановился, сделав вид, что поправляет башмак. Пришлось остановиться и Марцеллу. Максим громко сказал:

— Кажется, заноза. Помоги.

Оба прижались к стене у самой двери. Максим согнул ногу, будто вынимая занозу. Марцелл отвел в сторону занавес. Максим исподлобья огляделся. На них никто не обращал внимания. Максим подтолкнул Марцелла, и оба юркнули во двор. Замерли. Никто их не окликнул. Тогда, пригнувшись, они перебежали за кусты. Присели на корточки возле парапета фонтана. Посмотрели друг на друга. Прислушались. Звенел фонтан. Из галереи доносилось шарканье шагов. Все было спокойно.

— Кажется, удалось, — прошептал Марцелл.

Максим кивнул. Они снова прислушались. Марцелл спросил:

— Тихо?

— Тихо.

В ту же секунду Марцелл схватил его за горло. Сцепившись, они повалились на землю. Катались по цветочной клумбе, и сенатор, задыхаясь, шептал:

— Игнема больна? Да? Больна?

Тут сенатор оказался внизу, и слово взял Максим:

— Явился, умник? Да? Явился?

— Больна? — шептал Марцелл.

— Явился? — шипел Максим.

Внезапно клумба закончилась, и обоих встретила мраморная дорожка. Сенатор с актером тихо охнули и умолкли. Сидели рядом, пытаясь отдышаться. Максим подумал, что не стоит извещать Марцелла о приезде сестры. "Целым не уйду".

— Цезарь очень плох? — спросил, Марцелл, отряхиваясь.

— Врачи говорят — поднимется.

— Ты веришь?

— Врачам? Хотелось бы верить.

Шаги в коридоре стихли, огни погасли. Максим с Марцеллом осторожно встали и прокрались в дом. Перебирались из комнаты в комнату, стараясь избегать коридоров для слуг. Иногда слышали легкие шаги, негромкие голоса. Застывали, прижавшись к стене. Потом осторожно продолжали путь. Едва не налетели на внезапно появившуюся рабыню со светильником. Максим успел отпрянуть за колонну, Марцелл — скрыться за занавесью. Рабыня прошла в двух шагах, не заметив.

Они достигли императорской опочивальни. Более всего Максим страшился увидеть часовых у самых дверей. К счастью, никого не было. Слабый свет пробивался из-под занавеси. Максим с Марцеллом переглянулись. Несомненно, кто-то из рабов неотлучно находился при императоре. "Не поднял бы тревоги".

Максим стремительно отдернул занавесь и ворвался в комнату. Марцелл — следом.

На низеньком поставце стоял серебряный светильник. В слабом свете Максим увидел раба, наливавшего в чашу вино. И только потом разглядел императора. Нерва лежал на кушетке у самого окна.

Раб испуганно ахнул. Чаша со звоном ударилась о мозаичный пол. Раб глотнул воздуха, чтобы крикнуть, но Максим, подскочив, зажал ему рот.

Император приподнялся на локте. Глаза его расширились. Максим перепугался, что старика хватит удар. Марцелл сдернул с головы повязку.

— Это я.

По лицу императора тенью прошла улыбка. Теперь улыбнулся и Марцелл. Максим тоже облегченно вздохнул. Разжал пальцы. Полузадушенный раб повалился на табурет.

Глядя на императора, Максим с горечью отмечал, какие разрушения произвела болезнь. Нерва снова напоминал долговязого инвалида, встреченного в термах. Прежняя худоба, старческое подрагивание рук. Даже в неярком свете было заметно, как бледен император.

Максим поднял брошенную рабом чашу, налил вина, поднес императору. Нерва привстал, отпил пару глотков и лег. Дышал тяжело и часто, непрерывно сбрасывал и снова натягивал легкое покрывало. Однако взгляд императора был прежним: твердым, осмысленным, сосредоточенным. И насмешливым.

— Вы что, прорывались с боем?

Марцелл устремил взгляд к потолку, стараясь незаметно стряхнуть с одежды прилипшие листья. Максим застенчиво почесал синяк под глазом. Но император сразу заговорил о другом.

— Прорицатель. Ты уверял: буду править достойно, принесу Риму славу.

— Разве ошибся?

— Ошибся. Я прозевал мятеж. Теперь Риму нужен новый император.

Максим окончательно уверился: император не ослаб ни разумом, ни волей. "Вот тебе и немощный старец".

— Приказывай, — произнес Марцелл.

— Собери сенат. Нужно решить, кому передать власть.

— Позволь сказать, — попросил Максим.

— Говори.

— Что бы сенаторы ни решили, кого бы ни выбрали — вмешается Элиан. Не для того мятеж затевал, чтобы распоряжались сенаторы. Хочет найти императора себе по вкусу.

— Да, — тяжело проронил Нерва. — С гвардией придется считаться.

Максим с горечью подумал, что Нерва слишком поздно усвоил урок.

Марцелл вскинул голову.

— Не для того избирали императора, чтобы командовал Элиан.

— С гвардией придется считаться, — повторил Нерва. — Иначе сенаторы окажутся под стражей в курии, как я — во дворце.

— Нужно опередить Элиана, — отчеканил Марцелл.

Максим разом вспомнил, как сенаторы опередили Элиана, избрав Нерву. В сомнении покачал головой. Элиан тоже быстро усваивает уроки. Отныне цезарей назначать будет не сенат — гвардия.

Они обязаны найти выход! Найти именно сегодня, сейчас, когда им так невероятно повезло. Второй раз проникнуть к императору не удастся.

Нерва думал о том же.

— Будь у меня сын... Все решилось бы проще. Элиан не осмелился бы распоряжаться, зная, что моему наследнику присягнут легионы.

Максим почувствовал, как стремительно пронеслась какая-то мысль. Пронеслась и исчезла. Осталось только ощущение, что решение где-то рядом.

Марцелл подался к императору.

— Твоему наследнику?

Максим предостерегающе вскинул руку. Марцелл умолк. Возле дверей послышались шаги.

Максим взглядом искал оружие. Потянулся к тяжелому канделябру. Марцелл схватил головную повязку, попытался завязать. Как всегда во время спешки, это не удавалось. Лента затянулась узлом. Максим вспомнил, как на одной из премьер второпях нахлобучил шляпу. Перестарался, тулья оборвалась и съехала на шею подобно воротнику. Впрочем, у зрителей трюк имел бешеный успех. Решили, это режиссерская находка.