Там, где правит Рандом

— Да отвалите вы от меня! — закричал Эйфель, судя по звукам — раздавая направо и налево оплеухи. — Не буду я его убивать! Все равно ему скоро конец!

Я перевернулся на спину. В самый раз, чтобы увидеть, как отлетает от Эйфеля Персиваль, попытавшийся ударить его со спины. Доспех из кожи шардевкатрана — страшная вещь и боевой бонус этого одеяния тоже неисчислим. Вот только какого лешего этот артефакт делает в "Годвилле"? Он же из "Свода равновесия" Зорича. Даже не из игры, а из книги. Живой доспех, отражающий любой удар, выстреливающий навстречу клинку или стреле десятки маленьких, но неимоверно сильных отростков, отбивающих любой удар! Обладатель такого доспеха, насколько я помню из книги, может считать себя практически неуязвимым!

Стоп, а почему меня волнует шардевкатранова кожа, но совершенно не волнует чудовищное оружие у Эйфеля в руках? Молот Тора! Он же тоже не из этой игры. Он из комикса, из фильма, из мифологии... Интересно, откуда вот этот конкретный молот, а?

И еще раз стоп. А почему меня волнует оружие Эйфеля, сам Эйфель, но не волнует тот факт, что Персиваль, которого я минуту назад швырял по таверне, круша им столы и круша самого Персиваля, только что попытался встать на мою защиту и крепко огреб, кстати? Или меня так крепко приложили молотом по голове, что у меня уже галлюцинации? Интересно, проезжающий сейчас по разгромленной таверне розовый слон на велосипеде — это реальность, или тоже последствия удара? А то, что Эйфель протягивает мне руку явно с намерением помочь встать?

— Тупоголовый кустистый туебень! — сказал Эйфель, но на сей раз — как-то миролюбиво. — Вставай, будем тебя в чувство приводить.

Я принял его руку и встал на ноги. Честно признаться, соблазн двинуть Эйфелю коленом в пах был страшным, но я сдержался. Не потому, что я такой благородный, просто доспех закрывал и его промежность, а значит при попытке ударить — вполне мог раздробить мне в ответ колено. С 1 очком здоровья получать новые повреждения как-то совсем не хотелось. Я в этом мире уже раз умирал, больше не хочу... Тем более, что если я умру сейчас, воскрешение будет отложено Рандом знает на какое время.

— Ты чего на меня накинулся? — спросил я, падая на уцелевший стул. Шакки, Лем и Ниволль, вместе со своими питомцами, тоже изрядно побитые, встали рядом со мной, не выпуская оружия из рук. Мне на колени запрыгнул Брысь, с самым воинственным видом уставившись на Эйфеля, сжимая в лапках мечи. Позади, на безопасном расстоянии, опустился на стул Персиваль. Всем в драке перепало как следует, оружие Эйфеля с каждого удара отнимало по сотне касаний, но только меня этот гад уделал до такого состояния, когда здоровье уже само не восстановится, в лечебницу идти надобно.

— Ну... Погорячился малость! — ответил Эйфель. И почему его все Старым кличут? Я бы ему больше тридцати лет не дал. Возраст в "Годвилле" — вещь, конечно, относительная, тут вроде бы вообще не стареют, но тем не менее.

— Фигасе, погорячился! — воскликнул я. — Ты мне самопалицу сломал! Ты меня чуть на тот свет не отправил!

— Погорячился! Если б я тебя убить хотел — я бы с тобой сейчас не разговаривал. Ты бы уже мертв был. А что до самопалицы, то она тебе уже вряд ли потребуется. Ты и так считай что уже мертв! И ты, и товарищ твой.

— Товарищ? — я зло покосился на Персиваля. — Этот что ли? Не товарищ он, а гадина подколодная!

Тот что-то пробурчал себе под нос, но на всякий случай передвинул свой стул подальше от меня. Ползи, гад, ползи... Не буду я тебя бить. Пока не буду. А то меня сейчас щелчком добить можно, с одним очком здоровья-то.

— Слушай, Эйфель, я очень хочу послушать, почему это нам с Персивалем конец, но видишь ли, ты меня так уделал, что у меня перед глазами все плывет, а сердце при каждом ударе в сломанные ребра ударяется, что немного неприятно. Ты не против, если я схожу в лечебницу немножко оклематься, а ты меня тут подожди, а? Я бы, кстати, очень хотел узнать, кто ты такой вообще?

— Зови меня Семеном.

Я не удивился. А вот Персиваль за моей спиной ойкнул, икнул и тихонько сказал "Мать-перемать!", чем окончательно разрушил мои сомнения о его принадлежности к моему миру.

— А на счет лечения — тут мы дело и без докторов поправим. Держи!

Эйфель-Семен запустил руку за пазуху и достал оттуда ветвистый корневище, напоминающий корень имбиря.

— Ты бы мне еще грибочков предложил, пушер недоделанный.

— Ешь, не остри! На вкус — дрянь, конечно, но здоровье восстановит в момент!

Я взял корень и осторожно откусил кусочек. На вкус — как гибрид вареной морковки с жареным тараканом. Ах да, еще и с легкими нотками ослиного помета и легким ароматом протухшей водицы из козлячьего копытца. Но Эйфель не соврал, действовать в самом деле начало моментально. Я уже чувствовал, как срастаются мои ребра!

Второй такой же корешок достался Персивалю

— Ну что? Поговорим? — вполне миролюбиво поинтересовался Эйфель.

— Поговорим, — согласился я. — Давай начнем с главного: почему я — идиот, дебил, дегенерат и все прочее? И почему нам с Персивалем конец?

— Тебя Кирилл зовут, верно?

— Верно?

— А тебя? — Эйфель повернулся к Персивалю, который соизволил лишь недовольно хмыкнуть.

— Слушай, Семен, — начал я, — у меня к тебе просьба небольшая. Одолжи мне, пожалуйста, свой молот на пять минут. Даже на одну, мне больше не потребуется. Я сейчас коротенько с Персивалем потолкую, после чего он нам скажет, и как его зовут, и как, а главное — зачем он меня сюда отправил.

— Да не я это! — воскликнул этот гад, вскакивая. — Я понятия не имею, как сама-то сюда попала!

— Опа...

Я сел. В моей голове встроился на своей законное место еще один кусочек пазла. Внук Пакмана подозрительно часто говорил о себе в женском роде. Сначала я не обращал внимания, потом стал списывать это на его глючность и необычность, а потом и вовсе забыл, а вот теперь вспомнил. И мне поплохело. Это я что же, только что метелил девушку?

— Как зовут-то тебя, дочь Евы? — спросил я.

— Оля.

Теперь икнул я. Немногие оставшиеся посетители таверны сели там, где стояли. Кто на пол, кто на стул, если он был рядом и был цел. В заведении вообще остались только Эйфель-Семен, да мой отряд, то есть все те, кто выжил в спасательной операции имени меня. Все "левые" герои, когда началась заварушка с метанием германо-скандинавско-Марвеловского молота, поспешили таверну покинуть, пока не прилетело. Поумнели герои, однако. Понимают, что когда вокруг творятся такие чудеса, лучше искать приключения в другом месте.

— Значит Оля... Ну и скажи мне, Оля, как тебя сюда занесло?

— Также, как и тебя. Сидела, пила кофе. Потом хлоп, и я в "Годвилле".

— А мы с тобой в реальной жизни знакомы?

— Насколько я знаю — нет! — сухо ответила Оля-Персиваль. Блин, как мне о нем теперь думать? Ответил? Ответила?

— А фамилия у тебя есть?

— Гоосен. Оля Гоосен!

— Сочувствую.

Персиваль фыркнул. Ла! Фыркнула! Черт, надо определиться, кто оно у меня в сознании будет. Пусть будет Оля. Девушка.

Нет, не знаю я никаких Оль Гоосен. Такую фамилию раз услышишь — черта с два забудешь.

— Можно подумать, у самого фамилия красивая. Кудряшка Сью!

— Уважаемые попаданцы, — остановил зарождающуюся и какую-то по-детски глупую перепалку Эйфель, — а не желаете ли вы поделиться со мной историей своего попаданства? Я-то просто так на вас накинулся потому, что думал вы тут по своей воле. Ну, полностью, или частично. Пришли сюда, разрушили мой мир, вызвали перезапуск "Годвилля", уничтожив все, чем я тут жил три... нет, наверное уже четыре года по вашему летоисчислению.

— Да это не мы, это герои...

— Ну-ну. А спровоцировали их вы. Давайте, выкладывайте. Часть вашей, точнее — твоей, Кирилл, истории, я уже знаю. Про твой прошлый визит сюда мне достаточно рассказали другие герои. Ты не поладил с кем-то, практиковавшим магию, и он перенес тебя сюда, в тело твоего героя, так? Судя по тому, что твои друзья в нашем мире смогли доступными средствами убедить его вернуть тебя обратно, маг из него был посредственный. Ко мне бы они и близко не подошли.

— Ты тоже маг?

Эйфель рассмеялся.

— Не люблю я это слово. Слишком уж оно фэнтэзийными книжками отдает. Скажем так, я знаю некоторые способы манипуляцияй энергиями, существование которых официальной наукой пока не доказано. А моя... хм... специализация, если можно так выразиться — путешествия в сопричастные миры. Но давайте начнем с вас. С подробностями, пожалуйста, с подробностями. Времени у нас не так уж много. Может быть, я еще даже смогу вам помочь вернуться?

Я пожал плечами, погасив в душе вспыхнувший огонек надежды. Надо оставаться спокойным и рассудительным. Эйфель, не смотря на свои дурные манеры и тяжеленный молот, неплохо к нам расположен, но явно не станет нам ничего рассказывать, пока своими историями не поделимся мы. Не падать же перед ним на колени с криком: "О великий маг, верни меня домой, к маме!" Ибо некогда кое-кто великий сказал: "Никогда никого ни о чем не просите, особенно у тех, кто сильнее вас". Хотя... Мне тут же припомнился другой персонаж этой же книги, сказавший: "Просите, и дано вам будет". Однако, его, помнится, распяли.

И я начал свой рассказ. Кратко, но доходчиво, стараясь не упустить мелких деталей. Начал со своего первого визита, с Васи Ложкина, и его гибели, когда существо, выпущенное мной со страниц черной книги, захватило его тело. Потом кратко пересказал о том, где мы с Персивалем-Олей успели побывать и что сделать. Эйфель выслушал меня внимательно, ни о чем не спросил и перевел взгляд на Олю.

— Теперь — ты.

— Да, да, — поддакнул я, — теперь ты! Мне очень интересно послушать, откуда ты взялась на мою голову, и почему так отчаянно прикидывалась виртуальным чудиком.

— Да испугалась я! — огрызнулась та. — Ты вспомни, как мы с тобой познакомились? Я одна, в незнакомом мире, в шоке от происшедшего. Подхожу к тебе в кабаке, а ты? Что ты мне сказал?

— Не нервируй меня, низкоуровневое порождение виртуальности!

— Вот! Именно это!

— Я тебе и сейчас это повторю, небритая леди!

— На себя посмотри! Я побрилась, между прочим!

— В полумраке не видно!

— А ты дальше своего носа никогда и не смотришь!

Нас несколько озадачил смех Эйфеля, и мы прервали свою перебранку, повернувшись к нему.

— Знаете, ребята, кажется, вы крепко подружились, — заметил он.

— Мы???

— Никогда!

— Ладно, ладно, отношения выясните потом. Оля, ты будь так любезна, начни с самого начала. И на Кирилла внимания не обращай. Если он тебя рискнет перебить — я его заставляю замолчать.

— Нет большой чести бить того, у чьего оружия боевой бонус на три порядка меньше, чем у твоего! — с чувством и пафосом изрек я.

— Ты когда меня бил — вспомнил об этом? — ввернула шпильку Оля. — Беззащитную девушку, между прочим!

— Впервые в жизни вижу небритую девушку!

— Хватит напоминать мне о моей щетине!

— Ага! Значит, есть-таки щетина?

— Замолчите оба! — рявкнул Эйфель. — У меня помимо молота еще средства есть. Не материальные, скажем так...

Голубая молния, сверкнувшая между его большим и указательным пальцем напомнила мне о том, что слово — доллар, а молчание — евро. Я сделал в сторону Оли приглашающий жест, мол, давай, рассказывай, а я — помолчу.

Минут пять у нее ушло на ее историю, подозрительно похожую на мою. Сидела, никого не трогала, потом — хлоп, и она в Годвилле. Вот только если мой Утакалтинг — почти полная моя копия, то ее Персиваль — видимо, проекция всех юношеских комплексов. Да еще и противоположного пола.

Когда Оля закончила свой рассказ, Эйфель недолго помолчал, переводя взгляд с меня на нее и обратно. Наконец он соизволил заговорить:

— Что я вам могу сказать, ребята, ситуация для вас очень неприятная. Для меня, честно признаться, тоже, и все это из-за вас. Но я-то могу в любой момент покинуть эту игру, а вот вы — нет.

Игру... Черт! Он произнес это слово! Я покосился на внимательно слушавших наш диалог героев, о которых я уже давно думал как о друзьях, как о настоящих друзьях, а не кусочках виртуальности. Как они отреагируют на известие о том, что вся их жизнь — это игра? Что они созданы для чьего-то развлечения. Администратору Годвилля эта информация, помнится, вообще не понравилась. Я бы даже сказал, категорически не понравилась!

Шакки перехватила мой взгляд и ободряюще улыбнулась мне в ответ.

— Я догадывалась, — сказала она, будто прочтя мои мысли.

— О чем? — обернулся к ней Эйфель.

— Ты сейчас сказал "Игра". Я догадывалась. Думаю, что и не я одна.

Эйфель смешался. Надо же, могучий маг, которому море по колено, а переходы между мирами — такая же мелочь, как для меня спуститься в метро, оказался смущен и не знает, что сказать. Вот и я тогда, в катакомбах, сболтнул это проклятое слово, "игра", не подумав о последствиях.

Таверна понемногу наполнялась народом. Герои, спешно покинувшие ее, поняв, что учиненное Эйфелем побоище — не обычная кабацкая драка, понемногу возвращались обратно. Кажется при всей подозрительности нашей компании, в таверне все же было спокойнее, чем снаружи. Слава Богу, к нашей беседе никто не прислушивался и к нам никто не подсаживался. Боты-официанты возвращали на место перевернутые столы и приносили новые стулья взамен разнесенных. Собирали с пола осколки посуды и вытирали пятна крови. В конце концов, дракой здесь никого не удивишь. Особенно сейчас, в хмурое смутное время.

— Когда достроишь храм — начинаешь на многое смотреть по-другому. Сначала, с самого момента избрания тебя богом для свершения великих дел, ты носишься по миру в поисках золотых кирпичей, денег и приключений. Потом, когда храм закончен, приоритеты меняются. Золотые кирпичи уже не нужны, деньги на то, чтобы погулять и заночевать на постоялом дворе — есть всегда. Остаются только приключения! А в промежутках между ними — есть время подумать. Мы взрослеем. И взрослея — часто думаем о том, зачем нас создали. Думаем и даже говорим об этом между собой, да, Ниволль? Только в дневники этого не записываем.

— Да... — сказал Эйфель. — Со мной герои часто вели подобные разговоры. Но я старался не развивать их, уходить от темы. Я старался вносить в этот мир как можно меньше изменений.

— Я догадывалась, что мы созданы для вашего развлечения, — продолжила Шакки. — Особенно после того, как познакомилась с тобой, Кирилл. Тогда я поняла: богам тоже бывает одиноко и скучно. А еще ты говорил, что у вас очень ограниченный мир, в котором нельзя просто так взять и уйти на поиски приключений. У вас все сложнее... Поэтому вы создали нас, чтобы хотя бы в наших дневниках видеть то, чего так не хватает вам. Так?

— Так... — с трудом ответил я.

— А еще, вы нас любите. Мы — ваши избранники, ваши подопечные. Не важно, кто вы — боги, избравшие нас во имя великой цели, как говорили нам монахи, или просто такие же герои, как и мы, но обладающие способностями вторгаться в наш мир и изменять его. Вы — выше нас. Как мы — выше своих питомцев. Но мы любим их, а вы — любите нас.