Олден ещё раз пристально взглянул на невесту — они и раньше вели довольно откровенные беседы, но сегодняшний разговор отличался от прочих, оставляя после себя странное послевкусие. Испи чего-то боялась и о чём-то умалчивала, но почему? Что произошло с ней в отцовском доме ?
— С тобой что-то случилось, Испи— я это чувствую. — Олден прижал к себе невесту, провёл рукою по сложно заплетённым косам девушки.— Если я тебе как брат, то и скажи мне всю правду — как брату, и я приму её ,какой бы она не была и защищу тебя, но если ты солжёшь...— рука Олдена внезапно отяжелела и он очень тихо добавил.— Единственное, чего я не приемлю, так это лжи...
Испи судорожно вздохнула, и , высвободившись из его объятий, неожиданно насупила бровки:
— Меня не выдают за тебя силком, Олден, а тебе не мешало бы начать воспринимать людей такими, как есть, а не искать в каждом их слове подвох.— За несколько мгновений настроение девушки полностью переменилось, и теперь перед Олденом стояла холодная аристократка.— А меня своим недоверием ты и вовсе оскорбляешь! Я должна была бы рассердиться на тебя, но не сделаю этого, так как понимаю, что ты не отошёл ещё от столь любимых тобою сражений!..
И Испи, сухо кивнув Олдену на прощание, выскользнула из сада лёгкой тенью...
А ещё через полчаса, Олден, кое как распрощавшись с нежелающим его отпускать Келтеном, спускаясь по крутым ступеням лестницы, услышал доносящиеся из комнаты невесты голоса и невольно затаился возле немного приоткрытой двери, вслушиваясь в разговор Испи и её подружек.
— Нет конечно, он — прославленный воин, богатый и знатный, Владыка ему благоволит, но как ты можешь целоваться с ним, когда рядом с тобой живёт Лиги! Вот он — действительно завидный жених: и красив , и нравом хорош — я бы хоть сейчас за него замуж! — Матти — самая бойкая и неуёмная из всех подруг Испи, крутилась перед зеркалом, примеряя на себя подаренное Олденом ожерелье, а устало откинувшаяся на спинку кресла Испи едва заметно улыбнулась.
— Мой троюродный брат всего лишь десятник "Доблестных", да к тому же беден . Если бы не мой отец, он до сих пор прозябал бы в дальней провинции и Милеста в глаза не видел!
(При упоминании о Лиги, стоящий за дверью Олден невольно скрипнул зубами. Этого непонятно что возомнившего о себе наглого, смеющего рассуждать о стратегии и тактике щенка, он терпеть не мог и едва сдерживался от того , чтобы не задать этому, состоящему в дворцовой страже сопляку хорошую трёпку. Сдерживало тысячника лишь уважение к дому Келтена, в котором Лиги и обитал. )
Матти возмущённо фыркнула:
— Ну, не вечно же он будет десятником! .. Испи, голубка, скажи— какие девушки нравятся твоему брату?
Испи на эту тираду чуть прикрыла глаза и попросив Элти: "Расплети мне пожалуйста косы — голова разболелась..." едва заметно нахмурилась:
— Я тебе не сводница, Матти, ну, а что до Олдена, то из-за своей воинской службы он не будет мне сильно докучать — так что видеть его , слава богам, мне доведётся нечасто.
Задетая за живое отказом ,Матти отвернулась от зеркала и хихикнула:
— Я слышала, что твой жених снискал себе славу не только в боях, но и в притонах, так что берегись, как бы Олден не потребовал от тебя в постели того же, что он получает от портовых шлюх!
Испи приподнялась и в её глазах сверкнул гнев:
— Этот урод не осмелится... А ты следи за языком!...
Дальнейшую перебранку Олден слушать не стал -ему хватило и того, что доведённая подколками подружки Испи наконец сказала то, что думает о нём на самом деле, а кроме того он уловил в голосе невесты хорошо скрытую ревность , когда она упоминала о Лиги! Олден сжал дрожащий кулак — делать из себя посмешище он не позволит... И если его подозрения подтвердятся, то Испи придётся горько пожалеть о том, что она не сказала ему правду , когда у неё была такая возможность!.. Но мысли о возможной мести горбун оставил, как только переступил порог Келтеновского дома, потому что остаток вечера он собирался провести там, где его всегда ждали...
"Карающие" сильно бы удивились, если б увидели своего , не знающего жалости и всегда язвительного, точно целое кубло гадюк, тысячника осторожно ступающего за Гойнтом по белённому коридору . Жестокое лицо Олдена смягчилось, а из его голоса совершенно исчезли холодные и властные нотки, когда он тихо расспрашивал Гойнта о самочувствии Пелми. Бывший конюший, теперь (с руки Олдена) ставший управляющим в небольшом загородном доме, отвечал на вопросы тысячника тихим и торопливым шёпотом, а подведя Олдена к ведущим на террасу дверям, тут же незаметно исчез в глубине коридора. Горбун неслышно ступил на террасу, но сестра каким то образом сразу уловила его присутствие и ,повернувшись в кресле ,с радостным ойком протянула к нему руки. Миг, и Олден был уже около Пелми — встав на колени, он спрятал лицо в одеяле, укрывающем её неподвижные ноги, а Пелми нагнулась вперёд и обхватив его шею своими тонкими руками , зарылась лицом в волосы брата, тихо прошептав: " Наконец ты вернулся! Я так рада..."
Вместо ответа Олден лишь судорожно вздохнул — сводная сестра была единственным, искренне и беззаветно любящим его существом, и горбун , пытаясь облегчить выпавшую на её долю участь , уже не раз проклял свою давнишнюю сделку с демонами! Терзающие его предчувствия неминуемой беды исполнились тогда , когда Пелми перешагнула своё восьмилетие — вернувшись из похода, он застал дома целый сонм лекарей и хмурого, словно зимняя ночь Илита . Обрушившееся в тот год на Амэн поветрие надолго осталось в памяти Милестцев, унеся немало детских жизней. Хворь прошлась в равной степени как по кварталам бедняков, так и по благородным семьям, а немногие, пережившие чудовищную горячку дети навсегда остались неспособными к передвижению калеками. Прикованная к креслу Пелми, даже с приданным, не имела никаких шансов на замужество , а из немногих , доступных ей, развлечений у неё остались лишь книги да поющие в клетке щеглы... Но хуже всего было то, что Лиата восприняла болезнь Пелми как личное оскорбление, окончательно возненавидев собственную, обманувшую её надежды дочь и Олден убедил отца, что будет лучше, если девочка будет жить как можно дальше от полупомешанной матери. Он сам нашёл небольшое загородное имение, проследил , чтобы оно было обустроено так, чтобы Пелми были доступны даже самые дальние его уголки и взял с Гойнта слово, что он будет оберегать сестру, как зеницу собственного ока. Это, впрочем было уже излишним — по собачьи преданный детям Илита Гойнт готов был умереть как за Олдена, так и за Пелми...
Расчёт горбуна оказался верным — оказавшись вдали от попрёков матери и отчуждённости отца, Пелми не только оправилась от болезни настолько, насколько это было возможно, но и , переступив тринадцатилетние, начала постепенно расцветать. Только её красота несла в себе хрупкую чистоту весеннего, только— только выбившегося из под снега цветка, а в её кроткие глаза лесной лани нельзя было смотреть без боли...
Олден поднял голову и улыбнулся:
— Ну, конечно же я вернулся, Пелми — ты же знаешь, что я всегда возвращаюсь!
Пелми снова провела рукой по волосам брата :
— Но я всё равно волнуюсь за тебя... Особенно, когда мне снятся сны...
— Это пустое...— Олден снова улыбнулся и поцеловав неподвижные колени сестры , добавил — К сожалению, в этот раз я не нашёл для тебя достойного подарка, так что ты сама должна сказать, чего тебе не достаёт...
Пелми смахнула с ресниц выступившие слёзы:
— Лучший подарок для меня, это то, что ты жив и здоров...— и сестра, взглянув на укрытые вечерней мглою рощи и виноградники, тихо добавила. -Единственное, о чём я сожалею, это то, что не смогла встретить тебя на площади вместе с отцом...
Устроившийся около ног сестры Олден едва заметно качнул головой:
— Не стоит об этом жалеть, мышонок! Я терпеть не могу пустые церемонии! Лучше расскажи , как тебе жилось в моё отсутствие?
Пелми согласно кивнула и начала рассказывать брату о мелочах, из которых и состояло её тихое затворничество: вначале она поведала Олдену о прочитанных ею книгах, затем сообщила о наконец-то прижившемся и зацветшем розовом кусте, а напоследок, тихо смеясь, рассказала о том, как её кошка изловила где -то в доме здоровенную крысу и приволокла свой трофей прямо в кровать к Пелми, напугав при этом служанку...
Олден внимательно слушал бесхитростные рассказы Пелми, то и дело переспрашивая её о каких-то мелочах и улыбаясь на её смех. Со своей сестрой-полуребёнком он чувствовал себя успокоенным и умиротворённым, ведь все её порывы были чисты и искренни и не несли в себе ни подвоха, ни хорошо замаскированной лжи. Тень набегала на лицо горбуна лишь тогда, когда он смотрел на неподвижные ноги Пелми — с этой бедою не смог справится ни он сам, ни аркоский паук, а взятый в подмогу Олденом "Крыса" после осмотра Пелми лишь грустно покачал головой: "Пойми , друг, — ничего уже сделать нельзя! Твоя сестра жива и, хвала богам, не испытывает постоянных болей, — в её случае это и так редкая удача..." Но горбун , так и не смирившись с увечьем Пелми, вновь и вновь искал способы исправить нанесённый ей его давнишним договором вред.
... В поисках лекарства Олдену уже давно ничего не мешало, ведь заниматься алхимией и магией он мог совершенно спокойно. Став главою рода Остенов, горбун перебрался в унаследованный им вместе со старшинством дом Дорита, в библиотеке которого его терпеливо дожидались дядины дневники и старательно собранные Доритом многочисленные рукописи. Ну, а про то, что в доме дяди Олдену был хорошо известен каждый тайник и закоулок, и говорить не стоило!.. За домом в отсутствии тысячника присматривало несколько вышколенных , умеющих держать язык за зубами человек из уволенной ранее Доритом обслуги, а сам дядя, превращённый горбуном в беспомощного идиота, тоже поначалу был вынужден делить с ненавистным племянником кров. Правда, бок о бок , Олден и Дорит прожили от силы года два — летним вечером, после известия об очередной победе племянника, бывший тысячник всё таки сумел положить конец своему убогому существованию, размозжив голову о белый камень стен... Недоглядевший за безумцем слуга был запорот на конюшне до смерти самим Олденом, а тёмные слухи о причинах странного безумия Дорита и его смерти, не имея подпитки, со временем угасли сами собой!
И тем не менее Доритовское обиталище, пусть уже и лишившееся мрачного ореола, вряд ли было тем домом, в который следовало вводить молодую жену . Тем более, такую жену, как Испи — сам Келтен вполне мог довольствоваться малым, но своих дочерей он баловал безмерно... Возвращающийся от сестры в казармы Олден недовольно дёрнул плечом — грядущая свадьба несла с собою множество хлопот и перемен, которые ему совсем не нравились! А невеста... При воспоминании о словах Испи тысячник горько усмехнулся — продажные девочки, которых он без устали продолжал таскать к себе в постель, были на свой лад честнее многих "порядочных" девушек, рассуждающих о долге и чести!..
Свадьба состоялась ровно через месяц после возвращения тысячника из похода и отличалась чрезмерной даже для амэнцев пышностью — отцы семейств хотели, чтобы окончательное закрепление их альянса запомнилось как врагам, так и союзникам. Правда, Олден, как всегда пошёл против установленных правил, даже на такой праздник появившись в куртке "Карающих" , напоминающей по цвету только что пролитую кровь. Сидя во главе праздничного стола месте со своими дружками — Хингардом и никогда не улыбающимся сотником Элри, он являл полную противоположность разряженным в шитую золотом парчу и атлас гостям. От воинов , казалось, до сих пор пахло сталью и дымом пожарищ , а их суровые лица и тяжёлые взгляды заставляли пирующих опускать глаза. Илит же, взглянув на сына, в который раз едва заметно поморщился — ну разве не мог Олден хотя бы ради такого случая соблюсти приличия и не тащить с собою на праздник казарменный дух!.. Но Келтен, словно уловив его мысли , придвинул жрецу Единого наполненный кубок и шепнул:
— Успокойся. Куртка твоего сына в глазах многих амэнцев теперь значит гораздо больше, чем золотое шитьё на парадных мантиях...
...Между тем прижатая дружками к мужу Испи с каждой секундой чувствовала себя всё хуже и хуже: от тяжёлого подвенечного убора у неё не на шутку разболелась голова, плотно охватывающие шею ожерелья мешали ей дышать, а при взгляде на разложенные на столе яства девушку начинало не на шутку мутить. Но хуже всего было то, что Олден, которого Испи, как ей казалось, хорошо знала, внезапно совершенно преобразился, словно одев на себя ледяной панцирь. От его вежливости веяло такой отчуждённостью, что становилось страшно. Во время венчания, когда Испи, идя к алтарю, запуталась в пышных юбках и споткнулась, пальцы вовремя поддержавшего её жениха сомкнулись на локте девушки стальными клещами и в тот же миг он тихо шепнул ей на ухо: "Это плохая примета, Испи... Очень плохая..." Девушка нашла в себе силы едва заметно улыбнуться и шепнуть в ответ Олдену: "Пустое...", но с той минуты её не оставляло ощущение надвигающейся беды.
...Испи безнадёжно оглянулась по сторонам — отец занят разговором с Илитом, подруги затерялись среди гостей, а пробирающийся к ней Лиги нечаянно задел Хингарда и тот пролил вино на свою куртку. Алхимик с кривой улыбкою встал и , перегородив Лиги проход, тихо произнес: "Выйдем, щенок!" Десятник, ещё не понимая , с кем связался, гордо вскинул голову: " За это оскорбление ты заплатишь!", но "Крыса" , тихо буркнув: "Разумеется", ещё раз выразительно кивнул в сторону выхода...
Глядя на удаляющихся алхимика и Лиги, Испи вздрогнула, и схватив Олдена за руку, умоляюще прошептала:
— Останови их, пожалуйста! Они же убьют друг друга!
Но Олден, взглянув на неё, лишь улыбнулся:
-Успокойся! Хингард не нарушит законы гостеприимства! Просто поучит сопляка хорошим манерам — вот и всё!
-Поучит!? — от обиды за брата кровь бросилась в лицо Испи— Да кто он вообще такой!?
-Отрядный алхимик и мой друг!— спокойно ответил ей Олден, затем окинул взглядом пирующих и, повернувшись к молодой, небрежно заметил.— Мне кажется, что мы соблюли все приличия и застолье вполне может продолжиться без нас. Пойдём!
-Куда?! — внутренности Испи словно стянулись в тугой, болезненный узел, но Олден, взглянув на её побелевшее, точно подвенечный покров, лицо, лукаво улыбнулся:
-Как это — куда!? Конечно же, исполнять долг перед нашими семьями!
На это Испи возразить было уже нечего и она, опершись о поданную ей Олденом руку, покорно последовала за ним...
В комнате молодожёнов горело лишь несколько свечей, а широкая кровать, по обычаю, была щедро усыпана полевыми цветами. Олден, не обращая внимания на цветочное великолепие, сел на кровать и , буркнув: " Душно!" начал расстёгивать пряжки своей куртки. Прижавшаяся к стене Испи затравленным взглядом наблюдала за его движениями: только теперь, оставшись с горбуном наедине, она со всей ясностью поняла, что сама отдалась во власть того, кто отныне должен был стать полновластным хозяином её души и тела ,и кого она с каждой минутой боялась всё больше и больше!
