Идея спрятаться в недрах Дырчатого возникла по дороге, когда Тринда случайно вспомнил эту особенность острова. Мужчины встретили предложение без особенного энтузиазма: сама-то мысль им понравилась, а вот тот факт, что поиски убежища ложились на мои плечи — уже не очень. Доктор пытался отговорить, ссылаясь на то, что я женщина, меня никто не будет слушать, и вообще это очень опасно, я непременно вляпаюсь в неприятности, но быстро сдался. Сами мужчины не могли тратить на это драгоценное время, а я клятвенно и совершенно искренне пообещала не лезть в самое пекло. Связываться с местными преступниками я совсем не планировала, прекрасно оценивая последствия таких знакомств: в лучшем случае нас обманут, в худшем... я никогда не жаловалась на фантазию и могла представить, что способны сделать с одинокой женщиной люди, не отягощённые высокими моральными принципами.
Так что пока план действий содержал в себе всего три пункта. Познакомиться с Лестой Онуром и передать ему письмо от покровителей с Тёмной стороны, договориться с мастером Биндой Олемом и познакомиться с местными тенсами — именно с их помощью я планировала найти тихое место, годное для укрытия от любопытных глаз. Простым выглядел только первый пункт, но зато во всех трёх я не видела особой опасности, а вот за мужчин предстояло поволноваться. Мало того, что Миришир — по определению бедовый тип, так ещё доктор внятный план действий так и не сформулировал. Впрочем, я искренне надеялась, что какие-то идеи у Тринды всё же есть, просто он не спешит делиться с окружающими.
Задерживаться на Дырчатом острове мои подельники не стали: проводили до нужного дома, донесли вещи и распрощались на пороге. Доктор порывался сдать меня с рук на руки и лично посмотреть на пресловутого связного, но я в очередной раз заверила его, что уже взрослая девочка и вполне способна обойтись без опеки. Кажется, за время пути Тринда настолько привык к нашей удобной маскировке, что начал всерьёз относиться ко мне как к дочери, да и вообще — существу уязвимому и несамостоятельному. Хорошо хоть, не начал воспринимать Муха машинатом.
Нервозно поглядывая вверх, в голубую бесконечность, поливающую землю яркими горячими лучами дневного светила, я ждала, пока внутри, в доме, кто-то отреагирует на звонок колокольчика. К сожалению, жил Леста Онур на поверхности. Впрочем, к сожалению исключительно моему, а для свелов подобный адрес являлся признаком обеспеченности: по вполне понятным причинам на густонаселённом острове выше ценились как раз дома под открытым небом.
Я позвонила уже третий раз, с безнадёжностью прислушиваясь к звукам за дверью и пытаясь убедить себя признать, что хозяина нет дома, когда с той стороны что-то щёлкнуло, звякнуло и в образовавшуюся щель выглянул любопытный вострый нос. То есть, выглянул, конечно, не он, просто на фоне этого носа остальные части лица я заметила не сразу, да и частей тех было немного — светлый глаз под кустистой бровью в окружении глубоких морщин, дряблая щека и край бесцветного рта.
— Дальней родни не имею, ничего не покупаю, денег нет, — торопливо заверили меня из щели. Голос у хозяина дома оказался неожиданно приятный — не дребезжаще-визгливый, каким разговаривают некоторые особенно вздорные старики, а глубокий, вкрадчивый, тихий. "Такой подошёл бы продавцу в ювелирной лавке", — решила я, подняла вуаль и, удержавшись от улыбки, протянула мужчине загодя вынутый из багажа конверт.
— Я по рекомендации, — успокоила собеседника.
Длинный нос шевельнулся, пропал из щели на пару мгновений, потом появился вновь и велел:
— Брось в ящик для почты. Да куда ты, вот она, щель в двери! Понаехали тут... — проворчал мужчина недовольно, когда я начала оглядываться, пытаясь угадать, о каком ящике речь: ничего на мой взгляд похожего в окрестностях дверного проёма не наблюдалось. Я послушно просунула конверт в узкое отверстие под небольшим металлическим козырьком, и хозяин опять закрылся, лязгнув замком.
Когда в доме вновь зашуршало и защёлкало, я уже начала терять терпение и прикидывала, стоит ещё раз позвонить в дверь или плюнуть на странного господина Онура и направиться в ближайшую гостиницу. Нос на этот раз на пороге не показался, дверь зловеще скрипнула и открылась ровно настолько, чтобы я сумела протиснуться внутрь и кое-как втащить рюкзак, и то последний рисковал застрять. Мои сомнения, стоит ли подобное считать завуалированным приглашением, или хозяин тихо помер, а дверь открылась от сквозняка, развеял недовольный голос из прихожей:
— Ну, долго ты там стоять собираешься?
Я подхватила вещи, просочилась в дом и аккуратно прикрыла за собой дверь, замкнув замок, после чего с любопытством принялась разглядывать первое свелское жильё, увиденное мной в жизни.
Любовь жителей Светлой стороны к открытым пространствам проявлялась здесь особенно явно: из тесной квадратной прихожей, где в углу сиротливо притулился одинокий табурет, а всё свободное пространство занимал большой шкаф, я вышла в единственную комнату, объединявшую, похоже, весь первый этаж. Посередине, прямо напротив входа, наверх поднималась винтовая лестница.
Слева от входа в прихожую виднелась ещё одна дверь, заметно тоньше и изящней первой. За ней, похоже, располагалась небольшая комнатушка, втиснутая рядом с прихожей в угол большого прямоугольника, каким представал дом в плане; то ли кладовая, то ли ванная. Справа от входа, в другом углу, ютилась кухня. Впереди, с другой стороны от лестницы, по правую руку стоял круглый обеденный стол, по левую — диван и пара кресел вокруг низкого столика. Дальние углы занимали странные многоуровневые стеллажи, на полках которых посуда и безделушки соседствовали с книгами.
— Проходи сюда, вещи пока оставь там, — велел хозяин дома откуда-то справа, из кухонного уголка.
Я сгрузила багаж прямо на пол, водрузила шляпку с обрыдшей вуалью на пустую тумбочку при входе, туда же бросила перчатки и почувствовала себя гораздо лучше без этих деталей одежды. После чего двинулась на голос.
Окружающая обстановка производила впечатление странной пустоты, холодности, обезличенности, и я никак не могла понять причину собственного такого отношения. Была ли эта причина объективной, или меня раздражало само отсутствие стен, высокий потолок и непривычная планировка, или угнетал избыток света: широкие окна разрезали три стены из четырёх и лишь слегка прикрывались тонкими полупрозрачными занавесками.
— Фириш, как я понимаю? — уточнил хозяин дома, когда я подошла ближе. Сам мужчина хлопотал у плиты.
— Да. Господин Леста Онур? Может, вам чем-то помочь? — неуверенно предложила ему.
— Садись, — он дёрнул головой в сторону угла, где у ещё одного стола, совсем небольшого, стояли два стула со спинками. — Мои тёмные друзья решили изменить тактику и подослать к Бинде вместо серьёзных мужчин юную барышню? — предположил Леста, бросив на меня насмешливый взгляд через плечо.
— Как ни смешно это звучит, но тёмные друзья по собственной дурости решили оказать бескорыстную и безвозмездную помощь светлым соседям, — с иронией отозвалась я.
При ближайшем рассмотрении Леста Онур оказался почти таким же, каким виделся в дверную щель: самым приметным в мужчине являлся его длинный, тонкий, острый нос, торчащий из узкого плоского лица как вбитый кол. Черты лица мелкие и невыразительные, если не считать широкой щели рта, редкие седые волосы спадали до плеч, оставляя на лбу и висках залысины. Сложением пожилой свел очень подходил к своему носу: тонкокостный, с длинными конечностями и сутулой спиной. Одетый в традиционные узкие штаны и пышную рубашку, выглядел он достаточно нелепо и отчётливо напоминал какую-то здешнюю птицу, виденную мной на картинках.
— Что-то новое, — протянул хозяин дома. — И как же вы, позвольте полюбопытствовать, намереваетесь нас облагодетельствовать?
— Всё расскажу, но прежде вы ответьте мне вот на какой вопрос: как вам Верда Аото в роли правителя?
— Спокойно, — после секундной заминки с непонятным выражением откликнулся он.
— В каком смысле?
— В том смысле, что в моём возрасте спокойствие и тихая смерть в собственном доме — единственная роскошь, которую ещё можно себе позволить. А когда три молодых задорных парня пытаются усесться на один стул — это что угодно, только не спокойствие.
— Значит, если я правильно поняла вашу аллегорию, вы совсем не против возвращения законного правителя?
— Гипотетически — нет. Но, увы, восстать из праха можно лишь в аллегорическом смысле, а Первый арр почти стал пеплом в смысле самом прямом. Вылечить то, что мертво, люди не могут, а разум его явно умер.
— А если я скажу, что вылечить его можно? — медленно протянула я, пристально разглядывая собеседника.
— Я отвечу, что в моём возрасте уже поздно верить в сказки, да и ты на ребёнка не тянешь, — со смешком ответил Леста. — И при чём тут Бинда?
— Тем не менее, шанс такой действительно есть, и помочь может только специалист вроде мастера Олема, — возразила я, не спеша углубляться в конкретику.
— И ты полагаешь, что он в это поверит? — удивлённо уточнил мужчина.
— Нет, но у меня есть весомое доказательство, — я в ответ только развела руками.
— Очень интересно, — пробормотал хозяин дома. — В таком случае, для начала мы пообедаем, а потом попробуем пригласить в гости моего старого друга.
— Боюсь, без определённых технических средств продемонстрировать ему доказательства я не сумею, — нахмурилась я.
— Это не имеет значения, — качнул головой Леста. — Я не собираюсь подставлять друга, приводя к нему посторонних тенсов. Ты же здесь неофициально, насколько понимаю? — мужчина окинул меня насмешливым взглядом.
— Более чем, — раздосадованно поморщилась в ответ. — Ладно, попробуем пока так.
В самом деле, что мне ещё оставалось?
— Прости моё любопытство, а зачем вам — я имею в виду тебя и твоих работодателей — нужно возвращать Верду? Какое вам дело до наших политических дрязг? Остановить тоннели, и мы перестанем иметь друг к другу хоть какое-то отношение. Да, некоторым торгашам придётся несладко, но глобально ничего не изменится.
— Опять же, можете не верить, но у меня нет работодателей, — со вздохом призналась я. — Ваш адрес и это письмо мне дал старый знакомый отца, а что до Верды... Скажем так, его нынешний способ существования вызывает у меня и пары моих друзей оторопь и сочувствие. Настолько, что мы рискнули прибыть сюда и попробовать его спасти. Понимаю, звучит неубедительно, я и сама чувствую себя достаточно глупо, но... с этим стремлением сложно бороться. Да и, признаюсь честно, не хочется.
Против ожидания, Леста не стал ничего отвечать, не стал насмехаться и иронизировать. Только бросил в мою сторону задумчивый взгляд, медленно молча кивнул и сосредоточился на процессе готовки. Я тоже не спешила нарушать тишину, и некоторое время в доме слышалось только шкворчание какого-то ароматного мясного блюда, стук ножа и другие сопутствующие звуки.
А потом мужчина всё же заговорил. Правда, начал издалека.
— На острове Пыльном живёт бабочка, такое летучее насекомое, со странным названием "непоседа". Неприметная, невыразительная, тусклая, слабая маленькая бабочка. Примечательна она тем, что всю свою жизнь проводит в пути. Бабочки появляются на свет на Пыльном, и с попутным ветром отправляются через половину Мирового Диска на остров Бури ради единственного танца. Они спариваются, и в обратный путь — к этому времени сезонный ветер меняется на противоположный — отправляются уже только самки, самцы погибают. Добравшись обратно до Пыльного острова, выжившие насекомые откладывают яйца и тоже погибают. Такое вот необычное создание природы. У нас уже много оборотов эта крошечная бабочка является символом стремления к цели и преодоления препятствий на пути. А ещё с ней сравнивают таких людей... я не знаю, как можно их назвать. Бывает, живёт-живёт себе самый обычный мальчишка, не самый лучший, не очень плохой, в меру умный, со всеми положенными мальчишке слабостями и трудностями. А потом вдруг что-то случается у него в голове, и этот человек срывается с места. Бросает привычную жизнь, привычный мир, родных, друзей, врагов, и отправляется как та бабочка на другую сторону Мирового Диска. Такие люди когда-то давно открывали далёкие острова — те, что нельзя рассмотреть в облачной дымке на горизонте. Их ведёт странный, неслышный никому больше зов — и выводит, несмотря на безумие всей затеи, именно туда, куда нужно. Голос ветра, голос неба, голос далёкой земли. Свелы и тенсы, конечно, сильно отличаются друг от друга, но не настолько, чтобы подобные стремления вдруг оказались вам чужды. Не могу сказать, что я полностью верю твоим словам, но они вполне могут оказаться правдивыми, — резюмировал он и выразительно пожал плечами. — Вымой руки и достань в полке тарелки, будем обедать.
— Кхм. Вы случайно не писатель? — полюбопытствовала я, пока выполняла распоряжение хозяина дома.
— Я читатель, — с ироничной улыбкой ответил Леста. — Профессиональный. Всю жизнь проработал в библиотеке.
— А как же вы в таком случае умудрились связаться с секретчиками Тёмной стороны? — удивилась я.
— По счастью, я так же всю жизнь дружен с Биндой, — весело пояснил мужчина.
— Он, насколько понимаю, в курсе вашей деятельности?
— Разумеется. Самое приятное, ничего трудного, опасного, противозаконного или недопустимого с моральной точки зрения от меня не требуется: передать письмо или пару слов, вот и всё, — выкладывая еду на тарелки, пояснил хозяин дома. — Деньги за это платят не так чтобы большие, но с учётом сложности работы — очень хорошие. В любом случае, приятная прибавка к содержанию, позволяющая спокойно жить в собственном доме и баловать себя приятными мелочами. Не те у меня запросы, чтобы жаждать больших денег. Приятного аппетита.
Готовил мужчина потрясающе. Сравнивать вкус местных блюд с привычными получалось с трудом, но, кажется, кулинаром он оказался даже лучшим, чем моя экономка.
— Вы меня обманули. Вы не профессиональный читатель, а профессиональный повар, — заметила я, с грустью глядя в пустую тарелку. Удручало понимание, что добавка в меня попросту не влезет. — Спасибо, всё было очень вкусно.
— У каждого человека есть как минимум один дар, и если посчастливится таковой в себе открыть, результат получится изумительный. Кажется, мой дар — вот это, — он с усмешкой кивнул в сторону плиты.
После еды хозяин оставил меня одну, попросив чувствовать себя как дома, но наверх не подниматься. Любопытство принялось грызть меня с удвоенным энтузиазмом, но лезть туда, куда попросили не заглядывать, — это как-то совсем по-детски. Наверняка там, наверху, располагается спальня, в которой может присутствовать то, чего так не хватало нижнему помещению — печать индивидуальности, что-то очень личное. А лезть в личное пространство без разрешения я уж точно не собиралась.
За дверцей при входе, как я и предполагала изначально, обнаружилась уборная. Воспользовавшись ей по назначению и окончательно приведя себя в порядок, я решила развлечься осмотром доступной части дома, и только утвердилась в мысли, что здесь не всё в порядке — не то с самим хозяином, не то с этой комнатой. Здесь оказался очень странный выбор книг для человека, всю жизнь проведшего в библиотеке и не имеющего семьи. Такое ощущение, что некто подбирал и расставлял их исключительно по цвету и форме, не обращая внимания на содержание: вперемежку стояли детские книги, учебники, художественная литература и научные труды из самых разных областей знаний от юриспруденции до охлаждения металлов и от биологии до метеорологии.
