На руинах Эдема (полный файл)

— Ничего мы не делали, — устало бросила Сильва, при этом выделив интонациями местоимение. Но я будто и не слышу ее. Пячусь к двери и продолжаю повторять:

— Зачем?..

— Прекрати, — жестко потребовал Гелий. Он подошел и взял меня за руку, не давая убежать прочь. — Твоя сестра жива, неужели не можешь просто радоваться этому?

Я виновато понурилась. Конечно, конечно, он прав. Если б еще быть уверенной, что холодная и чужая девочка — действительно моя сестра.

— Тамара не выбирала такую жизнь! — зло выпалила я. — Да чем существование в таком состоянии лучше смерти, чем?

— Тереза, прекрати, — невольно оборачиваюсь на знакомый голос. То есть, только он и кажется знакомым, интонации же звучат совершенно непривычно. Точнее, они отсутствуют вовсе; слова, сказанные Томой звучат как-то искусственно, механически.

— Я рада, что теперь могу помогать нашему народу. Ты напрасно драматизируешь.

Я? Я не драматизирую. Просто из-за животного неконтролируемого ужаса, хочется бежать, бежать прочь от робота с внешностью моей сестры. Уверенна, что остальные ангелы прекрасно понимают, чего я так боюсь. Только упорно делают вид, будто ничего чудовищного не произошло.

Похоже, начался новый круг адской игры, в которой все мы — лишь разменные монеты. Я знаю это, но знание сейчас неспособно ничего изменить.

— Простите, что сорвалась, — изображаю чувство вины, хотя играть по навязанным правилам до невозможности мерзко, — Устала очень... Пойду прилягу. Пока, Тома... — как ни старалась, а голос на имени сестры все равно дрогнул. А уж каких усилий стоило не выбежать, а спокойно выйти из комнаты...

Лишь отойдя на порядочное расстояние, не выдержала и рванула изо всех сил. Не разбирая дороги, неслась по коридорам, подальше от жилой части, все дальше и дальше под землю. Мысль о том, как буду находить обратный путь, даже не пришла в голову, слишком много в ней было других. Что это за насмешка, жестокое издевательство высших сил надо мной? Лишить всего, а потом поманить сладким обещанием — которое на деле оказывается бездушным призраком.

...Я споткнулась и полетела на пол. Подниматься уже не было сил, и я просто лежала на холодном бетоне, пытаясь восстановить дыхание. Вокруг не было ни звука, ни шороха, и смысл выражения "могильная тишина" впервые стал предельно ясен. Как это, наверное, страшно: лежать под толщей грунта, оглохшему, ослепшему, безмолвно кричащему тем, кто на поверхности — живым, что не услышат, как бы не прислушивались. И если потом, спустя растянувшееся на вечность ожидание, появится дьявол, чтобы проводить тебя в ад... Я бы выбрала последнее, лишь бы сбежать из своей могилы, от ее убийственной тишины.

Сейчас некому было протянуть мне руку, даже, чтобы отвести в тартар. Все сделали куда проще, создав персональный ад на земле. Некуда бежать...

Не выдержав больше холода и отсутствия звуков, я встала и, обняв себя, побрела дальше. Сколько так шла, не знаю, но фонарик вдруг замигал свечой на ветру и погас окончательно. Дальше путь проходил в полной темноте, пришлось держаться за стену, чтобы иметь хоть какой-то ориентир. Путь назад... Не уверена, что он имеет смысл. В очередной раз убеждаюсь в старой истине: никогда не поворачивай назад и не пытайся воскресить прошлое. Вот только, даже догадываясь, что это не принесет ничего хорошего, поступить иначе я все равно не могла. Надежда, что Тома жива, оказалась сильнее боли и предрассудков, сильнее страха перед Богами и их страшными игрищами.

Но... Я вцепилась ногтями в собственную руку. Неужели после стольких усилий, я сдамся так легко? Она моя сестра, какой бы чужой ее не сделали. Постараюсь достучаться до прежней Томы, сделаю все возможное, чтоб вернуть светлую живую девочку.

Словно в отклик к моим мыслям, впереди забрезжил слабый свет. Он обнадежил и заставил прибавить шаг.

Логическая цепочка "свет — выход" оказалась верной. Цепляясь за металлические скобы, я поднялась и выглянула наверх. А снаружи занималась новая заря. При виде того, как унылое серое небо окрашивалось в нежно-розовый, невольно вспоминалась старая, как мир, истина.

Даже за самой темной ночью следует рассвет.

Будто насмехаясь над моим приподнятым настроением, внутренний голос насмешливо прошептал: "Только не все увидят этот рассвет"...

— — — — —

— Она вернется, — заявила Сильва, когда за дверью затихли шаги Тесс.

— Не был бы я так уверен... — покачал головой Гелий.

Их надежды на то, что обрадованная воскрешением сестры, она ничего не заметит, не оправдались. Те, кто решили сделать из Тамары еще одного ангела, знали, что делать. Бескрылые не до конца понимали, для чего это было затеяно, но догадывались...

— Вернется, — повторила женщина и, повернувшись к Лоа, добавила, — А ты поговорила бы с ней, когда это произойдет.

— Я!? Кого-кого, а меня Тесс не станет слушать, — рыжая обернулась к ангелу в поисках поддержки. К ее удивлению, тот согласился с Сильвой.

— Только тебя и послушает, — возразил он резко.

— Да с чего вы взяли? — не могла понять Лоа. Ангелы поглядели сначала на нее, потом — на Тамару, безучастно замершую в уголке.

— Да с того, что... Черт, просто посмотри на нее! — бледная рука Сильвы указала на Тому. Рыжеволосая девушка непонимающе пожала плечами.

— Ты была такой же, — тихо пояснил Гелий, — Ладно, не совсем и по другим причинам...

— ...и все же ты лучше всех понимаешь, что происходит с девочкой, — закончила женщина. В ее синих глазах легкое раздражение смешалось с усталостью. Последнее не было удивительным, учитывая, как выматывала бывшая ученая себя, проводя дни и ночи в попытках найти их шанс на победу. А неожиданное появление Микаэллы еще больше повысило градус напряжения. Пока Падшая оставалась без сознания, что неудивительно с такими ранами. Но что делать, когда она придет в себя?..

Видя, что спорить бессмысленно, Лоа опустила голову и неохотно согласилась:

— Хорошо, — хотя и не представляла, как это сделает. Когда она еще была ангелом, то слабо отдавала себе отчет в том, что делает. Просто поддалась порыву, который влек ее к Кайлу — он-то сопротивлялся куда дольше. Тем не менее, даже тогда где-то в глубине души, немногим ближе воспоминаний о прошлой жизни, разрасталось чувство вины. Сейчас его побеги сдерживало лишь эгоистичное желание собственного счастья и попытки оправдаться: "Это сильнее меня". Но нельзя же вечно прятаться в кокон отрицания.

Им с Тесс необходимо поговорить, так или иначе, расставить все точки над "и".

Однако Лоа не отступит от своего. Она ведь теперь не ангел...

— — — — —

Далековато же я зашла, блуждая в подземельях, если оказалась неподалеку от собора. Конечно, сразу же поспешила прочь, но темная махина за спиной нервировала, как невидимый, ощущаемый лишь кожей взгляд. Просто старое здание, одно из многих... Или причина в опасной близости корабля Технобогов?

Я ускорила шаг, ощущая себя без байка слишком уязвимой и медлительной. В случае чего, одна надежда — успеть скрыться где-нибудь в руинах.

Постаралась тешить себя мыслью: пришельцы ведь давно не давали о себе знать... Только затаившийся хищник порой страшнее нападающего в открытую. Тревога ворочалась внутри, заставляя идти еще быстрее, чуть ли не срываясь на бег. Я привыкла доверять своим ощущениям. Несмотря на это, ничего предпринять не могла, если опасность и правда есть. Легкая добыча — вот кто я сейчас. Оставалось надеяться, что все страхи мерещатся, и путь до дома окажется спокойным.

Но надежды себя не оправдали.

За спиной послышалось прерывистое сопение, словно дышащий страдал гайморитом. В нос мне ударил медный солоноватый запах, какой бывает y свежего мяса...

Оборачиваться не хотелось, тем не менее, я медленно сделала это, переборов себя. Секундное облегчение сменилось мелкой дрожью, когда поняла, кто стоит передо мной.

Не Технобоги или их Гончие. Правда, радость от этого через пару секунд потеряет свое значение — я к тому времени буду мертва. Когда-то мы с Кайлом yбивали в туннелях некрупных монстров, теперь настал их черед. Чешуйчатая тварь оскалила зубы и сделала шаг вперед, будто отзываясь на мои мысли. Улыбнулась, сама не зная, чему. Нет, в этом определенно есть нечто забавно-нелепое. Никогда не думала, что умру так...

Ящер заворчал, щуря подслеповатые глаза. Почему ты медлишь, хотелось закричать мне. Если это конец, то пусть он будет быстрым.

— Пошел вон! — высокий, на грани слышимости крик чуть не оглушил меня, а ящер, взвизгнув, ринулся прочь — напуганный, передвигающийся нелепыми прыжками, вздымая облака пыли. Я осталась, хотя неимоверно хотелось последовать вслед за обезумевшим от страха звере, и дело было даже не в эффекте неожиданности. Проснувшиеся не вовремя инстинкты во всю глотку орали об опасности, сдерживать их стоило огромных усилий.

— Т-тома?.. — не смогла даже выговорить имя сестры, не запнувшись. Что же они с ней сделали? Во что превратили?

И как же мне вернуть ее прежнюю?..

— Что ты тут делаешь? — постаралась я прийти в себя и скрыть нотки страха в голосе.

— Рейд, — черт, даже тот жуткий крик лучше, чем такое отсутствие эмоций. Всего одно слово — а сколько холода! Из-за этого механического тона смысл сказанного дошел не сразу...

— Что? — помотала головой. — Никаких рейдов, Тома! Ты еще слишком маленькая и я не разрешаю так рисковать!

— Я всего лишь исполняю свой долг.

— Нет, я сказала!..

Тут в неестественно-голубых глазах что-то сверкнуло и, могу поклясться, на пару секунд зрачок уменьшился до невозможности, затерявшись где-то в глубинах радужки.

— Не указывай, что мне делать! — взвизгнула Тамара и выкинула руки вперед. Кажется, она лишь слегка коснулась меня кончиками пальцев... Но почему я тогда лежу на бетонной плите, чувствуя вкус собственной крови во рту?

Не больно... Только странно онемело все тело, да обида застряла в горле комом. Я с недоумением гляжу на личико, застывшее сейчас в какой-то жуткой гримасе, убеждая себя, что произошло вовсе не то, что произошло. Не могла же моя добрая милая сестренка... Но я вязну в оправданиях и мгновениях, как в клею, и ничего не могу поделать. Время замедлилось настолько, что слышен шелест песчинок в его Часах. А я тону в этом песке, проваливаюсь куда-то... Крик и плач, умирают, обнявшись, занесенные несуществующими барханами.

И кто-то из желтовато-серой пелены протягивают мне руку с нарисованным на ней солнцем и шепчет-шуршит вкрадчиво:

— Ты ведь все уже поняла, правда?

Я беспомощно улыбаюсь в ответ. С чего же я решила, что смогу играть по своим правилам? Все продумано на десять ходов вперед — течение партии не изменить.

Тео продолжает тянуть ко мне ладонь, а я принимаю ее — не потому что хочу или боюсь окончательно завязнуть во времени-песке. Просто так надо поступить. Сил на бессмысленные попытки действовать вопреки не осталось совершенно.

Мы с Тео шли, взявшись за руки; мимо проплывали миры и вселенные, полупрозрачные, призрачные. Мы сейчас были вне их... Точнее, назвавшийся Богом никогда им не принадлежал, я же "выпала" из реальности лишь благодаря его прихоти.

— Знаешь ли ты, Тереза, что я и такие, как я, лгать не умеем?

— "Я соврал только однажды в жизни — сейчас", — усмехнулась я. Поводов верить странному созданию не было. Он слишком могуществен, чтобы иметь повод для честности, и слишком жесток, чтобы говорить правду просто так.

Тео улыбнулся в ответ краешком губ, будто счел мой сарказм по-настоящему забавным.

— Верь не верь, но это так. Ложь — дар исключительно человеческий. Зато мы — мастера недомолвок, искусно ускользаем от ответа, подбираем двусмысленные формулировки, когда того требуют обстоятельства... Поэтому, хочешь я расскажу тебе сказку?

Я пожала плечами: что ж сказка так сказка. Спешить нам, так понимаю, некуда.

— Это не сказка даже, скорее легенда, — начал он. — Только, умоляю, не спрашивай, сколько в ней правды, а сколько — вымысла. Я и сам не знаю ответа.

— — — — —

Есть легенда о Великом Ребенке, которая известна во всех временах и мирах, только в каждом — по-своему. Как и все дети, он любил играть, однако игрушки имел очень необычные. Главным развлечением была Его сила мысли, подчиняясь воображению, она создавала мириады миров, прекрасных и суровых, больших и маленьких — но было у них нечто общее, каждый был пуст. И в отрезок вечности, который можно назвать словом "однажды", Ребенок осознал свое одиночество. Он погрузился в тоску, и ничто больше не радовало: ни старые миры, заброшенные и забытые, ни сотворение новых.

Тогда Ребенок лег спать, чтобы отвлечься в мире сновидений от своей печали. Приснилось Ему, что он пришел в один из своих миров и увидел там множество других детей. Сначала они играли и веселились вместе, а потом юные лица превратились в злобные мордочки... Дети окружили великого ребенка, набросились на него и убили.

Он очнулся от первого во вселенной кошмара, в смятении, но без страха. Ведь Ребенок был еще и очень мудр и знал: то, что должно свершиться — свершится, так или иначе. Вернулся к своим мирам и отыскал среди них тот самый, что видел во сне. Небольшой голубоватый шарик не был самым красивым иди самым суровым, он ничем не выделялся среди остальных. Как и в тысячах других миров, его поверхность покрывали леса, океаны и пустыни. Так же, как и остальные, был он пуст и безжизнен.

Ребенок подумал и в первую очередь сотворил птиц. Ведь как и все дети, что еще не разучились этого делать, он любил летать и вручил своим первым детищам этот дар. Потом он создал рыб, свободных в морских глубинах и беспомощных на суше и зверей, быстроногих и медлительных, разбежавшихся и расползшихся по земле. И в самую последнюю очередь, вспомнив свой сон, пустил Ребенок в мир других детей, похожих на себя и наделили их даром свободы.

Сначала новый населенный мир захватил Ребенка и он мог просиживать в наблюдении над ним вечность за вечностью. Но постепенно и эта игрушка приелась ему и, рассыпав над землей, птицами, рыбами, зверями и людьми горсть пыли-времени, он ушел к другим планетам.

Он создавал обитателей и для них, причудливых и непохожих на жителей первого мира, вот только даже в игре фантазии мысленно возвращался вновь и вновь к оставленным без присмотра детям. Решившись навестить их, он вновь спустился на землю... и ужаснулся увиденному. Детей стало гораздо меньше, вместо них появились странные существа — похожие на прежних, но какие-то вытянутые, с усталыми измученными лицами. Кожа некоторых напоминала сухой лист, а в глазах застыло пустое бессмысленное выражение. Многие дети плакали, и сердце Великого Ребенка сжалось от боли и сострадания. Понял он, что создал слишком хрупких созданий, что пыль времени разрушает их. Так закончилось царство вечного детства и начался удел человеческий. Так в миры пришли сестры Сна — Старость и Смерть, а великий Ребенок познал скорбь вместе со своими творениями.

В приступе тоски, разочаровании в собственном создании, он покинул миры, оставил людей наедине с их свободой...