— Тебя-то мне и надо, — деловито сказал он, не обращая ни малейшего внимания на замешательство Линара. — Как он?..
Уточнять, о ком именно шла речь, не приходилось.
— Хорошо, — заверил Лар поспешно. — То есть, я хочу сказать — уже гораздо лучше. Лекарь говорит, что его жизни больше ничего не угрожает. Он начал нормально есть, садится на постели, даже принимает посетителей...
Линар надеялся порадовать "дан-Энрикса", но тот необъяснимо помрачнел. И коротко ответил:
— Ясно.
Лар с невольным удивлением взглянул на Рикса.
— Ну, чего ты встал? Иди, — угрюмо сказал тот. — Обед остынет.
— А как же ты? — не выдержал Линар. — Ты разве не пойдешь со мной?
Южанин с непонятным равнодушием пожал плечами.
— Дурак, кто же меня пропустит? Думаешь, гвардейцы Альто Кейра стоят у входа в его комнату для красоты?.. К тому же, — голос Рикса становился все бесцветнее, как будто бы южанину недоставало сил закончить начатую фразу, — он меня не звал.
И прежде, чем Лар смог придумать, что теперь сказать, южанина с ним рядом уже не было.
После того, как Рикс узнал у Лара, что сэр Ирем жив и рано или поздно встанет на ноги, он постарался убедить себя, что остальное его не волнует. Поначалу энониец собирался обратиться к Альверину и попросить провести его в покои бывшего сеньора, но довольно быстро понял, что не сможет попросить Финн-Флаэнна о дружеской услуге. Тем более, что коадъютор явно не стремился видеть бывшего оруженосца.
Энониец чувствовал себя отрезанным от всего мира. Находясь рядом с мессером Иремом, он первым узнавал бы все, что происходит на переговорах, а теперь ему только и оставалось, что ловить обрывки слухов и гадать, какие из них соответствовали истине. Понаблюдав за Риксом, Ласка заявила, что ему не повредит отвлечься, так что время до обеда они часто проводили вместе, вспоминая тхаро-рэйн — по крайней мере, то, что Крикс мог вспомнить после тренировок с Астером. А когда Ласка возвращалась к Сайму, он обыкновенно уходил бродить взад-вперед по стене Зимнего города, где раньше выставляли часовых такийцы.
Для своих прогулок Крикс обычно выбирал пустую стену, обращенную на море. Свинцово-серые волны залива и пустынная прибрежная коса были таким тоскливым зрелищем, что никому другому не пришло бы в голову взбираться по крутой обледеневшей лестнице, чтобы мешать его уединению.
Февраль уже закончился, когда, стоя на башне и сжимая коченеющими пальцами края плаща, чтобы холодный ветер не так быстро пробирался под одежду, Крикс услышал за спиной шаги и раздраженно обернулся. Он уже хотел довольно резко поинтересоваться, с какой стати этот человек идет за ним, но промолчал, узнав мессера коадъютора — осунувшегося, заросшего, однако, без сомнения, вполне здорового. Рыцарь был бледен, темный бархатный колет болтался на его плечах, как будто под ним не осталось тела, но сэр Ирем, тем не менее, знакомо улыбался, щуря на зимнее солнце светлые глаза.
Крикс сделал шаг навстречу рыцарю, но почти сразу же остановился. Подойдя к южанину, лорд Ирем неожиданно взлохматил и без того растрепанные ветром волосы "дан-Энрикса". Несмотря на радость, которую он испытал, увидев коадъютора живым и невредимым, Крикс мгновенно ощетинился. Кто дал Ирему право обходиться с ним, как с лошадью или с собакой? И особенно после того, как коадъютор за весь месяц ни разу ни вспомнил о его существовании.
— Рад снова видеть вас живым и невредимым, монсеньор, — холодно сказал он.
— В самом деле?.. Судя по твоим заупокойным интонациям, ты предпочел бы видеть меня мертвым, — усмехнулся рыцарь. Но, посмотрев на "дан-Энрикса", продолжил уже без улыбки. — Думаю, я должен извиниться.
— Извиниться? Вы, мессер? — переспросил "дан-Энрикс" с нескрываемой иронией. Представить Ирема просящим у кого-то извинения было почти немыслимо.
— Да, разумеется. Не будь ханжой. Финн-Флаэн говорил мне, что ты вместе с остальными пехотинцами живешь чуть ли не на конюшнях. Он, похоже, ожидал, что я что-нибудь предприму, а когда я не стал этого делать, почти напрямую обвинил меня в неблагодарности. Но я весь этот месяц наблюдал за тем, как Альто Кейр раздувается от спеси, и готов поспорить: он не потерпел бы, если бы пришлось делиться с кем-то славой взятия Тронхейма. Словом, я подумал, что не стоит сталкивать вас лбами, пока я лежу в постели.
— Значит, вы не посылали за мной только потому, что не хотели привлекать ко мне ненужное внимание? — скептично спросил Крикс.
Сэр Ирем отвел взгляд.
— Нет, Рикс. Не только.
— Тогда почему?
Лицо рыцаря застыло.
— Я бы не хотел, чтобы ты видел меня в таком состоянии: беспомощным, прикованным к постели. Мне претит, когда на меня смотрят...
— С жалостью? — ляпнул "дан-Энрикс" прежде, чем опомнился и прикусил себе язык.
— Если угодно, да. Доволен?
Крикс растерянно смотрел на коадъютора, не зная, что ответить. Рыцарь посмотрел на его вытянувшееся лицо, и совершенно неожиданно для Рикса усмехнулся:
— Забудь. Поговорим о более приятных... и значительных вещах. Прежде всего, мы подписали мирный договор. Война закончена. Мы возвращаемся в Адель.
В Адель!.. К Лейде Гефэйр, Маркию и Юлиану!
— А Лесное Братство?..
— Я не сомневался, что ты спросишь, — вздохнул коадъютор. — Я уже распорядился насчет них. Каждый получит по семнадцать марок серебром. А если пожелает, то вдобавок к этому может занять любой свободный дом в Тронхейме. Или получить надел земли в Заречье. Полагаю, это будет только справедливо.
Крикс подумал, что сказал бы коадъютор, если бы узнал, что он намерен просить Императора установить в Антаресе власть нового наместника и снизить подати для местных жителей. Скорее всего, Ирем попытался бы внушить ему, что освященная обычаем возможность самому выбрать себе награду вовсе не означает, что он вправе совать нос в имперскую политику. Так что разумнее всего было пока что ничего ему не говорить.
— Значит, ты возвращаешься на Юг, — со вздохом подытожил Сайм, выслушав Рикса. — Ну что ж, по крайней мере, я успел закончить... Вот, возьми.
Он положил на стол объемный сверток, перевязанный бечевкой. Плотный и тяжелый сверток глухо звякнул.
— Что это такое? — с любопытством спросил Крикс.
— Кольчуга Мэлтина. Уверен, Маслобойка захотел бы подарить тебе что-то на память.
Крикс не удержался от соблазна тут же вытащить кольчугу и детально осмотреть ее. Оставшиеся от последнего сражения прорехи в кованой рубашке были тщательно заклепаны, а сама кольчуга — укорочена примерно на длину ладони, чтобы прийтись впору Риксу. Вдобавок ко всему, она была тщательно вычищена и переливалась на свету тусклым железным блеском, будто новая.
— Как тебе это удалось?.. — спросил "дан-Энрикс", не скрывая удивления.
— Не то чтобы совсем уж просто, но, как видишь, все же удалось. Однажды меня будут называть "Сайрем Зрячие руки", — усмехнулся мужчина. На его лице было написано мрачное удовлетворение. — Поначалу я хотел еще убрать пару рядов колец у ворота, но потом подумал, что в плечах ты скоро станешь шире Маслобойки, так что незачем портить хорошую вещь.
— Сайм, это потрясающе! — искренне сказал Крикс. — Я никогда не думал, что ты снова будешь...
Он осекся, опасаясь, что заходит слишком далеко.
— Делать что-нибудь полезное? — подсказал Сайм, нисколько не смутившись. — Я и сам не думал. Если бы не Ласка...
— Если бы я что? — осведомилась девушка. Она вошла так тихо, что сейчас не только Рик, но даже слепой Сайрем вздрогнули от неожиданности.
А разведчица вышла на середину комнаты и замерла, покачиваясь с пятки на носок.
— Долго еще ты собираешься от меня бегать, Сайм? Еще чуть-чуть, и я подумаю, что ты меня боишься.
— Эйрин, мы ведь не одни, — попытался воззвать к разуму седой повстанец.
— Ничего страшного, Рик мне нисколько не мешает, — отрубила Ласка. — Я хочу услышать правду, Сайм.
Крикс с удовольствием провалился бы под землю. Как и почти все члены Лесного братства, он давно предвидел этот разговор, но вовсе не рассчитывал присутствовать при нем в качестве невольного свидетеля.
Сайм тяжело оперся о дубовый край стола.
— Правду?.. Хорошо. Ты молода, а я старик. Слепой старик, который уже никогда не будет видеть. Эйрин, милая моя, да неужели ты считаешь, что я допущу, чтобы однажды ты пожалела о том, что сгоряча связала свою жизнь с такой развалиной, как я? А ты об этом непременно пожалеешь. Тебе нужен совсем другой человек. Сильный, красивый, молодой... такой, который будет тебя достоин.
— И это все, что тебя беспокоит?.. В таком случае, я бы хотела, чтобы ты позволил мне самой решать, кто именно мне нужен, — решительно сказала Ласка, подойдя к столу.
Она погладила мужчину по заросшей седой щетиной скуле. Сайм перехватил ее ладонь — но так и не решился отвести ее и замер, прижимая руку девушки к своей щеке.
— Эйринн...
— Это значит — "да"? — спросила Ласка напрямую.
Крикс почувствовал, что его присутствие становится все более неуместным, и, тихонько прихватив со стола сверток, ретировался к дверям.
Он знал, что Сайм ответит "да" — он давно привык видеть, как преображается его лицо, когда седой повстанец говорит о Ласке. Он бежал всю дорогу до донжона, и впервые со дня штурма чувствовал себя почти счастливым.
— ...Ты опоздал, — заметил Ирем, когда он влетел в огромный полутемный зал, служивший трапезной.
— Простите, монсеньор, — ответил Рикс, мысли которого по-прежнему витали вокруг Сайрема и Ласки.
— Ну что ты, — на губах мессера Ирема мелькнула странная усмешка. — Я имел в виду — ты опоздал, и мне пришлось начать в твое отсутствие. Я бы охотно подождал, если бы знал, что ты скоро вернешься.
— А... да. Спасибо, монсеньор, — промямлил Крикс.
Раньше он полагал, что, когда он вернется к коадъютору на службу, все пойдет по-старому, но рыцарь явно не забыл ни их беседы на стене, ни того, как "дан-Энрикс" спасал ему жизнь. Когда-то Крикс втайне мечтал о том, что Ирем станет обращаться с ним, как равный с равным, но сейчас, когда это произошло на самом деле, церемонность каларийца не столько льстила самолюбию "дан-Энрикса", сколько действовала ему на нервы.
Энониец чувствовал себя вдвойне неловко оттого, что он успел совсем отвыкнуть от подобных трапез. Новый, не разношенный дублет казался ему неудобным и сковывающим движения, а налобная повязка, прикрывающая шрам, все время норовила съехать на затылок.
Крикс с огромным удовольствием вернулся бы обратно в лагерь, к Сайрему и Ласке, и поужинал огромным ломтем хлеба с ветчиной, запив все это кружкой местного коричневого эля. А вместо этого приходилось отрезать ножом маленькие куски жаркого и старательно делать вид, что его занимает что угодно, кроме собственно еды, поскольку жадность за столом считалась совершенно не приличной.
Энониец наколол на вилку последний кусочек мяса, прожевал его и с сожалением отставил в сторону тарелку, полную мясного соуса. Покосился на мессера Ирема, который продолжал ужинать в том же меланхолическом молчании, и чуть не прыснул от дурацкой мысли, что, пожалуй, даже его сюзерен не смог бы сохранить свою невозмутимость, вздумай Рикс поступить как, как сделал бы на его месте Мэлтин или Язь, и вылизать весь соус дочиста.
Нарушил напряженное молчание, против всех ожиданий, сам лорд Ирем.
— Завтра у нас будет слишком много дел, чтобы готовиться к отплытию, поэтому я распорядился, чтобы твои вещи отнесли на "Зимородок".
Энониец вскинул голову, подумав, что ослышался.
— На "Зимородок"?.. Но я думал, что плыву на "Беатрикс"!
— Нет. На каждом корабле нашей эскадры должен быть, по меньшей мере, один представитель Ордена. На "Зимородке" это будешь ты.
Крикс пристально смотрел на Ирема, обуреваемый самыми противоречивыми чувствами. Представлять Орден — это честь, которой очень редко удостаивались не прошедшие Посвящение оруженосцы. Но одновременно это и огромная ответственность. Команды большинства имперских кораблей обычно набирались из островитян, открыто презиравших всех, кто с детства не ходил на веслах. Можно себе представить, как отнесутся моряки к тому, что надзирать за ними отрядили четырнадцатилетнего мальчишку. Неужели Ирем этого не понимает?..
— Монсеньор, это большая честь. Но я бы предпочел остаться с вами, на "Бесстрашной Беатрикс".
Ирем насмешливо прищурился.
— Со мной? Я тронут. А тебе не приходило в голову, что мне плевать, что бы ты предпочел?.. После сражения за Зимний город в живых осталось слишком мало членов Ордена, чтобы я мог учитывать твои желания. Так что прости, но ты плывешь на "Зимородке", как я и сказал.
"Ну что ж, по крайней мере, что-то в мире не меняется" — подумал Крикс и против воли улыбнулся.
Первый день их плавания выдался на редкость хмурым и промозглым. Над скалистыми заливами Раш-Лехта поднималась кисея тумана, и весенний ветер, прилетавший с моря, легко пробирался под одежду. За спиной у Рикса развевался темно-синий доминантский плащ. Стоя у борта корабля, плывущего в Легелион, Крикс наблюдал за чайками, носившимися над водой, и вспоминал Асгейра Аэстерна и его слова о том, что всякая война — это странная смесь из доблести, жестокости, страданий, страха и самоотверженности. Сочетание несочетаемого, смерть и солнце.
Когда Крикс смотрел на берег, ему иногда казалось, что все то, что произошло с ним за этот год, было всего лишь долгим и сумбурным сном. Из всех этих событий он отчетливо — до боли — помнил только грустный зимний вечер после штурма, когда он отнес Семиконечную звезду на братскую могилу Мэлтина, Данара и других погибших, и, с трудом разрыв мерзлую землю, закопал имперский орден рядом с ними.
Отмечать то место он не стал.
Часть вторая. Глава VII
Погода была удивительно безветренной и солнечной. Если припомнить, что буквально накануне небо разрывали страшные, оранжево-лиловые зигзаги молний, а вскипающие вокруг волны могли бы помериться размерами с Лаконской колокольней, наступившее затишье могло показаться почти чудом. Портила эту идиллию разве что мысль, что их корабль намертво застрял на скалах. Ирем наблюдал за морем, стоя на верхней палубе, и уже далеко не в певый раз гадал, какая участь постигла остальные корабли их небольшой эскадры. Больше все равно заняться было нечем, разве что прыгать за борт и пытаться добраться до ближнего побережья вплавь. Задача не то чтобы совсем уж невозможная — по крайней мере, для хорошего пловца — но находившийся неподалеку от этих мест Акулий мыс недаром получил свое название, и Ирем очень сомневался, что кто-нибудь в самом деле сможет достичь берега. По сути, оставалось только ждать. Может быть, им придут на помощь. Разумеется, если еще остались те, кто может им помочь, — не преминул напомнить себе доминант. Буря и в самом деле была жуткой, ничего подобного он на своем веку еще не видел, но сегодняшнее ожидание казалось еще более невыносимым. У рыцаря уже начало рябить в глазах от блеска волн, так что, увидев краем глаза, что к нему подходит капитан, мэтр Лювинь, сэр Ирем с удовольствием развернулся ему навстречу.
