— Отставить, братва! — вышел я на край полянки, где всё происходило. — Заканчивайте!
Пинающие прекратили своё занятие, подняли головы, остальные 'футболисты' недоуменно обернулись. Но увидев, кто перед ними, почти все расплылись в покровительственной предвкушающей улыбке.
— О, кто это к нам? — оскалился один из них, крайний ко мне. — Что, парнишка, тоже хочешь поучаствовать? Присоединяйся!
На моём лице не дрогнул ни один мускул.
— Я бы поучаствовал. Но лежачих, да ещё всем скопом, бьют только моральные уроды и 3,14дарасы.
Улыбки с лиц парней исчезли. Последний эпитет задел. Я же обострял целенаправленно, мне нужна была эта драка. Как они сорвали злость на слабых, так и я хотел сорвать её на них, как более сильный. И у меня, в отличие от этих 'футболистов', было железное оправдание — буду не просто избивать тех, кто слабее, а наказывать за беспредел моральных уродов (ибо сомневаюсь в принадлежности их к сексуальным меньшинствам).
— Эй, парень, ты не много на себя берёшь? — усмехнулся один из них, самый старший на вид, вероятно, лидер, медленно подходя ко мне. Ему было под тридцать, и кроме глупого желания помахать кулаками, в глазах его читались здравые мысли. Например, он знаком сдержал своих, пышащих желанием объяснить мне, что нельзя таких уважаемых людей, как они, называть гадкими словами. Оценивал, опасался каверзы, ибо не видел в моих глазах страха, что с его точки зрения было неправильным.
Я отрицательно покачал головой.
— Не много. Так нельзя, парни. Заканчивайте.
Ответом мне стал смех. Смеялись или улыбались все, включая подошедшего вплотную лидера, так и не увидевшего во мне угрозы.
— Я не шучу, — продолжил я, переводя глаза с одного подонка на другого.
— И что ты нам сделаешь, если не прекратим? — расплылся в улыбке ещё один из стоявших чуть поодаль.
— Покалечу. Каждого. Обещаю.
Новый взрыв хохота.
— Парень, иди отсюда, — бросил мне вожак, всё же не желая связываться. Вероятно, меня было слишком мало для полноценного веселья. Они намеревались начистить рыло как минимум не меньшей по численности группе фанатов противоборствующей сегодня команды, а тут я, один, да ещё явно без царя в голове. А какая эйфория бить умственно неполноценного? — Не доводи до греха!
— Лежать! — сзади него кто-то с силой пнул одного из избиваемых, попытавшегося подняться. Теперь я расплылся в предвкушающей улыбке.
— Даю вам пять секунд, чтобы вы прекратили. — Пять... — начал я обратный отсчёт. Они переглянулись и всё-таки решили меня проучить. Хотя бы не сильно, чтоб смог после сам идти, для профилактики. Несколько ближайших типчиков по знаку предводителя двинулись в мою сторону, отсекая от окружающего мира.
— ...Один, — тем временем закончил я. Я считал медленно, давая им себя окружить, они тоже же шли не торопясь, и после окончания счёта возникла небольшая заминка. Но итог был закономерен — семеро camarrados встали вокруг, отрезая путь к отступлению.
Они не ждали сопротивления, просто встали, кривляясь и предвкушая. У некоторых в руках было пиво, которое неспешно посасывали. Да и чего от меня ждать? При любом моём активном действии они тут же задавят массой, повалят на землю и отутюжат, смысл напрягаться? Я же по-прежнему предвкушающее улыбался — специально дал им себя окружить, чтобы пощекотать нервишки, для экстрима. Ведь на сверхскорости они мне не противники, я разделаюсь со всеми в течение пары минут, а так как бы дал им призрачные шансы. Правда, именно призрачные — вряд ли они ими воспользуются, ибо вряд ли изучали науку противодействия тому, кто учился биться с группой противников.
— Ну и? — обратился старший. — Что теперь?
Я молчал. Просто из интереса. Никогда ещё не стоял перед противником ТАК, полностью распланировав драку, зная, что будет за чем и ничего не боясь. Это ведь тоже своеобразная эйфория!
— Парень, нельзя быть таким наглым. — Старший поучительно поднял палец вверх, трактуя моё молчание по-своему. — Ты не смотри, мы добрые. И своих не трогаем. Если сами не выпрашивают. — Сзади раздался жидкий поддерживающий смех. — Потому если сейчас десять раз крикнешь: 'Индепендьенте' — чемпион! 'Энергия'(4) — позорные гомосеки!', мы тебя отпустим. И даже не будем сильно бить. Обещаю! Ну, давай, начинай!
Н-да, как всё прозаично. Эстеты, мать их! Нет, меня в любом случае планируется избить, в качестве воспитательного момента, но конкретно эти ребята предлагают 'компромиссное' решение. Если я прогнусь, прокричу с десяток их командных кричалок, бить будут схематически, лишь обозначив. Если же нет — получу по полной программе.
— Ну? — расплылся в улыбке предводитель. — 'Индепендьенте — чемпион!..' Давай!
Я молчал.
— 'Энергия' — отстой! Педерасты-гомики! — продолжал он. — Кричи! — Сзади вновь раздались жидкие смешки. Всё, пора.
— Я болею за 'Эстудиантес', ребята! Извините! — пожал я плечами и ударил.
Следующие две секунды растянулись в моем восприятии в несколько раз.
Первая фаза — боевой режим. Войти в него получилось быстро, несмотря на не самое лучшее физическое состояние, что я посчитал хорошим знаком. Далее, оценка угрозы. Мой кулак ещё летел в подбородок вожака, а я уже представлял чёткий план действий на тактическом уровне, который прекрасно вписывался в схему, отработанную с Нормой, Паулой и одним из взводов 'малышни'. То есть, даже нового изобретать ничего не нужно.
Далее ждал второй приятный сюрприз — если в обычном режиме я чувствовал себя развалиной, то сейчас, в состоянии микроаффекта, тело слушалось идеально, как на тренировке. Хлоп, хлоп, удар — и второй противник выведен из строя. Пока я бил не сильно, ошеломляя, но несколько мгновений это мне давало, а несколько мгновений при использовании ускоренного сознания — вечность.
Разворот, вперёд, навстречу третьему. А теперь качение, влево-вправо, влево-вправо. Текущая цель — не дать себя окружить, и при этом раскидать противников. И ждать их ошибок — они сами должны сделать за меня всю работу, я же только подлавливать их и не прощать, по заветам сеньоры Августы.
Есть, шестой по счёту противник открылся. И после того, как я отоварил седьмого, то бишь последнего в этой партии, вернулся к нему, выкрутил руку и безжалостно, с силой, потянул вверх на себя. Раздался хруст.
М-да, кричи, родной. Когда рука выходит из сустава это всегда больно. Но, как сказал один великий человек, да воздастся каждому по делам его...
Тем временем подоспела вторая партия 'футболистов', из тех, что стояли вокруг марсиан. Уже первый из них, подбегая, растерялся, и я, поднырнув, зарядил ему снизу по челюсти. Хруста не слышал — отвлёкся на следующих противников, но его просто не могло не быть. Два.
После этого число поверженных не считал. Я стал маятником, качавшимся влево-вправо, вперёд-назад, влево-вправо, вперёд-назад, отпихивая руками и ногами противников, не давая окружить и провести нормальную атаку. Бойцов среди них не было, даже уровня моей спортивной школы, так что сложностей это не представляло. Хотя вряд ли бы представляло, если б и были. 'Футболисты' дрались как стадо, мешая друг другу, реально больше трёх противников одновременно я не видел, а значит, справился бы, имей они любую подготовку.
...Влево-вправо, влево-вправо. Чем-то этот танец был похож на тот, что демонстрировала мне Норма, когда я проходил вступительные тесты. Но были и отличия — там девочки должны двигаться быстрее, брать ещё большей маневренностью, я же брал силой удара. Как только кто-то открывался, а рядом не было никого из напарников, могущих прикрыть, проводил атаку на поражение, стараясь вывести противника из боя, не жалея себя. И в большинстве случаев это получалось.
Вот ещё одна челюсть. И ещё. Вот ещё вывих. И ещё. А вот и перелом — а нечего руки подставлять! А этого просто вырубить...
...Всё закончилось внезапно — передо мной не осталось ни одного противника. Четверо, кто ещё не получил своё, улепетывали так, что сверкали пятки, а один, вырубленный всё-таки поднявшимся и атаковавшим со спины марсианином, оседал на землю. Остальные же 'футболисты' валялись вокруг в состоянии разной степени повреждённости. Большинство что-то недовольно мычало и пыталось хоть ползком, но убраться подальше.
— На! — пнул я одного из них, пытающегося встать, держащегося за выбитую кисть. Выбита она там, или перелом — пусть медики разбираются, но это был тот самый ублюдок, что на моих глазах ударил пытавшегося встать марсианина, а я такое не прощаю. Хруст — кажется, сломал ребро. Или даже два. Ничего, заслужил.
С усилием вышел из боевого режима и посмотрел на помогшего мне марсианина. Тот — на меня. Вид у него был жалкий, но довольный: всё лицо в синяках, под носом кровь, рубашка в крови, но рот до ушей.
— Здорово ты их! — восхищенно прошептал он хриплым голосом с жутким марсианским акцентом. — Тимур! — и протянул руку. Я сделал шаг к нему и пожал её, переходя на диалект провинций Центральных равнин Красной планеты:
— Иван.
— Спасибо, Иван! — ещё больше улыбнулся он, так же переходя на родной язык, и я почувствовал, как сильно он растроган. Видно, не ожидал помощи здесь, в этой глуши, когда их практически сделали инвалидами, да ещё от латиноса, да ещё от одного единственного, раскидавшего полтора десятка грознх футбольных фанатов. И тем более не ожидал услышать от него родную речь.
— Можно Ваня, — продолжил я, вкладывая в голос теплоту и поддержку.
— Свой? — Второй представитель союзной планеты поднялся, и, шатаясь, наклонился к оставшемуся лежать земляку, издающему непонятные стоны. — В смысле, наш?
Я отрицательно покачал головой.
— Нет. Но не люблю всяких уродов. А у вас что произошло?
— Да так... — Тимур тоже подошел к третьему и начал его осматривать. Я же пожалел, что пока не начал проходить курс медицины — помочь ничем не мог.
Но помощь и не потребовалось — ребята сделали всё сами. Оба парня явно обладали какими-то базовыми познаниями, по крайней мере, в искусстве определения травм. Через пять минут третий член их компании сидел на лавочке, повесив голову на руки. Из носа его на землю капала кровь.
— Всё нормально, очухается, — выдал вердикт Тимур. — Выйдем из парка и отвезём к врачу. Ты это... Поможешь?
Я оглядел место побоища. 'Футболисты' почти расползлись, но были и те, кто убежал.
— А то! Валить надо, ребята. Пока гвардия не нагрянула.
— Эт точно! — Первый спутник Тимура грязно выругался сквозь зубы. — Кстати, Василий! — обернулся он ко мне. Я пожал ему руку. — А это — Лёха. У него сегодня сын родился, отмечать хотели, — кивнул он на стоящую сбоку от лавочки сумку, в которой угадывались силуэты двух бутылок и коробок с какой-то закуской. — А тут эти!..
— ...Уроды! — зло процедил Тимур, подошел и ударил одного попытавшегося встать 'футболиста', видно, имея к нему свои счёты. — Ладно, валим, ребят.
Мы с Василием взвалили на себя Лёху и потащили, Тимур же, я видел в заднюю камеру, отыскал что-то под лавочкой, подхватил сумку и пошёл следом.
* * *
На выходе из парка нас подобрали их друзья на машине, которых Тимур вызвал, пока мы шли. Отвезли в больницу, где мы и сдали пострадавшего товарища. ЧМТ, какие-то переломы — в общем, приехали вовремя. Вот тебе и отпраздновал рождение сына!
Парни опасались преследования гвардии, но насчёт этого я не переживал — раздуть скандал с моим участием не дадут, замнут. А раз так, то и с них взятки будут гладки. Тимур и Василий так же прошли первичный осмотр, который показал, что у них всё более-менее в порядке. Крепкие ребята эти марсиане! Лишь у Василия оказалась сломана пара рёбер, но он воспринял это как нечто не стоящее внимания и поехал домой. Мы же, вместе с новыми для меня друзьями, отправились праздновать дальше. И за себя, и за поверженных товарищей. И разлив по рюмкам первую бутылку, Тимур приподнялся и произнёс:
— Я хочу выпить за своего нового друга. Никогда не думал, что назову amigo (5) другом, но один этот amigo стоит десяти моих старых друзей! Не потому, что хорошо дерётся, а потому, что... В общем, только правильный чел может пойти против своих, защищая тех, к кому относится не особо хорошо, выступая против значительно превосходящего противника. Ванюша, за тебя, братуха!..
Да, я рассказал им, что не имею никакого отношения к Марсу. Но моя мама — с обратной стороны Венеры, и частично, по крови, я оказался как бы свой, как говорящий на одном с ними языке. Рассказал, что марсиан недолюбливаю за вызывающее поведение, что были прецеденты 'тёплого' общения с ними, но Тимур в ответ лишь похлопал по плечу:
— Все мы люди, Ваня. И у вас есть подонки, и мы не святые. И те, с которыми ты дрался, когда угодил за решётку, это не все марсиане, поверь!
Мне хотелось верить. Ибо я смотрел на этих людей и чувствовал, какие они внутри. Собранные, словно пружины на взводе, озлобленные, смотрящие на всех волками, но в то же время простые в общении, самые-самые обычные люди. С такими же как у всех горестями, проблемами, радостями и достижениями.
Даже тосты у них были самые обыденные. 'Нашел новую работу?' 'Ура, молодец, выпьем за это!' 'Ушла жена?' 'Грустно, не переживай, братан!' 'А Лёха-то, Леха молодец! Сына родил! За это тоже выпьем?' 'Эй, братва, пацан в больнице, а у него жена с малым дома, в Белгороде! Давай, трясём мощной, надо помочь!..'
Где же эти коварные монстры, 'поналетевшие' сюда с далёкой планеты, которыми пугают детей? Которые везде гадят из желания просто нагадить, всё рушат и ломают, опять-таки из злобного желания просто разрушить и сломать? Где эти чудовища? Нет, чудовищ в тот день я не увидел.
* * *
Мы пили. Пить с марсианами — целое искусство. Я и раньше знал, что равным им в этом деле нет, теперь же воочию убедился. Особо поразили витиеватые тосты, заумные рассуждения с элементами философии — несмотря на внешнюю быковатость, среди них было много начитанных образованных людей, могущих рассуждать о Ницше, Фрейде, Ленине или Аристотеле. При этом работали они дворниками или уборщиками, и в этом заключался весь трагизм. Гастарбайтеры, 'быдло', и встать на ноги на Золотой планете им почти невозможно.
-Тттгда чего д-дмой не л-льтите? — спрашивал я, заплетающимся языком. Уже за то количество спиртного, что употребил и не упал, можно спокойно ставить памятник, а я ещё и пытался философствовать.
— Дык, там это, братуха! — отвечал один из марсиан, имена я бросил запоминать почти сразу — всё равно запутаюсь. — Работы нет! Во! А дворник здесь получает, как там... Этот... Ну как его...
— Инж-жнер? — подсказал я.
— Ага, он. Или в армейку идти, в 'мясо'. Но там конкурс большой, абы кого не берут. Или в эти... Ну эти... Ну ты понял...
— Бандиты. К-кмрадос...
На выходе из парка нас встретило двое их соотечественников. Но когда пришли в кабак и сели, наше количество начало незаметно увеличиваться. Кто-то приходил, кто-то уходил, а мы пили, пили, пили... Я с трудом соображал, но что-то говорил, обсуждал, спорил. Изредка вспоминались установочные фразы, и споры наши оживлялись.