Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Просто признал, что жить теперь с чебурашками. Ну да, с ними. Никаких женщин, потому что их тут нет. А какой из этого следует вывод?
А такой, что придётся, может, даже жениться на чебурашке. А куда ты денешься! Вот Тёмка вышел умнее нас всех: пока народ метусился и что-то там переживал, Тёмка просто тискался с шерстяными девками, как у них тут положено. Нормально, да? Если ему припрёт, он закадрит шерстяную, как нефиг делать. А других баб нет — все наши остальные, придурки, так и останутся при снах и дрочилове.
Сейчас ещё никто не понял. Кроме Тёмки, он ужасно ушлый и умеет договориться жестами с любым бабьём, гнида питерская. А мы тут думаем про сиськи, блин, про сумки, шерсть там... Ну-ну.
Через годик любой будет готов на что угодно. А чебурашки нам припомнят... ну, мне уж точно припомнят, если себя в руки не взять.
Сначала кажется — всё, ужас-кошмар... А как поразмыслишь... Другие, вон, когда попадут куда-нибудь в место, где не ступала нога человека — и коз дерут, и что похуже. Куда денешься.
Вот и выходит, что надо с аборигенами общаться, иначе нифига не выживешь.
И я что ещё думаю: ведь могло быть и хуже, ёлки. Ну шерстяные, ну сумчатые. Но по сути-то — такие же люди: руки, ноги, голова... глаза там, нос... А бывает, как в кино: жабы разумные, тараканы... Чужие — из одной пасти другая высовывается, а из той — третья. С кислотой вместо крови, ёлки.
Нет, могло быть гораздо хуже, вот что я скажу.
А раз дело такое, надо присматриваться. Перестать кипишить и присматриваться.
Вот взять Цвика... ну чего, неплохой же парень, в сущности. Спокойный, простой. Не выпендривается, ёлки. С Динькой подружился. Всё объясняет, всё показывает. Ну чего, с нами — по-хорошему, так и мы — по-хорошему.
Или Тёмкина подружка, рыженькая. Ведь из леса приехала прямо на следующий день. Не просто так, ёлки, а тусить. Так-то к нам взрослые тётки приходили, еду приносили — блины, всякое разное в баночках и эти ихние чипсы, которые лучше наших чипсов по вкусу — а тут она пришла, рыженькая. И сперва к Тёмке ласкалась, как кошка, блин, а он её гладил.
Угар, если влюбилась. Даже Витя сказал: "Привадил ты её, Артик, не иначе", — Тёмка, правда, огрызнулся, но — чего там, всем всё ясно.
Понимаю, что удачно по здешним местам — но хохма же, ёлки!
Правда, жить в этом домике не осталась, только забегает. Домик — для мужиков, чётко. Я так понял, что для всякой пришлой публики, для гостей или как-то так.
Двухэтажный. На первом этаже — кухня и грибное радио. Называется "кэл-дзи", и семейство у них — Кэлдзи. Занятная, надо сказать, фамилия. Как у русского была бы — Радиоприёмников.
Жалко, мы тут ничего понять не можем, потому что по грибному радио передают только запах. Разве что — Цвик бы мог переводить, но тут надо больше слов, чем мы знаем.
На втором этаже — спальня, библиотека и типа мастерской. Дом освещается цветами. Очень, кстати, отличное освещение — и на плате за электричество они экономят, кстати. Днём — цветы как цветы, начинают светиться, когда темнеет. Где радио — там зелёным светятся, в спальне — тускло, розовым, а в библиотеке и в мастерской — почти белый свет. Яркий. Вернее, как: пока в комнате пусто, светятся слабо, а войдёшь — прямо сияют. Как лампочки.
Я же думал, что они электрические, дурак. Мы с Витей это перетёрли, решили, что надо слазать поглядеть. Но в доме-то — ни одной табуретки, ёлки! И стремянок нет. А потолки высокие, не достать рукой. Только в библиотеке эти цветы свисают пониже. Люстрой.
Вот в библиотеке я и решил вывернуть один, поглядеть, какая там у них система. Только взялся рукой, а он — пук! — и оторвался от стебелька. Никаких проводов, цветок — и цветок. И на ощупь — цветок, как все, влажный такой, смялся в руке. Как он светится, как узнаёт, когда ему ярче, а когда тусклее — мы так и не поняли.
Тёма говорит:
— Это направленная мутация. ГМО, как ты это называешь. Видимо, фонарики-тыквы у них используются там, где нельзя постоянно присматривать и ухаживать за светильниками. А может, такие цветы — симбионты дома. Ведь дом — тоже продукт генной инженерии. Или селекции, не знаю.
— Так чего, — говорю, — мы тут прям в ГМО будем жить, что ли?
Лыбится, урод.
— Попробуй понять, — говорит, — ничего в этом страшного нет. В сущности, когда на дикую яблоню прививают черенок культурной — это тоже модификация. Люди это делали с глубокой древности, и никто, заметь, от модифицированных яблок не умер.
Всё у него так легко выходит, главное дело! Я фигею с него.
Но тут ему Витёк сказал:
— Ну ты жопу-то с пальцем не равняй, вообще-то! То яблоко модифицируют с яблоком, а то — курицу с апельсином. А людям — жрать.
А Тёмка ещё больше ржёт. Ну как это назвать!
— Виктор, — говорит, — а что тебя смущает? У человека с бананом больше половины генов — общие, без помощи генетиков, от природы. Уверен, что и у курицы с апельсином общего немало. А почему тебя смущает, что людям — жрать? Ну, представь, что ты кусок курятины съел и долькой апельсина закусил. Думаешь, у тебя в желудке курица с апельсином разложатся по разным ящичкам?
Витёк, вроде, немного растерялся, не знает, что сказать. А Динька, дурень, хихикает. Ну, меня-то не собьёшь так просто!
— Я, — говорю, — по телику видел, что одна девка жрала таблетки с кактусным ГМО и вся иголками поросла. А ты говоришь!
А он ржёт, ёлки, прям до слёз.
— Сергей, — говорит, — светоч научной мысли, скажи, ты когда-нибудь курятину ел? А почему не покрылся перьями и не кудахчешь до сих пор?
— Да пошёл ты на хрен! — говорю. — Сдурел, блин, совсем.
А он только ржёт, хоть бы хны.
— Нет, — говорит, а сам просто смотреть на меня не может спокойно, так ему смешно, идиоту. — Нет, ты мне объясни, чем курица так принципиально отличается от кактуса?
— Как — чем?! — говорю. Уже, ясно, завожусь слегка, ёлки. — Да всем!
— Ладно, — говорит. — А текилу пил?
— При чём тут? — спрашиваю. — Ну — пил, раза три. Угощали. А чего?
А этот козёл скорчил сочувственную морду и говорит:
— А знаешь, что текилу из кактусов гонят? Удивительно, что ты, интеллектуал, иголками не порос.
Теперь уже и Витька с Динькой ржут, гады. И Тёмка лыбится, да так ядовито, главное дело, сучёнок.
— А те были не ГМО, — говорю.
Сделал бровки домиком:
— А кто тебе сказал? Ты сертификат читал? — и опять морда расплывается.
— Козлина ты, — говорю. — Я с тобой, как с человеком, а ты — как падла...
Вижу, ему ржать очень хочется, но он как-то взял себя в руки.
— Сергей, — говорит, — не бесись. Просто — по телику врут. И про ГМО — врут напропалую: почти всё, что в газетах и по телевизору — враньё, причём очень глупое и смешное. А специальных книг ты не читал, поэтому и веришь. Повторяешь за дураками глупости...
— А ты читал, — говорю. Ещё злюсь. — Читатель хренов.
Он вздохнул — и только.
— Объяснять — долго, — говорит. — Да ты, наверное, и слушать не захочешь. А это жаль. Видишь ли, за время нашего пребывания в этом мире я успел убедиться, что ты вовсе не дурак. Если ты начинаешь думать — додумываешься до замечательных вещей. Мне искренне жаль, что ты удивительно редко это делаешь.
Витёк скривился и говорит:
— О! Опять они воркуют, наши голубки! Вы уже достали, в натуре, сраться постоянно! Брэк уже!
И тут меня что-то дёрнуло.
— А мы и не срёмся, — говорю. — Мы перетираем за жизнь, что к чему. А не нравится — не слушай.
Тёмка на меня смотрел — и я ему сказал:
— Я могу чаще. Как нефиг.
А у него даже эта улыбочка, блин, педрильская с морды пропала.
— Отлично, — говорит. — Надеюсь. И уверен, что тебе надо делать то, что у тебя хорошо получается: смотреть вокруг и делать выводы. Если сумеешь повторить своё озарение с запаховым радио — мне останется только восхититься.
Под конец, натурально, не удержался, ёлки, и снова оскалился. Ну что ты будешь с таким делать...
Но, если это отмести, то, в общем, дело сказал.
А раз это дело, я решил, что — да, надо оглядеться, чего там. Повнимательней.
Чего мне в этом доме никак не покатило, так это — что всяких тараканов везде навалом. Раздражает, а давить, вроде, неловко. Все говорят: специальные. Так надо. Тьфу, пропасть.
Нет, есть занятные. Как Цвиков паук. Вот — кайф, даже завидно.
Я ему говорю, Цвику:
— Дай зверя подержать, — и показываю, а он лыбится, руки мои отодвигает. Не хочет.
— Да ладно, — говорю. — Дай подержать чуток. Может, не укусит. Ядовитый?
А Цвик "укусит", по-моему, догадался, а "ядовитый" не догадался. Но, в общем, согласился. И все собрались смотреть, даже Динька.
Цвик меня за руку взял и своими пальцами мне натёр посредине. Самую ладошку. Запах оставил, чтоб паучина не мандражил. А потом мне пальцы выпрямил, ладонь вытянул — и чирикает что-то. "Держи так", наверное. Или, там, "не дёргай". Не спугни, мол.
Лады. Держу.
Он тогда паука из своей гривы достал и чуть ли не поцеловал его в рыло, ей-богу! Прямо "ми-ми-ми" — поднёс к самому носу или ко рту. Может, сказал чего неслышно или подул — хрен знает. И протянул зверя ко мне.
А паук поглядел, делово так, как и не паук, как, прямо, собачонка какая — и пошёл ко мне на руку.
Я чуть кучу кирпичей не отложил, ёлки! Главное дело, он так осмысленно чапал! Насекомая — она же безмозглая, глупая. Не полагается ей так осмысленно.
А он ещё, охренеть — остановился прям и лапой меня потрогал. Будто что понимает. Только что на Цвика не обернулся.
Я как к полу прирос. А паук перешёл, не торопясь, лёгонький такой, мохнатый — и давай трогать меня за руку. Сперва лапой, а потом — вот этими, под глазами. Уссаться, ёлки! Потому что — ну чего, я не видал пауков? Не ведут они себя так.
Изучал он меня. Вдумчиво так, тля, изучал, внимательно.
Жуть, в общем.
Цвик на меня посмотрел — и забрал зверюгу. По морде мне мазнул чего-то, вроде мятного. Я не понял, то ли, мол, держись, а то ли — что я слабоват в коленках оказался.
Но Динька на меня смотрел, как на я не знаю что. Как на супермена какого-то. Сам — бледный, аж зеленоватый.
— Ты, — говорит, — крутой, я бы так ни в жизни не смог.
Не, мне нравятся пауки. Только этот что-то...
Витёк говорит:
— Псих и не лечишься. Кусанул бы — и поминай, как звали.
А Тёмка:
— Нет, не укусил бы. Цвик его контролирует. Ты же видел — он принял меры для того, чтобы Сергею ничего не угрожало, — и поворачивается ко мне. — Эксперимент смелый. А вывод?
И лыбится, в натуре.
— Чё вывод?! — говорю. — Оно — не паук. В смысле — не совсем. Получился вывод?
Витёк сразу прям вскинулся:
— Искусственный? — говорит. — Нанотехнологии?
А Тёмка:
— Почему думаешь, что он — не паук?
И Цвик глядит с интересом.
— Нет, — говорю, — по-моему, настоящий. Не нано-это-самое. Но не паучиный какой-то, ёлки. Чё, мужики, нормальная насекомая думает, что ли? А этот...
Тёмка на паука посмотрел, а паук — из Цвиковых рук — на него. И Тёмка говорит:
— Может, это иллюзия? Хотя... любопытно он себя ведёт.
Витя только головой помотал, типа не согласен. У него прямо бзик, ёлки: думает, что тут все букахи — сплошные нанотехнологии. А — нет, они тут ГМО.
Уродились живыми. Только ненормальные.
Тут всё такое. Радио-гриб — ГМО, зуб даю, вместе с муравьями. Светящиеся цветы — а красиво вечером, ёлки! Чистый Париж, как тут все горит, только не реклама, а цветы. На улице везде светятся, как фонари прямо, хоть газету читай. И плитка, по которой идти, тоже светится. Дверные проёмы светятся. А уж сами ихние домики так светятся, что — как такие домики глиняные со свечками внутри. ГМО же, ёлки, сто процентов!
Опять же, сад.
Сад — он за посёлком. Мы думали, там лес, а нас Цвик показывать повёл. Анекдот такой есть, про Мичурина, у которого всё мичуринское, ёлки, так он на берёзу за укропом лазал — и его арбузом убило. Я к чему — вот и тут всё мичуринское, только ещё злее.
Сад здоровенный, но деревья, не сказать, что высокие. Чебурашке рукой достать — вот такие. Но широкие, ёлки. Зонтики. И на них — дофигища плодов.
И вот эти плоды — они прямо на двести уже процентов ГМО. Тут даже Тёмке было нечего сказать, а остальные просто расстегнули варежки.
Деревья — все усыпаны. Но плоды — везде разные. На одном дереве — несколько сортов, ёлки! Ветка жёлтых, ветка красных, ветка синих — рядами. Цвик сорвал каждого по штучке — разные же, разные вообще! В жёлтом — две косточки, мелких, сам — типа яблока, с кислинкой. В красном — одна косточка, волосатая, как в персике, а по вкусу похоже на арбуз. А в синем — до фига мелких косточек, просто набито. Как в инжире.
Не ГМО, можно подумать! Да форменное, блин!
Но это ладно ещё.
Там целый ряд деревьев, а на них тесто растёт. Вот это — как?
Главное дело, орехи — и орехи. Крупные, как кокосовые, а дерево — ни разу не пальма. Типа яблони. Уже ум за разум заходит. Но это ладно.
Цвик срывает орех, пальцем в дырочку — крак! — и раскрыл. Как коробку. А там — тесто.
По вкусу — как для пирогов, ёлки! Сахар, масло там, мука... один в один. Они нарвут орехов — и запекают. И печенье. Вот это — как, а?
Динька с Цвиком по этому саду бегали, как сумасшедшие — всё рвали и надкусывали. Там чебурашки ягоды собирали — так хихикали и Диньке совали всякое попробовать. Веселуха.
А мы втроём стояли с орехом для печенья в руках — в обалдении.
Витя говорит:
— Интересно, какой у них век?
А Тёмка:
— Боюсь, что мы не сможем сравнить их цивилизацию с нашей. Их биотехнологии — совершенны. Они делают с живыми организмами всё, что хотят. Но механика их, похоже, принципиально не интересует...
Витя:
— Да уж. Не наши люди.
А я стою и думаю: а зачем им? Тут у них — как совхоз: всё своё, может, и коровы где-то есть. В магазине, небось, покупают всего ничего — спички, там, бензин, насос для шара своего воздушного... Деревня, конечно. Но нефиговая такая деревня. С вывертом.
Я хотел догадаться, что это у них за выверт такой. Думал-думал, но никакого у меня озарения не вышло.
Я, оказывается, специально не могу.
Обидно, блин.
Вигдор
Я напрягался, да.
Всё думал: чего это они ждут? Ведь явно ждали.
Бабка Радзико им запретила к нам лезть, факт. Позволила только проверенным товарищам. Ну и вот: Цвик у нас постоянно ошивается, и ест, и спит с нами, Гзицино эта прилетела на следующий день, милуется с Разумовским, Нгилан прилетел с ней, нас осматривает и колет осами. И всё.
А остальным — не позволено.
Нет, они могут поулыбаться, запахом мазнуть по физии, жрать принести, но вот чтобы именно в контакт вступать — это нет. Хотя им явно любопытно до смерти.
И я всё думал: чего мы ждём? Что-то ж должно случиться, верно? Мы тут живём, едим-пьём, зачем-то же мы тут тусуемся, а? Не может же быть, чтоб они натуральных инопланетян приютили из одной жалости?
Но мы так и прожили пять дней. И никто ничего.
Правда, всё показывают, повсюду пускают. За эти пять дней мы весь их посёлок облазали, насколько приличия позволяли — и никто не мешал. Не лез общаться — но и не мешал.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |