— Какое еще удовольствие? — насторожился гость.
— Решай, сколько потянешь. Если возьмешь немного энергии — чтобы "запачкать" небольшой мирок несчастными случаями, катастрофами, драками и убийствами, то после выхода из такого мира в астрал, автоматически провалишься до первого уровня инферно — чистилища, где уже бывал. Чтобы претворить в жизнь систему рабства, пиратства, черной магии или каких-нибудь вампиров с трупоедами (это уж от твоей фантазии зависит) системно в небольшом мире или спорадически в большом мире, тебе придется впоследствии провалиться до миров второго уровня, к примеру — преисподней. Оттуда путь наверх очень долог и тяжел, но еще возможен. Но если хочешь наверняка утопить мир в горе и отчаянии, тебе будет грозить самое дно ада, а оттуда выход уже невозможен. Там ты быстро потеряешь остатки человечности. Так что думай, а я попытаюсь получить удовольствие.
Было противно смотреть на довольную, цинично ухмыляющуюся рожу Легара, но делать нечего — гость стал напряженно размышлять. Он не любил сюсюканий, но и никчемный садизм ему был противен. Сколько же нужно добавить ложек дегтя в бочку нового мира, чтобы превратить в то, что надо? В планах стоял, конечно же, большой мир, и мелкой пачкотней в таковом заниматься не было смысла, но и обрекать себя на самую глубину преисподней не хотелось. Второй вариант оказался самым подходящим. Гость взглянул на Легара, наблюдающего за его мучениями, и подумал "Неужели все так видно по моей роже?"
— Видно, видно, — довольно хмыкнул темный ангел. — Но ты уже решил. И я одобряю твой выбор. Возьмешь кристалл сейчас или подождешь, когда мир будет готов?
— Если подарочек не скажется на моем "имидже", то сейчас...
...И вот, наступил момент, когда он, наконец, мог осуществить давнюю мечту. Их юное божество оказалось беззащитно, а у него в руках было все необходимое, чтобы "подправить" мир в соответствии со своими задумками. Единственное, что заставляло его сомневаться — совершив задуманное, он отрежет себе путь во внешний астрал, так как вне мира ему останется одна дорога: в тьму преисподней.
Искатель гор вынул багрово-красный кристалл из-за пазухи, где носил его долгие годы, ожидания этого часа. Небольшой, вытянутый в форме шишки темный рубин был заключен в прозрачную пленку, защищающую внешний мир от действия инферно. Оставалось лишь подойти к столу, отливающему чернотой спящего магического зеркала. Маг сосредоточился и прислушался к ощущениям — нет, внутри не оставалось никаких сомнений. Он делал то, к чему стремился многие годы.
Он наклонился над столом и всмотрелся, представляя себе весь мир в энергетическом плане. В зеркале послушно развернулась картина прекрасного веера ветвей мира, расходящихся от невидимого центра. Инструкция по применению, полученная в инферно сама всплыла в памяти. Раньше он планировал оставить кристалл где-нибудь в открытом поле и мысленно открыть с большого расстояния, на котором мрачное излучение не сможет затопить его собственную душу. Тогда энергии инферно пришлось бы постепенно расползаться по миру из точки, в которой был открыт кристалл. Это имело бы нежелательное последствие: энергия преисподней распределилась бы неравномерно, а магу не очень хотелось, чтобы его волшер стал инфернальным центром.
Но теперь, после того, как стала ясна интерактивная природа действия зеркала, появился шанс распределить энергию равномерно по миру. Хотя с этим был сопряжен немалый риск. А вдруг эта гадость выплеснется не в зеркало, а прямо в комнату? И все-таки он рискнул — поставил кристалл прямо на зеркальный стол и, отойдя в сторону, мысленно приказал раскрыться защите. Его обдало тяжелым холодом потока энергии, который, к счастью, впитался в магическое окно, растекаясь по ветвям мира. Владетель гор выждал момент, когда сосущая под ложечкой тяжесть совсем отпустила, и подошел к столу. Кристалл пустой стекляшкой стоял на полированной поверхности. Он взял его, не ощутив ничего, кроме гладких граней, и заметил, как дрожат руки. Ноги тоже не желали слушаться, став похожими на ватные столбы. Его тело среагировало правильнее на опасность ситуации, чем сознание. "Надо же, насколько натурально нашему божеству удалось воспроизвести реальность даже в реакциях организма", — успел подумать он, и мысли опять вернулись к важному процессу. Первый шаг сделан, нужно делать и второй.
Маг внимательно вгляделся в зеркало. Красноватые оттенки стекали вниз к самым тонким веточкам, смываемые позитивной энергией в основных потоках и оседая где-то в самых низах системы мира. Выждав, когда картина успокоится, он приступил к выполнению завершающего штриха, без которого все эти махинации не имели бы смысла.
Еще при планировании мира он предложил идею вхождения в мир через возрождение в земляных ямах. И в этом не было бы ничего особенного (такие системы практиковались во многих мирах), но они привнесли маленькое усовершенствование — мир должен был стирать память о конкретных событиях связанных с датами, именами и названиями. Владетель гор хотел вообще полностью стирать ее, но их "добренькое" божество сделало так, чтобы мир хранил изъятую у входящих память, чтобы потом, после их смерти, возвращать украденное "я" гостям. "Ох уж эти юные божества — сплошные сюсюканья!" — сколько пришлось приложить усилий, чтобы убедить творца этого мира сделать систему зинданов по его плану.
Но все оказалось не зря. Сейчас маг должен вмешаться в структуру мира всего лишь одним "словом". Но каким! Он гордился своей придумкой. Система портов, как и весь мир, кодировалась странным языком, который их божество нашло где-то на Земле. Когда они разрабатывали порты в его собственном волшере, он объяснял идею, а их божество кодировало его фантазии. Потом он, прикинувшись любопытным, попросил посмотреть, что получилось в результате совместной работы, и изобразил сильное расстройство по поводу нечитабельности процесса. Творец мира повелся на уловку и выдал "перевод" всех слов, нужных для инкарнации.
Дальше все оставалось делом техники. Он нашел в цепочке текста звено, которое нужно было изменить, и составил из общих, известных ему "слов" приказ миру ввести маленькое изменение, которое состояло из слова "повтор". Волшебное зеркало упрощало задачу, и ему, зная слова, оставалось только приказать сменить кодировку на одно слово, что он и проделал с холодной спокойностью...
Все! Он закрыл выход из системы портов, которые отныне превращались в настоящие зинданы. "Повтор" означал новое перерождение без возможности вспомнить предыдущую личность пришедшего в мир. Никто, раз появившись в такой яме, не сможет больше вырваться из колеса перерождений, впрочем, как и он сам. Он просто закрыл себе, как и всем другим, выход в астрал, где его ждала только пучина инферно. И теперь он реально становился самым сильным магом этого мира. Мира, оставшегося без своего создателя.
"Добро пожаловать, всем желающим! Обратной дороги нет, и не будет!" — ему хотелось расхохотаться над зеркалом, всем миром и его, так называемыми, соратниками, включая их несчастное божество, но, следуя своей привычке, он лишь скупо улыбнулся. Однако в этой улыбке не было пощады и врагам ни слюнтяям — всем тем, кто отважился оспаривать его власть. Впереди ждали столетия — нет, тысячелетия всевластия!
Знал бы он, как жестоко тогда ошибался! Он просто не мог даже представить, что это такое на самом деле — столетия власти, не говоря уже о тысячелетиях...
* * *
Он никуда не спешил. Перед ним раскинулся мир, готовый покориться поступи его войск, но он выжидал. Через зинданы все прибывали новые "пришедшие" — внешняя ангельская агентура работала безупречно. Внутри мира ангельские сущности тоже были очень полезны, но как бы ни была велика энергия ангелов, породившая и поддерживающая постоянный уровень "рожденных" по всему миру, их самоосознание было ограничено и действия неактивны. "Пришедшие" же пытались перестроить окружающее под себя, а мир им не давался. Так появлялась интрига в жизни. Даже стали появляться новые волшеры с какими-то новоявленными, худосочными магами, добивающимися власти больше путем интриг, чем колдовства. Спустя лет пятьдесят, по границам его владений возникло сразу несколько мелких волшеров каких-то самодуров, где вовсю процветало рабство и насилие.
Внутри своих владений Владетель гор постиг все прелести власти и богатства. Его дворцы и без того ломившиеся драгоценностями, великолепной мебелью и отделкой, постоянно пополнялись произведениями труда местных зодчих. Правда, "рожденные" не были очень способным народом, и поэтому к работам привлекали "пришедших". То же было и с его гаремом, полным молодок из "рожденных". Однако истинными жемчужинами стали несколько "пришедших" дам, пусть и не самых молодых, но отличающихся яркостью и индивидуальностью. Маг развлекался, как мог, объезжая свой огромный волшер и практикуясь в охоте, рыбалке и прочих удовольствиях.
Наконец настала пора показать, кто в доме хозяин, и он стал собирать армию. Это было забавно. В принципе можно было справиться с новоявленными магами, знавшими по нескольку случайных "слов", и без всяких войн, используя только магию, но ему был нужен психологический эффект. Хотелось показать всем, да и что уж скрывать, почувствовать самому, какая государственная мощь сосредоточена в его руках.
Первые же сражения, которые он постеснялся бы и сам назвать таковыми, повергли к ногам все близлежащие территории, но он знал, что дальше на запад располагаются земли сразу трех бывших соратников, и вот туда-то маг и направил свои войска после празднования триумфа, которого устыдился бы любой уважающий себя полководец. Тогда вперед гнала одна мысль: "Он покажет всем своим "коллегам", чего они стоят в этом мире!"
По данным разведки и наблюдениям из зеркала, он знал, что трое из "перворожденных" магов (как их уважительно прозвали в мире) объединились для отражения его атак. Наплевав на опасность, он сам возглавил войско, оставив дома самое мощное орудие: волшебное зеркало. Это, наверно, были лучшие его дни в этом мире. До сих пор, оставаясь в пределах волшера, он ощущал пресыщенность всем, что занимало думы раньше и, как нельзя, кстати, поход вернул полноту и остроту жизни.
Владетель гор летел на коне впереди своего хорошо обученного войска и встретил противника уже при входе на территорию ближнего волшера. Когда конные патрули донесли о первых вражеских разъездах, он решил, не останавливаясь, провести разведку боем, и с двумя верховыми отрядами продолжил движение. Он не боялся за себя — от шального удара у него имелась магическая защита, а от происков "перворожденных" приятелей... — "Посмотрим, что они еще придумают?"
Они влетели серыми тенями в лагерь противника. Спустя поколения это нападение стали изучать в военных училищах под названием битвы под Черной рекой, а тогда... Может, этим и довольствовался Суворов, который любил сходу обескуражить противника. Но он-то был не Суворов, и растерянное метание полуголых "рожденных", истошно истеричные вопли "пришедших" и вой перепуганной обозной прислуги вызывали лишь чувство жалости пополам с гадливостью. И трудно понять, было ли это чувство вызвано беспомощностью врагов или собственной жестокостью. Он понимал, что поток инферно не миновал и его, и он, вслед за мелкими тиранами, сам становился величайшим деспотом мира.
После того "легендарного" ночного броска противник оказался фактически деморализован. Один из бывших коллег погиб, а два скрылись в бега, главные города волшеров были захвачены, и воевать стало больше не с кем. А новый властелин чувствовал себя каким-то свихнувшимся Ермаком, застрявшим посреди бескрайних просторов, когда можно захватывать все земли, хоть налево, хоть направо. Но вот беда — не потерять бы направление к собственному дому, и хорошо бы еще знать: зачем ему все эти бескрайние просторы?
В результате, он с великими почестями, но в душе совершенно бесславно, вернулся домой и больше не выезжал ни в какие сражения на протяжении столетий. Если даже где-нибудь на окраине и появлялся какой-нибудь полоумный смельчак, принимаясь отвоевывать кусочки от хорошо отлаженной государственной системы, было достаточно пары "слов" брошенных в зеркало, чтобы вызвать у нарушителя спокойствия пожар, наводнение или вечный понос...
За тайнами "слов", не доставшихся от коллег, он тоже перестал охотиться. Его стало мучить чувство напрасности. Зачем эти "слова", если он и без них самый могущественный маг? Он и так уже послужил поводом для гибели одного из соратников, и ему стало противно гоняться за перепуганными "перворожденными" магами.
Только после этих захватнических походов до него стало доходить, какую ловушку он себе построил. Все вокруг к чему-то стремились, чего-то добивались, в крайнем случае, чего-то боялись. У всех имелся хоть какой-то смысл в жизни или хотя бы в выживании, как у рабов, а у него было все. Все, чего он только мог пожелать. Он не мог даже ничего купить, так как все принадлежало ему. Воевать стало не с кем и не за что. Владетель гор мог ласкать, издеваться, убивать... все, что угодно — ему только подобострастно смотрели в глаза. И все это длилось столетиями. Сначала он наслаждался, но весьма недолго, потом неистовал и издевался над всем и вся. В конце концов, он впал в апатию, и годы незаметно потекли мимо него.
В этом ровном и пустом потоке времени его поразило только одно известие, когда, спустя столетия добровольно ушел из жизни один из "перворожденных". Впоследствии, узнавая об очередном таком уходе, он перестал удивляться. Но тогда это событие всколыхнуло разум. Он вдруг со стороны взглянул на свою жизнь и понял, что ему нужно. И тогда Владетель гор снова стал Искателем гор, запаковал самые необходимые вещи, сгрузил стол с зеркалом на телегу и отправился с двумя старыми слугами в дальний замок в предгорьях. Ему окончательно опротивел мир, в котором не осталось желаний.
Спустя несколько лет слуги умерли. Осталась одна собака. Но ему больше никто не был нужен. Слуги надоели, а собака — все же какой-никакой друг. Она была свободна в своих поступках, и ему самому приходилось подлизываться к ней, угощая лакомствами.
Может, он уже сошел с ума? Но кто об этом мог здесь сказать? А может, он сошел с ума, когда возжелал всех земных и неземных благ? Сейчас он даже не мог сказать с точностью, жив ли он или мертв. Да и какая в этом разница в астрале? Хотя он не прав, астрал где-то там, за пределами этого мира, и к туда нет дороги. Даже если бы и была — для него это лишь путь в инферно.
Последние несколько веков он не знал, что происходит с миром. Скорее всего, инферно потихоньку подминало все под себя. Еще какая-то тысяча лет и Искатель гор окажется в дьявольской системе вместе со всем этим миром. А он, наивный, еще сомневался в надежности расчетов Легара.
За последние долгие годы, только один раз зеркало замерцало синим свечением. Маг понял — ушел еще один "перворожденный". Подойдя к столу, всмотрелся в черноту и догадался — это Орин — "перворожденный", которого он уважал больше всех. Тот так же последние столетия жил в уединении, по-видимому, пресытившись мирскими развлечениями, но, видимо, не выдержал испытания бессмертием.
