1. Морские короли. Дороги судеб

Таламир не был глуп, и мозаика медленно, но складывалась. Да именно так.

В столице он отдалился от супруги, уделял все внимание ее величеству, и кто посмел бы на его месте поступить иначе? Могла Алаис подумать, что ее бросят в угоду королеве? Или, того интереснее, получат от нее ребенка-второго, да и убьют?

Могла, ох как могла. Алаис девочка неглупая, и если уж Таламир рассматривал эту ситуацию, то она тем более должна была ее просчитать. Тогда, получается, что она сбежала с Эфроном по доброй воле?

Вот это вряд ли. Никто ей не мешал сделать нечто подобное еще в Карнавоне. Или... там побег не увенчался бы успехом?

Таламир застонал, стиснув пальцами виски. Голова просто разрывалась и от боли, и от предположений, сказывались бессонная ночь и выпитое вино. Мысли, словно разлетевшись на осколки, царапали череп изнутри.

Наконец, мужчина тряхнул головой и принялся размышлять.

Итак — кто выпустил Эфрона?

Тут все понятно. Тарла. Она же привела его к Алаис, после чего служанку оглушили, связали и сгрузили на кровать женщины.

Что было дальше?

Эфрон сделал Алаис какое-то предложение. Явно не руки и сердца, это просто смешно. Только вот что можно предложить такой, как она?

Смешной вопрос.

Карнавон.

Алаис нужен только Карнавон. И... месть за смерть близких. Ир-рион!

Тут-то пасьянс и сложился, заставив мужчину похолодеть от простого понимания.

Нелюбимая — не значит нелюбящая. Пусть семья не любила Алаис, но кто сказал, что она их ненавидела? Даже она сама ни разу этого не произносила. Она говорила о своем уродстве, о своих мечтах, но никогда — никогда! — не говорила, что ненавидит свою семью за то, что они сделали с девочкой. И вот за семью она могла мстить.

Прекрасно понимая, что если останется, то ее жизнью будет распоряжаться Ант, а через него и королева, понимая, что отомстить не удастся, в лучшем случае она сможет передать свою месть детям, да и то сомнительно...

Тогда... получается, что она сбежала не просто так? И найти ее не удастся?

Ант выдохнул.

Алаис продумывала все. Нет сомнений, что дурачка Эфрона она тоже поставит себе на службу. И не отпустит, пока он будет ей выгоден.

А еще — Эфрон не отпустит последнюю из Карнавонов. Так что искать надо двоих. Супружескую пару, брата и сестру, и обязательно смотреть в глаза женщины. Глаза и волосы Алаис изменить не сможет... или сможет? Парики, краска — Таламиру ли не знать?

Остаются только глаза.

Ладно. Сейчас все упирается в простой вопрос — супруга уже сбежала из города или нет? Могла... Таламир аж застонал, понимая, что полдня у Алаис было, а значит, в городе ее, скорее всего, нет. И искать надо на дорогах. Ладно. Людей он разошлет. А как проверить корабли, которые ушли из порта? Она ведь могла быть на любом из них, они могли... надо съездить в порт. Мало ли кто ее заметил? Их заметил?

Если Эфрон прикоснулся к Алаис хоть пальцем — ему не жить.

Не из-за большой любви, нет. Просто это его женщина, его имущество, и Таламир свернет шею любому, кто покусится на его собственность.

Итак.

В порту нужно поставить своих людей. На воротах — тоже. И ждать.

Бесконечно Эфрон прятаться не сможет, Алаис тоже, рано или поздно он найдет свою супругу, и... свернет ей шею?

Ну, нет.

Сначала сделает ей наследника, а потом свернет шею.

* * *

Алаис в этот момент вовсе не думала о супруге. Ей надо было как следует устроиться в городе. Не сбегать же отсюда?

Нет, конечно.

Таламир будет искать ее, и искать активно. Что бы сделала она на его месте?

Поставила своих людей на воротах и принялась прочесывать город. Так не надо отказывать супругу в сообразительности.

Что он сделает, если никого не поймает?

Решит, что супруга сбежала. До того, как перекрыли ворота. Шанс у нее был, с раннего утра, например. И успокоится рано или поздно.

Вот это время ей и надо переждать в городе.

Не то, чтобы Алаис не размышляла над таким вариантом.

Она могла бы попробовать сбежать ночью — ладно, утром из города. Только вот не создана она для бродяжничанья. А зная Таламира, ее уже сегодня объявят в розыск. Да и просто — напарника нет, а одинокая девушка или одинокий молодой парень, которые не умеют за себя постоять, быстро станут мишенью работорговцев. Не затем она сбегала из добровольного рабства, чтобы оказаться в рабстве принудительном. Не Эфрона ж в напарники звать?

Интересно, спасся или нет? Впрочем, на ее участь это сильно не повлияет.

Можно было бы попробовать уплыть на корабле. Но...

Вот вы капитан корабля. К вам приходит девушка и просит принять ее на борт — срочно. Приходит ночью, одна, скрываясь, этакая белоручка, заступиться за нее некому, да и ошибки она какие-нибудь совершит... итог?

Либо забортная водичка, либо корабельная шлюха, либо рабский рынок. В разных сочетаниях.

Нет, так дело не пойдет.

С утра она честь по чести позавтракала, расплатилась с хозяином трактира, попрощалась и выползла на улицу, кряхтя так, что позавидовали бы все персы.

Ей надо найти себе норку, отъесться, отоспаться, прикинуть, чем зарабатывать на жизнь, а когда ее перестанут искать, она уедет честь по чести. Уедет спокойно, освоившись с этим миром и со своим местом в нем...

Эти мысли совершенно не мешали дряхлой старухе брести по улице, оглядываться, шаркать ногами, кашлять, сморкаться, плеваться и вообще — почти разваливаться на ходу. Артистизм?

Жить хочется. Вот и приходится номера откалывать.

Алаис медленно ползла по улице, изучая вывески, пока одна из них не приглянулась девушке.

'У тетушки Магдалены'.

Вывеска была исполнена золотом, дом производил впечатление чистенького и уютного, а белые ставни и красные мальвы в палисаднике перед ней делали домик почти родным.

И Алаис решительно толкнула дверь.

* * *

Внутри было вполне достойно, ничуть не хуже, чем снаружи. Чистенький пансион, аккуратный и красивый. На первом этаже таверна, но для чистой публики. Столики покрыты скатертями в красно-белую клетку, на окнах цветы и занавески, полы натерты воском...

За стойкой в углу, видимо, сама тетушка Магдалена — статная женщина лет сорока, с рубенсовскими формами, скромное коричневое платье оживляется белым передником, русые волосы убраны под чепчик, голубые глаза глядят спокойно и пристально. К ней-то Алаис и подползла, поминутно охая и хватаясь то за поясницу, то за сердце.

— Ох... здоровьичка тебе, доченька.

— И вам здоровья, бабушка.

Особой приветливости Магдалена не проявляла, но и заявить: 'не подаем' тоже не спешила.

— Нельзя ли у вас комнатку снять?

Голубые глаза впились в Алаис. Да так, что женщина почти физически почувствовала, как просвечивают ее кошелек, как взгляд проникает под грим, и даже глубже — в душу... хорошо, что глаза не видно под низко повязанным платком.

— У нас дорого, — после минуты молчания произнесла Магдалена.

— Чай, не по золотому в день берете?

— Нет. На золотой у нас можно пять дней жить, бабушка.

— Только жить — или столоваться?

— Завтрак и ужин я подам, обед отдельно, если пожелаете.

Алаис подумала, и кивнула.

— Тогда вот за десять дней задаток. Может... ох, годы мои тяжкие, и подольше задержусь...

При виде денег Магдалена ощутимо подобрела. Даже улыбнулась.

— А что ж за нужда, бабушка?

— Скажи уж прямо. дочка — чего тебе, старой, дома не сидится? — заскрипела Алаис. Улыбнулась, показывая вычерненные зубы. — Так за деньгами я сюда и приехала. Сестра у меня померла, вот, наследство получить надобно, да и домой, к внучкам...

— А что ж внучки — не смогли с вами поехать?

В голосе Магдалены звучал подтекст — тебя ж страшно выпускать, ты по дороге развалишься! Сработало!? Ура!

— Так некому больше поехать-то со мной, — Алаис подчеркнуто печально вздохнула. — Сын в отъезде, пока еще вернется, дочь в тягости, внуки малы еще, чай, не они за мной, а я за ними приглядывать стану...

— Ах, вот оно как...

— Да так вот, дочка. Всю жизнь ради них кладешь, а потом оказывается, что и в старости пахать-от надо, — Алаис горестно вздохнула. — Вот и плывет бабка старая на корабле, сегодня уж отдохну, а завтра и к стряпчему...

— Давайте я провожу вас в вашу комнату, — правильно поняла намек Магдалена. — А как...

— Звать-от меня? Зови бабушка Тая. Или госпожа Лернен, коли хочешь.

— Пойдемте, бабушка Тая, — Магдалена решительно сняла с гвоздика ключи от комнатки. — А сумки ваши...

Сумок у Алаис не было, кроме рюкзака. Так это дело поправимое.

— На корабле остались. Где ж мне с собой тяжести таскать, чай, не молоденькая, — Алаис упорно подделывалась под простонародный говор. — Капитан придержать обещал, а завтра и весточку ему дам.

— Да у меня мальчик на побегушках есть, мигом слетает.

Ирион! Вот этого Алаис не предусмотрела.

— Благодарствую. Может, вечор мы с ним и сходим...

— Как скажете, бабушка Тая.

Перед Алаис открылась дверь в небольшую комнатку. Отлично! Просто то, что надо!

Угол комнаты занимала здоровущая кровать под балдахином. Рядом, на тумбочке стояли медный таз и кувшин для умывания. В углу — здоровущий сундук для пожитков, на нем замок, в который воткнут ключ. Кладите, закрывайте, пользуйтесь.

Еще в комнате был стол и два кресла.

Занавески на окнах, салфетка на столе, салфетка на тумбочке, все простенько, но чисто и аккуратно. Алаис широко улыбнулась.

— Спасибочки, дочка. Я уж тогда полежу чуть, а то с той качки кости болят... возраст, чай, не юный...

Магдалена сочувственно покивала, и оставила клиентку одну. Алаис тут же задвинула засов на двери и от души потянулась. А потом принялась осматривать комнату на предмет глазков, подслушек и прочего.

Не нашла. Разве что дымоход... кажется, Дюма писал, как мушкетеры кого-то там подслушали через дымоход? Ладно, она все равно тут разговаривать не собирается. А вечером сходит 'на корабль', прикупит в какой-нибудь лавке сундук или что-то вроде, да и прикажет доставить. Или лучше просто матерчатую сумку? Наверное, второе. Всегда можно сказать, что не с ее артритом брать что-то тяжелое в путешествие...

А платье можно купить и в лавке старьевщика, если не по фигуре будет, так и лучше.

Алаис улеглась на кровать, вытянула гудящие ноги. Да, и обувь. Надо бы купить сапоги на пару размеров больше, чтобы сапог надевать прямо на сапог. Все же ее обувь, хоть и засвинячена до беспредела — именно что дорогая, качественная, красивая, а еще — маленькая. Маленькие руки и маленькие ноги — аристократизм. Это плохо, очень плохо...

Таламир будет искать ее, и сам, и, наверное, силами королевской гвардии. Да, при дворе он надолго станет посмешищем, тут и королевская протекция не поможет. И если искать ее будут гвардейцы...

Алаис сильно подозревала, что напрягаться гвардия не будет. Выскочек нигде не любят, а Таламир — он и есть. И место свое получил частично через постель. Тьфу!

Алаис тоже платила когда-то своим телом за определенные бонусы на работе, но... не любила она этого! Ох, не любила. И Таламира не любила.

И все же, все же...

Может стоило остаться?

Она не Алаис Карнавон, она могла бы приспособиться, могла бы получить выгоду, могла бы устроиться при дворе...

Нет, не могла бы.

В любой стае выживают свои. А она? Благодаря отцу и политике рода, Карнавоны — отшельники. Демонстративно избегающие королевского двора уже несколько поколений. То есть поддержки у нее нет, не считать же Таламира? Его бы самого кто поддержал, потому как появятся рядом с королевой более увесистые... эммм... органы — и лететь ему из дворца. Даже если и не лететь.

Дети от Алаис нужны, а их мать — вовсе даже ни к чему.

Королева ей не простит происхождения и ума, Таламир — ума и происхождения, вся придворная шушера последует за предводителями, да и попросту — на кой черт ей этот гадюшник? Администрации мало было? Нет уж!

Она отдала юриспруденции малым не тридцать лет, и не собирается растрачивать новую жизнь на дрессировку придворных пираний. Пусть этим займется кто-нибудь другой.

А чем будет заниматься она?

Алаис откровенно не знала. Удрать куда подальше, купить себе домик, выйти замуж, завести детей — все то, чего не додали в прошлой жизни. Почему нет?

А как же мои родные?

Голос прозвенел в голове так неожиданно, что Алаис сама испугалась.

Как же Карнавон?

Тьфу ты, Ирион! Женщина даже не сразу разобралась со своими мыслями. А ведь они принадлежали еще той Алаис Карнавон. И это остатки ее личности требовали отстоять свое право на земли герцогства. И отомстить за родных.

Ага, мечты...

С другой стороны. А вот чего она сама хочет?

Действительно жить в глуши? Это хорошо в двадцатом веке, когда ни рабов, ни господ. А тут немного другие порядки. Если ты крестьянка, то можешь вляпаться просто потому, что у благородного тьера плохое настроение. Убьют ради развлечения. Или групповуху устроят. Или еще что-то веселое и интересное. Маркиз де Сад писал о развлечениях знати, а Таня в свое время прочитала его опусы. До сих пор помнилось, как насиловали все, в чем дыры были, как издевались, убивали...

Нет уж! Ей такие развлечения ни к чему. И муж не защитит, не в это время.

Если кто помнит Дюма, знаменитый д´Артаньян лапал г-жу Бонасье малым не на глазах у ее супруга, и галантерейщик и слова лишнего не промолвил. Почему? А жить хотел.

Продырявят же, и фамилии не спросят. Оскорбили благородного господина, вот он и погорячился. Готов заплатить штраф! Целых два золотых, или даже три!

Здесь это тоже практикуется. Пусть Алаис, с ее своеобразной внешностью ни под кого не подложат, но поиздеваться-то могут!

Вывод — чтобы хорошо жить в этом времени и месте, надо быть благородной. Чтобы быть благородной, надо либо вернуть себе свой титул и дом, либо грохнуть супруга и вторично выйти замуж. Пока оба варианта попросту невыполнимы. Против королевы ей не выгрести.

Свергать королеву?

Ну-ну...

Тем более, что она правит не сама по себе, а от имени сына, как регент. Малолетний король, при нем заботливая мать... единственный вариант для Алаис — это вернуться, когда короленок подрастет. Если у него будут такие же теплые отношения, как у Людовика Четырнадцатого с матушкой, шансы у нее будут. А если нет...

А ведь обидно. Попасть в тело герцогской дочки, стать герцогиней... но есть и еще один вариант, о котором стоит подумать. В случае смерти дражайшего супруга, Алаис становится вдовствующей герцогиней. А все ее дети, поскольку нажиты в законном браке, считаются детьми ее супруга. Ну, если супруг от них не откажется. Но если помрет, то отказаться ему будет затруднительно.

А ведь идея...

Спрятаться на время.

Найти себе единомышленников, найти людей, которые будут отстаивать твои интересы, потом проплатить убийство супруга, и вернуться в облике вдовы с ребенком. И нагло хлопать ресницами, мол, он сам нас спрятал, сам приказал уехать, сам, все сам...

Почему?