— Гм, ты только не перестарайся, — обеспокоилась Катрин.
— Минимально! Заодно и пообедаю. Тебе принести что-нибудь диетическое?
— Нет уж, я как-нибудь с коллегами перекушу.
— Иногда ты образец демократичности, — похвалила оборотень. — Я быстро, Колька меня добросит, потом вас загрузит, а от Смольного вы его обратно ко мне гоните. Так естественнее получится. Да, и поработайте с этой салфеткой. Хотя, думаю, пустая поклевка — не такие уж они идиоты, наши пулеметчики.
— Они не идиоты, они писатели и инженеры, могли циферки и буковки машинально записывать.
— Вредная привычка, последствие избыточного образования, — сообщила Лоуд и отбыла.
Катрин позвонила Полковникову — генерал поблагодарил за скромные, но успехи, но оптимизма в его голосе не прозвучало. Представляя обстановку в городе, настойчивые действия Красной Гвардии и иных сил ВРК, уныние понять можно. Судя по отсутствию стрельбы на улицах, пока дело шло без огневого противостояния, но стратегические объекты Смольный, бесспорно, потихоньку отжимал. Дело шло к предопределенному финалу.
...— Петр Георгиевич, а вы бы не могли организовать мне встречу с самым верхом? — неожиданно для себя попросила Катрин. — Понимаю, он страшно занят, но вдруг будет польза.
— Вы о А.Ф? — Полковников помолчал. — Собственно, организовать не сложно. Но, вы уж простите, слушать он вас не будет. Ситуация крайне нервная, готовится выступление в Мариинском, пишется речь для выступления в Совете республики, и вообще...
— Понимаю. Нервничает. Что ж, действительно, нет смысла время терять. По нашим следственным делам, как только будут новости, сразу телефонирую.
— Да уж не премините, Екатерина Олеговна...
Катрин разложила исписанную салфетку, призвала коллег и объяснила задачу. Товарищ Дугов признался, что в шарадах ничего не понимает и ушел обследовать буфетную. Действительно, организмы следователей настойчиво напоминали, что время глубоко обеденное.
— Надо бы сосредоточиться, вдруг действительно будет польза, — Лисицын принялся выписывать на чистый лист номера и отдельные имена.
Катрин, специалисткой в шарадах себя тоже не считающая, несколько приободрилась. Тут еще вернулся товарищ анархист, объявил, что оказывается, местная террористическая деятельность поддерживалась ветчиной и стратегическими запасами сахара, заварка тоже есть, а чайник он уже поставил.
В работе следственной группы начался рутинный этап, без которых обойтись невозможно, но и польза от которого непредсказуема. Впрочем, факторов вознаграждения за настойчивость и просто везения, отбрасывать было никак нельзя.
* * *
Петру Петровичу повезло. В меру энергичной и деловой походкой, двинувшись вкруговую, он благополучно вышел на Суворовский. В стороне от многолюдного Невского проспекта, среди бесконечных Рождественских, было пустовато, патрулей и пикетов здесь не имелось. Многолюдный Николаевский вокзал оставался чуть впереди, но прохожий с саквояжем внимания здесь явно не мог привлечь. Следовало зайти в гостиницу, хорошенько поскучать-отдохнуть. До завтрашнего дня бывшему боевику абсолютно нечем было заняться. Любопытно, как пройдет дельце у соучастников? Бывших, разумеется, бывших соучастников. Представляя техническую сторону дела, Петр Петрович примерно знал чего ожидать. Гранта было даже немного жаль — в сущности, крайне талантливый, подававший надежды конструктор. Мог бы стать гениальным, те огромные бомбовозы производили изрядное впечатление. Но большая игра требует больших жертв. Погибнет Грант славно, но глупо. Впрочем, чем меньше в мире гениальных изобретателей, тем выше они ценятся.
Улыбаясь, Петр Петрович поправил шляпу. В собственном будущем он был уверен.
Однако уверенность не освобождала от сюрпризов. Сзади донесся рев мотора — инженер вздрогнул. Мимо него пронесся весьма знакомый автомобиль, резко свернул с Суворовского.
Ошибки быть не могло — корму машины, украшали свежие пулевые пробоины. На фоне грязи и местами просвечивающего белого лака безобразные пробоины были весьма очевидны. Забавно, неизвестные преследователи искали именно его, Петра Петровича, но проскочили в трех шагах, даже не подумав повернуть голову. Иной раз отсутствие славы и безвестность имеет очевидные преимущества.
Инженер тихо засмеялся. Кто же они, эти враги? Одного или двух он, несомненно, подстрелил — раненые кричали. С яркой дамочкой, которую заказывал господин Иванофф, видимо, не вышло — на редкость прыткая особа. О чем и предупреждали. С другой стороны... кто здесь человек-невидимка?
К творчеству писателишки Уэллса инженер относился брезгливо. Вообще все писатели на редкость ограничены в фантазии и невежественны в науках. Но сама идея о всесильной невидимости хороша.
— Я невидим, осторожен, и удачлив, — напомнил пустой улице инженер. — Судьба обязана дать еще один шанс.
Итак, наглый автомобиль свернул в Рождественский переулок. А что такое этот короткий 3-й Рождественский, господа? Практически тупик. По-крайней мере, на крупном авто к соседнему пивоваренному заводу никак не проскочить. А значит, дичь сама юркнула в ловушку.
— Знание планов и карт весьма полезно, — пояснил улице Петр Петрович. — Оказывается, мы проживали недалече от обиталища столь очаровательной и дорогостоящей дамочки. Но рисковать мы ни в коем случае не станем. Нет и нет! Строгий расчет и удача — только они!
Дичь стала охотником, и этого бывшие охотники не ждут. Разве не залог успеха? Деньги лишними не бывают. Впрочем, дамочки в автомобиле может и не оказаться. Удача, прекрасная дева, ау, ты здесь?
Инженер свернул в Рождественский и испытал мгновенное разочарование — пегий лимузин успел развернуться и несся навстречу. Петр Петрович шагнул к дверям ближайшей лавки, шмыгнул в дверь.
— День добрый! Турецкие папиросы есть?
— Для вас непременно найдем-с! — заверил тучный лавочник.
За дверьми с ревом пронесся автомобиль.
— Ужасающие моторы, — сердито произнес Петр Петрович, доставая бумажник.
— И не говорите! Даже стекла дрожат, — с готовностью отозвался хозяин. — Это в гостиничку прикатывали. Непременно в нее. Небось, к той вдовушке ряженой. От нее как-то служанка забегала, тоже весьма нагловатая особа.
— Что вы говорите?! Город нынче на себя не похож, довели страну, замордовали, — инженер выбрал папиросы. — Мне вот этих два десятка. И что вдова? Высокомерна?
— Не то слово! Из великосветских, у меня глаз наметан. Такие нынче в цене, — лавочник выразительно причмокнул. — Но роста кавалергардского, на любителя.
— Раскормились на народной крови, — осудил инженер. — Сдачи не надо, милейший.
Гостиничка, значит? Номера для свиданий или конспиративная квартира? Или то и другое? Любопытно, на чьем содержании эта броская светловолосая особа? Глупо шпионить и рисковать с такой яркой внешностью.
Петр Петрович пожал плечами, не спеша закурил и двинулся по переулку. Высадил ли автомобиль вожделенную Блондинку в гостинице, была ли она вообще в машине, с кем приехала — абсолютно неизвестно. Да-с, задачка.
— Но у нас есть время, не правда ли? — пыхнул стамбульским дымом инженер.
Вид гостиницы Петра Петровича разочаровал: это даже не номера, так, крошечный пансион для полунищих. Впрочем, внешний вид обманчив, по Петрограду ходят упорные слухи о тайных роскошных притонах.
— Рост! Это не наш рост. Никаких искушений! — напомнил улице инженер, предпочитавший изящных танцовщиц-балерин.
Пансион стоял тихий и с виду необитаемый. Нет, лезть в мышеловку наугад Петр Петрович не собирался. Риск должен оставаться разумным.
Разочарованный инженер, пройдя по противоположной стороне, миновал пансион, перешел улочку, бросил окурок. Не рисковать. При случае можно подарить адрес господину Иваноффу, за услугу, очевидно, не заплатят, но будут иметь ввиду.
Оставалось вернуться мимо пансиона и направиться в собственно гостиницу. Увы, удача не всегда до конца сопутствует страждущим.
Дверь гостинички распахнулась, на порог вышла маленькая женщина с метлой. Явно прислуга. Знак?! Несомненно!
— Эй, дорогуша, номера у вас сдаются или как? — улыбаясь, окликнул инженер.
Женщина подняла голову. Слишком серьезная. Не тот тон взял, нужно было без игривости заговаривать с такой мышью.
— Вам на какой срок? — осторожно откликнулась женщина-мышь.
— Проездом, — Петр Петрович тряхнул саквояжем. — Дня два-три.
— У нас, сударь, исключительно по рекомендациям останавливаются, — решительно ответствовала метельщица, видимо, успевшая оценить визитера и пришедшая к неблагоприятным для инженера выводам.
— Так строго? — удивился Петр Петрович, продолжая улыбаться.
Обаятельная мужская улыбка на мышиную особу ничуть не подействовала.
— Так времена какие. На Мытненской поищите, там свободно, — прислуга ширкнула по панели метлой, намекая, что разговор окончен.
Вот же ничтожество, и не расспросишь такую дуру.
Петр Петрович стоял рядом с приоткрытой дверью — оттуда тянуло теплом, но внутри было тихо. Понятно, вход собственно в номера с другой стороны. А не рискнуть ли? Чуть прижать глупую бабу, заговорит.
Инженер усмехнулся и ударил увесистым саквояжем неразговорчивую прислугу под колени. Та и ахнуть не успела — выронила метлу, обвисла в мужских руках. Зажимая рот, Петр Петрович внес мышь за порог — весу в ней было не больше, чем в табурете. Не отпуская жертву, инженер прикрыл дверь.
— Тихо, милочка. Не трону, вопросец по жильцам имеется.
Женщина, кажется, была в полуобмороке. Ни вырываться, ни кричать не пыталась.
Петр Петрович брезгливо встряхнул костлявое, неощутимое под платьем и платком тело:
— Эй, жилица сегодня приезжала? Та, что на автомобиле? Блондинка? Скажешь, отпущу. Только орать не вздумай.
Идиотка сделала слабое отрицательное движение. Это она обещает не кричать или вовсе ополоумела? Некрасивых женщин Петр Петрович не любил и не понимал. Как прикажете понимать существо, само существование которого категорически бессмысленно и никчемно? Нельзя эту дуру отпускать. Закричит, вспугнет. Надо бы ее пугануть хорошенько. Револьвер слабоумная не поймет, что-то попроще. В кармане бритва лежит. Пригрозить, лишь бы не развопилась...
Лизавета знала, что кричать не станет. В комнате спала Ниночка. Тут до кровати три шага, напугается ребенок, много ли маленькой надо. Что этому лощеному бандиту понадобилось? Постояльцев ограбить норовит? Что за день такой, кошмарный. С утра все наперекосяк, молоко поставила кипятить, чуть не 'убежало'...
Петр Петрович раскрыл бритву, демонстрируя, поднес к лицу женщины:
— Я, милейшая, шутить не намерен. Кто из жильцов дома? Ну, живо!
Бритва опустилась к горлу жертвы. Господи, какой ерундой образованному и талантливому человеку приходится заниматься?! Что за глупейшие времена?! Да почему мышь вообще молчит?
Петр Петрович усмехнулся своей неопытности — что она скажет, если рот плотно зажат? Смехотворный случай, господа...
Отпустить рот жертве инженер не успел — из комнаты донесся шорох. Петр Петрович вздрогнул:
— Не двигаться! Убью!
В комнате было тихо, потом чуть слышно зашуршало — инженер разглядел испуганно выгнувшего спину котенка. Тоже чуть больше домашней мыши. Тьфу, ерунда какая.
Петр Петрович осознал, что жертва странно подергивается в его руках. Кажется, бритву слишком сильно прижал. То-то пальцам стало тепло...
...Когда горло ожгло холодным, Лиза понять ничего не успела. На миг охватил ужас — уже какой-то отдаленный, будто со стороны — да что же теперь с Ниночкой будет?! Но глаза уже застилала темнота...
— Нонсенс, господа, — Петр Петрович отпустил тело, в котором вдруг откуда-то появился вес — женщина бесшумно сползла на пол. Инженер инстинктивно стряхнул с бритвы и пальцев кровь.
— Что за глупость?! Живут как мыши, умирают как мыши, даже не пикнут.
Котенок попятился от раздраженного голоса гостя, юркнул в темноту. В темноте чуть слышно потрескивали поленья в печи, постукивали ходики. Чуть громче стука часов поскреблись во входную дверь, старческий голос заблажил:
— Хозяюшка, хлебца-то обещала. Не обмани убогонького... Ох, грехи наши тяжкие...
Нужно открыть да прогнать. Шум поднимет, внимание привлечет, нищие навязчивы.
Петр Петрович обтер руку подвернувшейся тряпкой, шагнул к двери.
Сытая и нагруженная Лоуд спустилась с лестницы от номеров, нетерпеливо глянула на часы: Колька обещал метнуться туда и обратно, а теперь жди. Безобразие с этим транспортным обеспечением. И прямиком в Смольный не запрыгнешь — некорректно и вопросы живо возникнут. Кстати, чего это Лизавета хозяйственный инвентарь разбрасывает?
Оставив мешки у лестницы, товарищ оборотень подошла к двери, подняла валяющуюся метлу. И замерла. Пахло дорогим табаком. Но что еще хуже — из-за неплотно прикрытой двери пахло кровью. Совсем нехорошо. Запах 'жидкой и подвижной соединительной ткани' истекающий из гомо сапиенса, опытной оборотню был куда уж знакомее — бывали в прошлом веселые аполитичные времена. Эх...
Петр Петрович осторожно приоткрыл дверь — перед ступеням стояло нечто горбатенькое, кривобокое, заросшее клочковатой бородой, опирающееся на короткий, обмотанный тряпьем, костылик.
— Чего тебе, блаженный? — рявкнул инженер.
— Дык, корочку обещали. Сделайте милость...
— Обещали, так зайди, угостись, — озирая улицу, пригласил Петр Петрович.
— Не, я в другой разец. Видать, недосуг вам, — попятился чуткий уродец.
— Зайди, говорю! — теряя терпение, инженер направил на нищего револьвер, отягощенный цилиндром глушителя.
— Пистоль?! — ахнул уродец. — Барин, да вы что?! Я ж молчать буду, ни-ни, вот Христом-богом клянусь, звука не издам.
— Иди сюда!
Завороженный толстым дулом револьвера, нищий по-крабьи, боком доковылял до ступеней, и вдруг заплакал — слезы, до неестественности крупные и прозрачные, задрожали на бороде.
— Барин, благодетель! Я ж и по ступеням едва хожу, колени не гнутся. Отпусти, сделай милость.
— Отпущу, — брезгливо посулил Петр Петрович. — Посидишь у печки часок, переждешь, ничего тебе не сделается. Главное, шуметь не вздумай.
— Ох, грехи наши тяжкие! Разве ж я когда шумлю? Меня, барин, вся Лиговка знает. Смирный я, смирный, — человек-развалина с трудом поднялся на первую ступеньку, затоптался, примеряясь ко второй.
Инженер, сдерживая брань, протянул свободную руку, собираясь рвануть блаженного за ворот засаленного армяка, втянуть в дом. Внезапно вскинувшийся навстречу посошок, против всяких законов физики удлинившийся вдвое и ударивший Петра Петровича в нос, стал совершеннейшей неожиданностью. Ослепнув от боли, инженер вскрикнул, вернее, фыркнул, но тут его нога подломилась, боль взлетела по всему телу и Петр Петрович лишился чувств...
По сути, легковесны и малосильны представители морского народа-скитальца, известного миру как коки-тэно. Но опытны. Боковой удар ногой в колено Лоуд выучила и нарабатывала добросовестно, и судя по треску сустава, исполнение не подкачало. Запрыгнув в дверь, оборотень швырнула метлу, рывком перевернула поганца на живот, накинула бечеву и мгновенно стянула руки-ноги незваного гостя 'двойным каннутским'. Колено у шмондюка сломано, но лучше вязать ноги к рукам, так оно понадежнее, да и грядущему решению не мешает. Да и тряпку в пасть не забыть.
