Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Атака Неудачника


Опубликован:
16.11.2007 — 16.12.2009
Аннотация:
Купить книгу на OZON.RU Купить книгу в ЛАБИРИНТЕ
Предыдущая глава  
↓ Содержание ↓
  Следующая глава
 
 

Нет, ну вот, допустим, жизнь твоя, на первый взгляд, ничем не примечательная, ползет безынтересно из начального пункта в конечный, и ты в какой-то заполошный момент решаешь вдруг: все, я лузер последний из распоследних, жизнь не удалась, ловить больше нечего, пойду и утоплюсь. И пошел, и утопился. И не встретил по этой причине ту единственную, что родила бы тебе сына, сын сына которого по Высшему Замыслу должен был придумать лекарство от лейкемии. Ну и кто ты после этого? Гад, вонючка и предатель рода человеческого.

Но еще гаже (если не считать, конечно, того, кто убивает себя из-за дурной декадентской пресыщенности) тот балбес, который не в себе любимом причины бед своих ищет, а пытается стрелки перевести. Этот губки подожмет и ну скулить, что мир отвратен, что век глумлив, что "быть" позорно, что выход-путь один — сбросить бренный шум, дав себе расчет отравленным кинжалом. Что за такая подлая, пораженческая философия? Почему "быть" — это обязательно безропотно терпеть невзгоды и покоряться пращам и стрелам яростной судьбы? Может, все-таки "быть" — это сопротивляться пращам и стрелам? Не прогибаться, не сдаваться, а бороться и гнуть свою линию? Не терпеть, а в меру своих сил облагораживать этот колючий мир? Не сводить, уподобившись жирному инфантилу Гамлету, с ума родных и любимых, а делать их жизнь хоть на немного, хоть на чуть-чуть, но все-таки счастливее?

Хотя и отношусь я по понятной причине ко всякой людской религии настороженно, но в плане неприятия самоубийства с христианами солидарен. Жизнь — это дар, и разбрасываться им негоже. Скотство это. В религиозной терминологии — грех. Большой грех. Ей-ей. И фиг меня кто убедит в обратном. Ну да, да, конечно, зачастую жизнь человечья до краев полна неподдельным трагизмом, разочарованиями, горем и тоской, но все же это дар, великий дар, и отказаться от него можно только ради спасения другой жизни. Лишь этим можно оправдать такой крайний поступок. Впрочем, это уже не самоубийством называется, а самопожертвованием и проходит по разряду братской любви. При любых же прочих раскладах нужно, сжав челюсти до зубовного скрежета, шагать и шагать вперед. В этом подвиг. И тому, кто так поступает, почет и слава.

С другой стороны, самоубийство самоубийству, конечно, рознь. Вот взять, к примеру, того же самого покойного Бабенко. Никто ему петлю на шею не накидывал, никто кресло из-под ног не выбивал. Натуральное, казалось бы, самоубийство. Ан нет. Не по своей воли Бабенко повесился. Ой, не по своей. Только кто про это узнает? Никто не узнает. А жаль. Тут даже не доведение до самоубийства имеем, а чистейшей воды убийство.

Грустные мои размышления прервал телефонный звонок. Звонил Архипыч. В ответ на мое "Слушаю", он деловито сказал:

— Нашли мы, Егор, старика.

Покосившись на часы, я искренне удивился:

— Оперативно сработали.

— А то, — горделиво, но в шутейном ключе отозвался кондотьер. — На нашей фабрике забастовок не бывает. Короче, Егор, через полчаса выезжаем. Говори, что, где и как.

Подробно объяснив ему, как доехать, и прикинув, сколько потратят на дорогу, я — время есть, чего ж не попытаться — не поленился и сходил на разведку к тому дому, что стоял чуть ниже по холму. Подумал, может, видели соседи в эти дни что-нибудь или кого-нибудь странного. Однако дом оказался брошенным и, судя по всему, давно. Горбыль, которым были заколочены двери-окна, уже подгнил, огород так зарос бурьяном, что превратился в непроходимые джунгли, а забор в одном месте не валился на землю лишь потому, что опирался на разросшийся куст жимолости.

Вернувшись не солоно хлебавши к машине, я забрался внутрь. Нашел приятственную джазовую FM-волну, отодвинул кресло до упора, откинул спинку, сунул под голову надувную подушку и, едва закрыл глаза, благополучно уснул. Не было никакого перехода, раз — и отключился. Погрузился в темноту. В бархатную такую теплую утробу, из которой вырвала меня протяжная и донельзя противная трель автомобильного клаксона. С трудом открыв глаза, я к своему удивлению — что за черт, ведь не больше мига прошло! — обнаружил, что слева по борту пристроился "хаммер", за рулем которого сидит Боря Харитонов. Махнув мне рукой, он вышел из машины, открыл заднюю дверь и помог выбраться старику-некроманту. Архипыч выбрался тем временем с другой стороны.

Некромант, который давно перешагнул за восемьдесят, выглядел в сером своем, советских еще времен пальтишке сущим доходягой: лицо цвета пергамента, на впалых щеках пятна сизые, сам весь сутулый и худой до невозможности. Казалось, случись сейчас порыв ветра посильнее, переломится к чертовой матери напополам. Прижимая к впалой груди футляр со скрипкой, он затравленно зыркал подслеповатыми глазами по сторонам и шамкал беззубым ртом, не произнося при этом ни звука, чем и походил, да простит меня Великий Неизвестный за такое сравнение, на умирающую рыбу.

Пока я, с трудом выбираясь из полусонного состояния, рассматривал старика-некроманта, к машине подошел Архипыч и постучал пальцем по лобовому стеклу:

— Вы, что ли, товарищ, неотложку вызывали?

— Мы, — легко включаясь в игру, ответил я.

— Ну и где пациент?

Я показал в сторону дома:

— Там.

Архипыч повернулся к старику:

— Ну что, Аскольд Илларионович, осмотрим болезного?

Не дожидаясь ответа, подхватил старика под руку и повел к калитке. Я вылез наружу и потянулся за ними. Боря, прихватив из машины истрепанную колокольную веревку, пошел следом за мной.

Когда наша кавалькада неспешно (старик шел медленно, еле-еле переставляя изуродованные артритом и остеохондрозом ноги) добралась до крыльца, Архипыч оглянулся и приказал нам с Борей:

— Ждите здесь.

Боря чуть ли не обрадовано взял под козырек, и устало плюхнулся в одно из стоящих на веранде пластиковых кресел. Мне же хотелось лично увидеть ритуал, поэтому я собрался всерьез воспротивиться запрету. Но не успел и рта раскрыть.

— Егор, остынь, — упреждая мои аргументы, сказал Архипыч. — Подъем жмура — зрелище специфичное и, поверь, ни фига не аппетитное. Когда все будет сделано, я тебя сам кликну. Ладушки?

Возражать не имело смысла, пришлось остаться на веранде. Когда Архипыч и старик скрылись в доме, я последовал примеру Бори и устроился в кресле. Какое-то время мы сидели молча, потом мне стало скучно, и я поинтересовался:

— Борь, если не секрет, как в типографии прошло?

Молотобоец закинул ноги на перила, откровенно и громко зевнул, после чего доложил:

— Нормально прошло. Взяли товар без шума и пыли.

— Никто и не пикнул?

— Там особо некому было, все на поминки укатили. Охранник, правда, нарисовался, но пьяненький. Сопротивлялся квело.

Новость меня не столько огорчила, сколько озадачила:

— На поминки, говоришь? А кого поминали?

— Метранпаж у них помер, — давя зевоту, пояснил Борис. — Девять дней как закопали,

— Отчего умер?

— Угарным газом, говорят, траванулся.

— Несчастный случай?

— Какое там! Самоубийство. В гараже закрылся, трубу перекрыл, ключ на старт и все, прости-прощай.

— Получается, еще одна жертва, — удрученно покачал я головой. — Уже пятая.

— Вот и Архипыч сказал, что пятая. — Борис повернул голову в мою сторону. — Слушай, братишка, что за байда творится? Что вообще происходит?

Ничего предосудительного в том, чтобы вкратце изложить ему подоплеку всей этой муторной истории, я, честно говоря, не видел. И, пожалуй, изложил бы, но не успел и рта открыть. Молотобоец сам же меня и остановил:

— Погоди, Егор, не нужно ничего рассказывать. Ну его все к бесу. Не хочу лишнего услышать. Меньше знаешь, крепче спишь. Пусть начальник думает, у него голова вон какая здоровая. А я буду думать, когда сам начальником стану.

— С таким подходом, Боря, начальником ты никогда не станешь, — заметил я.

— Вот и ништяк.

И мы вновь замолчали. Теперь надолго. Вскоре Боря, поклевав носом, задремал, а я напряг слух, пытаясь услышать, что происходит в доме. Но как ни старался, ничего, кроме суетливого гомона засевших в березовой роще ворон, не услышал.

В какой-то момент молотобоец поежился, засунул ладони в рукава бушлата и, не открывая глаз, произнес:

— Чего они там долго возятся.

— Долго, — согласился я. И, коль уж разговор на эту тему зашел, решил поделиться терзающими меня сомнениями: — Что-то, Боря, старичок этот на меня особого впечатления не произвел. Какой-то он...

Молотобоец открыл один глаз:

— Какой?

— Невзрачный какой-то, плюгавый. Нет?

— Ты, Егор, не смотри, что мухомором выглядит, он колдун о-го-го какой. Мастерства в нем дай бог каждому.

— Хорошо, коль так.

— Точно говорю.

— А дар у него врожденный?

— Нет, не врожденный.

— Благоприобретенный, значит.

— Опять не угадал.

Я удивился:

— А как тогда?

— Злоприобретенный у него дар, — назидательно ткнув в небо пальцем, сообщил Боря.

— Это как?

— Да так. — Молотобоец скинул затекшие ноги с перил, просунул берцы между балясинами и, потянувшись так, что захрустели богатырские косточки, начал рассказывать: — Сейчас ехали, он нам по дороге свою историю поведал. Представляешь, до сорок первого был непосвященным. Ни сном, ни духом о реальной магии. Маменьким сынком рос, скрипку дедову терзал, слыл вундеркиндом и собирался после школы в консерваторию поступать. Но хрен там, не вышло ничего. Немец не дал.

При этих словах на лицо Бори наплыла тень благородной печали. Помолчав тяжело, со значением, как это умеют делать повидавшие виды мужчины, молотобоец продолжил:

— В сорок первом ему как раз восемнадцать стукнуло. Здоровье ни к черту, очкарик с малолетства, белый билет, все такое, но умудрился как-то это дело скрыть, записался добровольцем. В окопах, говорит, с ним чудо-то и приключилось. В ноябре дело было. В окрестностях деревни Мыкдино, что под Волоколамском. Довелось в тот день ему и еще семнадцати бойцам взвода истребителей танков удерживать до подхода основных сил высотку одну безымянную. Оно дело такое, знаешь, суровое, высотку-то удерживать. Но держали. Назло всем и всему держали. Все утро держали, весь день держали, а ближе к ночи некому стало держать. Из живых только наш Аскольд остался, да и тот тяжело раненый. — Тут молотобоец ткнул себя пальцем в висок. — Прикинь, Егор, осколок с двушку советскую у него в башке застрял. До сих пор там. Как не убило, сложно сказать. Повезло. Крупно повезло.

— На себе-то не показывай, — посоветовал я.

Боря одернул руку, вновь спрятал ее в рукав бушлата и продолжил рассказ:

— Вот от того немецкого подарка, что ему в голову прилетел, Аскольда и переклинило. Что и как, бог весть, но только открылся у него в ту же секунду известный дар. Ну а как открылся, взял Аскольд в руки скрипочку, он ее, дедову, умудрялся повсюду с собой таскать, да выдал такую музыку забубенную, что восемь мертвецов один за другим на ноги встали. А как встали, тотчас взялись за ружьишки свои табельные и ну снова по фрицам шмалять.

— А почему только восемь? — заинтересовался я.

— У остальных, говорит, тел не осталось, — пояснил Боря. — На куски остальных разорвало. А если плоти нет, куда душе тень откинуть?

— Ну да, — согласился я. — При таком раскладе — некуда

Сказал и представил себе эту мрачную картину. Раненый красноармеец, у которого открылся дар, принесший ему кошмарные откровения о мире, стоит в полный рост под холодным небом родины и выводит на старенькой скрипке свою мелодию. И мелодия та волшебная, заглушая взрывы-выстрелы, заставляет геройски погибших пареньков долбить, долбить и долбить из противотанковых ружей по превосходящим силам противника. Представил такое и покачал головой:

— С ума сойти можно.

— Да, не для слабонервных кино, — согласился со мной Боря, после чего добавил не без редкого для него пафоса: — И покуда длилась та яростная музыка, продолжался неравный бой.

Отметив машинально, что Боря в слове "музыка" почему-то ударил на "ы", я спросил:

— Слушай, а как он их упокоил?

— А никак, — ответил молотобоец. — Я спрашивал, говорит: наутро подмога подошла, и его контуженного да израненного сразу в госпиталь полевой определили.

— А как с поднятыми дело обернулось?

— Говорит, бабы деревенские солдатиков отпели. Нашлась там одна грамотная повитуха-знахарка, подсказала остальным, что да как. Сам он об этом позже узнал, после войны, когда в тех местах мемориал бойцам восьмой гвардейской дивизии открывали. Аскольд на этом мероприятии с той самой повитухой случайно и встретился. Знаешь ведь, как это оно у нас, посвященных, бывает: глаза в глаза, и нате вам. Короче, перемигнулись, познакомились, разговорились. Говорит, до сих пор переписываются. Такая вот история.

На этом тема исчерпала себя, и мы на некоторое время вновь замолчали. Я подумал, что молотобоец воспользуется затишьем и опять уснет. Но нет, не случилось. Мостился он, мостился, да так и не сподобился.

— Ирма на связь не выходила? — дернуло меня спросить в какой-то момент.

Боря нахмурился и мотнул головой:

— Нет.

— Смешная девчонка.

— Считаешь?

— А нет? Вспомни, как просилась в полет. Разве не смешно?

— Не в себе была, — вымучено улыбнувшись, поставил Боря диагноз, после чего прихлопнул злую осеннюю муху и вдруг заметил: — А я ведь тебя, Егор, тоже никогда не видел обращенным.

— А хочешь? — спросил я.

— Вообще-то, честно говоря, любопытно. Позовешь как-нибудь?

— Запросто. Только вряд ли ты что-нибудь увидишь. Вернее даже так: увидеть-то увидишь, но ничего не разберешь. Спросит потом кто, а какой он, дракон, ничего ответить не сможешь.

— Почему это? — не понял Боря.

— Потому что никому не дано понять, какой он, дракон, — пояснил я и, видя по его лицу живой интерес к теме, поведал старинную притчу: — Как-то очень-очень давно, в ту пору, когда чистоту людских помыслов не баламутила доступность потребительского кредита, настоятель одного буддийского монастыря повелел послушнику изобразить на стене храма золотого дракона. "Как же я смогу это сделать, если никогда не видел драконов?" — задался справедливым вопросом монах. Однако послушание есть послушание, пришлось пареньку взяться за кисть и приступить к работе. Только как он ни старался, а ничего толкового нарисовать не смог и, сокрушаясь зело, во сне и наяву повторял все тот же единственный вопрос: "Как же мне нарисовать дракона, если я никогда его не видел?" В бесплодных муках прошел месяц. Потом второй. Третий. Еще один. Прошел год. И вот однажды на рассвете сила желания выжала из реальности невозможное, доведенный до крайнего психического истощения монах увидел в окне золотого дракона. То выныривая из облаков, то снова ныряя в них, крылатый выделывал всякие воздушные кренделя, будто говоря ему таким образом: "Ты хотел меня увидеть, человек, ну так вот он я, рисуй". Но и тут ничего у парнишки не вышло. То ли обрадовался сильно, то ли сильно перепугался, только сразу рухнул в обморок. А когда очнулся, дракон уже исчез. И сколько потом несчастный ни силился, а вспомнить, как выглядел крылатый, так и не смог. А и никто бы не смог.

123 ... 2930313233 ... 505152
Предыдущая глава  
↓ Содержание ↓
  Следующая глава



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх