Самое обычное дело в мире, схватить в руки какого-то случайного ребенка и сбежать с ней в охапке, которая на самом деле была захватом.
Абсолютно обычное.
Она очень надеялась, что никто не смотрел. Ей, по крайней мере, придется позже вернуться и уничтожить записи камер безопасности. Совсем как в старые добрые времена…
«Отпусти меня, сука! — подумала девочка у нее в руках. — Какого черта ты делаешь?»
Кёко отпрянула после неожиданного выражения. Ну, в конце концов, должны быть какие-то последствия общения с Южной группой.
«Могу спросить то же самое, Юма-тян, — подумала Кёко. — Это наша территория. Обычно мы игнорируем заглядывающих девушек, но тебе стоит знать, что твоя группа исключение. Твоя героиня Орико уничтожила квартиру Мами, что уж точно вышло за рамки. Мы тебя предупреждали».
«Кто сказал, что ты можешь называть меня Юмой-тян? — резко спросила девочка. — Отпусти!»
«Только если пообещаешь не сбегать и не кричать, — подумала Кёко. — Я не собираюсь тебе вредить. Просто хочу поговорить. Или будешь тратить магию, чтобы проверить, вырвешься ли ты из моей хватки?»
Девочка угрюмо посмотрела на нее, но не было ни необычного гнева, ни ненависти. Кёко правильно поняла ее характер.
«Ладно», — подумала девочка.
Кёко отпустила девочке рот и, когда та не закричала, поставила ее обратно на землю.
Мгновение, видела Кёко, девочка подумывала сбежать.
«Как я и сказала, я не собираюсь тебе вредить», — подумала Кёко, прежде чем девочка могла закончить эту мысль.
Она бы это озвучила, но подумала, что не стоит, наверное, упоминать вслух об угрозах маленьким девочкам.
«Чего ты хочешь?» — подумала Юма, стреляя взглядом по сторонам, все еще пытаясь найти способ сбежать.
— Как поживаешь? — спросила Кёко, изучая хвост тайяки. К счастью, во время недавних событий от него ничего не отломилось.
— Что? — безучастно уставилась на нее Юма.
— Я серьезно, — пристально взглянула на нее Кёко. — Как поживаешь? Полагаю, не слишком-то хорошо работать с кучкой настолько сумасшедших девушек. Хотя бы скажи мне, что ты не живешь с кем-то из них.
Следя за ее глазами, Кёко заметила слабый проблеск боли.
— Все в порядке, — все еще настороженно и враждебно сказала Юма. — И если хочешь знать, я живу с Орико. Она очень хорошая.
На этот раз она не стала спорить с утверждением Кёко о «сумасшедших», отметила она. Также, несмотря ни на что, Юма не отнеслась к ней как к врагу, иначе бы она столько не сказала. Как такая девочка могла связаться с Орико?
— Лжешь, — в упор сказала Кёко.
Она всмотрелась в лицо Юмы ради дальнейших подсказок, заметив легкий страх и, вновь, проблеск боли.
Кёко слегка стиснула зубы.
— Хотя бы скажи мне, что они ничего с тобой не сделали, — сказала она, позволив показаться капле сочувственного гнева. — Такие девушки не потерпят твоего присутствия, по крайней мере, не приструняй их Орико.
— Не сделали! — слишком быстро сказала Юма, глядя Кёко в глаза, широко распахнув глаза как попавший в свет фар олень. — Орико меня защищает.
— Орико не может все время быть рядом, — сказала Кёко. — Она не может предвидеть всего.
— Конечно может, — возмутилась Юма. — Она же Орико.
«Ах, верно, туше», — про себя подумала Кёко.
Она выделила секунду проглотить последний кусочек печенья.
— Слышала, у девочек финансового района недавно исчезла одна из членов, — сказала Кёко, немного сменив тему. — Ты, случаем, ничего не знаешь о произошедшем, а?
В глазах Юмы вспыхнула сильная тоска, и Кёко поняла, что права.
Конечно, Юма ничего не сказала. Она просто стояла, покусывая губу.
— Знаешь, мое предложение все еще в силе, — предложила Кёко, немного шагнув вперед. — Можешь в любой момент присоединится к нам. Можешь даже прямо сейчас. Ты не обязана оставаться с ними.
Она увидела, как Юма поправила юбку.
— Я не могу, — отвела взгляд девочка. — Я не могу вот так оставить Орико. Я…
Девочка резко помотала головой.
После долгой паузы Кёко вздохнула, прислонившись спиной к стене.
— Так зачем же Орико куча проводов? — спросила Кёко. Она заметила содержимое пакета Юмы — вообще-то, и до сих пор его видела.
Юма немного отступила, выглядя заметно неловко.
— Это для моего исследования, — отвела взгляд Юма. — Она, э-э, учит меня.
Кёко моргнула.
— Твоего исследования? — неверяще сказала она. — Ты имеешь в виду ее исследования, верно?
— Не смотри на меня свысока! — запротестовала Юма, взглянув на Кёко и приподнявшись на цыпочки, чтобы набрать высоты. — Орико говорит, что у меня потенциал!
Слово «потенциал» Юма прошепелявила.
— Верно, — сказала Кёко, стараясь не пустить в голос скепсис — и не справившись.
Хотя это было странно. Учит? Во что играет Орико?
Кёко снова вздохнула, после чего залезла в свою сумку.
— Ладно, — сказала она, бросив девочке яблоко, которое, надеялась она, не потребуется Мами. — Можешь идти.
Юма инстинктивно поймала снаряд, после чего с изумленным видом моргнула. Она явно забыла, что была захвачена «в плен».
— В следующий раз я буду следить за тобой, — неубедительно предупредила она, отступая от Кёко, все еще держа яблоко. — Ты меня больше так легко не поймаешь!
— Конечно нет, — проявила снисхождение Кёко.
Она смотрела, как девочка сбегает.
«В подобных делах я все так же отстойна, — с сожалением подумала Кёко. — Надеюсь, в этот раз все пройдет лучше, чем с Саякой».
Во многом прошло, но в чем-то нет.
Кёко не видела Юму в течение двух лет, не вблизи.
После такого срока они патрулировали границу своей территории, в этот раз все трое. Нельзя сказать, что им повезло, что заметили все в тот же день, или что были там все трое — остальные местные команды согласились помочь им прикрыть фланги и тыл во время их патрулей, и они платили тем же. Это было своего рода соглашение, лишь чтобы они могли особо тщательно патрулировать границу с Южной группой.
На этот раз была ночь, и шел дождь. Было не слишком приятно, но, как любила указывать Хомура, их тела выдерживали и гораздо большее, а одежда была волшебной, так что неважно было, если та промокнет.
Одно из преимуществ жизни в городе было в том, что даже без глаз волшебницы все еще можно было видеть даже в столь ужасных условиях. С их улучшенным зрением все было не сложнее пребывания при дневном освещении — вообще-то даже проще, так как им приходилось меньше полагаться на свои силы, чтобы скрывать их от нормальных людей.
Все трое остановились почти одновременно, Мами и Кёко на крыше универмага, Хомура парила над ними.
«Вы это почувствовали?» — подумала Мами, и в ее голосе слышна была нахмуренность.
«Да», — подумала Кёко.
Очень большая орда демонов, как раз за границей территории, здесь отмеченной рекой, и с ними сражалась Южная группа.
«Это на их территории, — подумала Кёко. — Это не наше дело».
«Нет, — с легким недоверием в тоне подумала Хомура. — Они проигрывают».
Мами и Кёко замерли, рассматривая ее заявление.
«Она права, — подумала Мами. — У Мироко и Куре заканчиваются силы, и я не знаю, где Хината. Она должна участвовать в нападении такого масштаба».
«Я только что ее почувствовала, — подумала Хомура. — Она умерла. Вот почему я сказала, что они проигрывают».
Надолго повисла тишина, и в это время Кёко прислушивалась к падающему вокруг них дождю.
«В этом нет смысла, — подумала Кёко. — Да, это крупное нападение демонов, но они должны были с ним справиться. Они более чем способны».
«Похоже что нет, — подумала Мами. — Стоит ли нам что-то сделать?»
«Да, — подумала Хомура. — Они не справятся, и они довольно далеко, так что если мы сейчас не отправимся, люди могут погибнуть из-за демонов, пока мы туда добираемся. Нет никаких гарантий, что девушки с других территорий вообще на достаточной дистанции, чтобы это заметить».
Мироко угасла, пока она все это думала.
«Какого черта там происходит? — подумала Мами. — Последнее, что я хочу, это помогать им, но нам придется двигаться. Хотя бы ради гражданских».
«Согласна», — подумала Кёко, хотя она подумала о ком-то совсем другом.
«Тогда пошли», — полетела Хомура.
Они старались вовремя добраться до района, борясь с ветром и дождем, но расстояние было велико, и пока они двигались, они почувствовали, как ослабли и угасли остальные девушки, сперва ослабла Орико, затем погибла Кирика, затем, наконец, пала и Орико.
«Даже не думала, что увижу день, когда она падет», — подумала Мами.
Кёко не почувствовала никакой мстительности, и почти удивилась бы, если бы Мами не добавила разочарованным тоном:
«Я так и не смогу отомстить».
«Почти прибыли, — подумала Хомура. — Мы сможем вытащить хотя бы Юму. Если кто-то из них и заслуживает спасения, то это она».
«Они должны были ее защищать, чтобы она так долго прожила, — подумала Мами. — Кто бы мог подумать?»
Она старалась справиться с двойной реальностью защищающей Юму Орико и насмехающийся и дразнящей ее Орико, пока Мами пыталась заставить ее «заплатить, заставить ее заплатить за уничтожение моей жизни…»
«Юма! — телепатическим эквивалентом крика передала Кёко. — Просто продержись еще немного! Мы почти на месте!»
Воспользовавшись своим копьем, она начала прыгать в воздух с шестом, пытаясь прибавить скорость.
Ответа не было, и сигнал Юмы резко ослаб.
«Просто немного быстрее», — потребовала у себя Кёко.
«У меня идея, — подумала Мами. — Акеми-сан, можешь активировать свою ауру? Я привяжу нас к тебе лентами».
«Не представляю, чем это поможет, Мами, — подумала Хомура. — Я могу донести вас, но это нас лишь замедлит».
«Если только я не буду палить назад Тиро Финале, — заявила Мами. — Я могу настроить его на передачу импульса».
У Кёко распахнулись глаза, когда она оценила концепцию.
Она замедлилась, уравняв шаг с Мами, когда спикировала Хомура.
Всплеск энергии от Хомуры, после чего захват лентами Мами в сияющие желтые объятия, прижавшие ее грудь к одной из ног Хомуры. Долгое мгновение парения в воздухе, краткий момент свободного падения, пока Хомура поворачивала крылья на горизонтальный полет, а затем…
— Тиро Финале! — прозвучал возглас Мами.
Земля под ней стала размывшимся видением, а в грудь ей ударил сокрушительный кулак из воздуха и дождя, когда они ринулись вперед.
«Должно быть так же было и у Хинаты», — просто так подумала про себя Кёко.
«Надеюсь, этот снаряд никуда не попадет, Мами», — подумала Хомура. Сейчас они были достаточно близки для простой речи, если бы не ревущий вокруг них воздух.
«Не волнуйся, — подумала Мами. — Я могу его развеять».
А затем они вошли в миазму. Хомура напрягла крылья, тормозя, а две другие напрягли свои волшебные силы, пока они почти не замерли. Хомура спустилась к земле, высматривая цели.
Ленты растворились, и Кёко нырнула к земле между двумя небоскребами, осматривая все взглядом. Заметив направляющееся вправо скопление демонов, она изменила траекторию, отправив в их сторону залп копий.
К тому моменту, как они с Мами приземлились, стрелы, копья и пули выкосили всю улицу. Кёко развернулась, пытаясь обнаружить быстро гаснущий самоцвет души Юмы, вспыхивающий быстрыми выплесками используемой магии.
— Там! — выкрикнула Мами, указав в переулок.
Кёко обернулась взглянуть — и застыла.
Титосэ Юма явно больше не старалась выжить. Она дико размахивала булавой среди скопления демонов, в иррациональном темпе выпуская ударные волны. Демоны умирали или разлетались, но их было слишком много. Юма поглощала луч за лучом, принимая критические удары, держась лишь потому, что расходовала магию на поддержку постоянного самоисцеления.
Ее лицо было залито слезами, глаза покраснели и обезумели, и она улыбалась.
А ее самоцвет души был почти непроницаемо-черен, лишь со слабыми оттенками зеленого.
Мами резко втянула дыхание, стараясь сохранять спокойствие.
Конечно, они уже когда-то видели подобное.
Саяка, под самый конец своей жизни, когда исчерпала последние резервы, и ее здравомыслие серьезно пошатнулось.
После этого они втроем обсудили, что делать, если подобное произойдет с кем-то из них или кем-то, о ком они заботятся. Они составили планы.
— Вы двое сможете не подпустить ко мне демонов? — спросила Мами.
— Да, — одновременно ответили Хомура и Кёко, ринувшись вперед, зная, в чем план.
Полный залп стрел ударил по демонам, ошеломив их.
Кёко растянула копье в цепь-хлыст, крутанувшись и отбросив демонов прочь от девочки в зеленом.
На одно мгновение Кёко встретилась с Юмой взглядом, и в течение многих лет Кёко хотелось, чтобы она никогда этого не видела.
Затем выстрелили ленты Мами, окутав девочку в кокон, утащив ее прочь.
Умело ударив по затылку, с силой обезглавившей бы обычного человека, Мами вырубила Юму. Она отпустила ленты и, прежде чем у тела вообще появилась возможность упасть, сорвала самоцвет души, бросив его высоко в воздух Хомуре, которая уже парила наверху. Она улетела на сотню метров вверх, достаточно близко, чтобы поддержать огнем и аурой, достаточно далеко, чтобы устроить Юме временную смерть.
А затем они зачистили остаток демонов, завершив работу.
Последовавшие за этим недели были несколько сюрреалистичны.
Когда Юма очнулась — точнее, вернулась к жизни — она оказалась надежно привязана к кровати Кёко, с самоцветом души вне ее досягаемости, помещенном в куче кубов горя. Рядом с ней сидела Митакихарская тройка, что скоро станет четверкой.
Потребовалось время, чтобы ее успокоить.
Прошла почти неделя, прежде чем они посчитали возможным выпустить ее из комнаты, две недели, прежде чем вернуть ей самоцвет души, целый месяц, прежде чем рискнуть взять ее на охоту на демонов, несмотря на то, как она напрягала их запасы кубов горя.
В течение этого периода Юма порой срывалась на плач и, несмотря на все их успокаивания и все торты и чай Мами, прошли месяцы, прежде чем она вернулась к подобию себя прежней. Это была трагедия, но она выжила, и Кёко была счастлива, что все получилось.
Тем не менее, все они чувствовали, что что-то в девочке теперь было сломано, и кое в чем, что она говорила в первые недели, не было никакого смысла. Произошло что-то еще, как бы неправдоподобно это ни было. Она плакала не только потому, что все они были мертвы.
Официальная история была неправильна. Версия в фильме о Хомуре — который Кёко позаботилась посмотреть в одиночестве в одном из своих кабинетов — была неправильна даже в большей степени. Но если бы то, что видела Кёко, и правда было всем, что произошло, не было бы никаких причин лгать. В конце концов, насколько бы личным это ни было для Юмы, после основания Союза многие девушки, в том числе и многие на руководящих позициях, в какой-то момент своих жизней проходили через что-то очень похожее. Оберегающее заключение — в просторечии «поддержка» — когда они приходили в себя и оказывались привязанными к кровати, с самоцветом души вне их контроля, с сидящим у постели дружелюбным психотерапевтом. В те ранние годы это было слишком деликатным, чтобы об этом говорить, но позже у Юмы была бы довольно большая компания.
