Экскурсия в прошлое

— История, произошедшая непосредственно со мной, вашим покорным слугой. Сидим мы в забое шахты "Заполярная". Участок проходка, развернули тормоски, "тормозим". А нам дали чудака с "химии". Он пальцы растопырил, хипишится, ну, в общем, как у горняков не полагается. Вдруг горный удар... Прояснять или сами догадались? В общем, АХНУЛО так, что наш "химик" со стрелы комбайна оказался в "ЧАЧЕ", так называется угольная крошка в одинаковой пропорции с водой. Вылез он, оправдывается: "Думал хана!". А мы переглянулись, и улыбнулись. Хана она — под комбайном Хана!

Мало ли чего в шахтах случается. Просто горняки чаще всего не болтливы, а то б мы таких историй наслушались бы!!! К примеру, вот несколько подобных историй.

— У нас на участке ВШТ был Миша Каримов. Дали ему ученика. Стояли, пропускали в околоствольном дворе порожняк (70 вагонов), а при движении состава надо стоять лицом к составу и ждать до полного прохождения его. Миша устал ждать, и решил поприкалываться над акселератом. Носил он сапоги сорок второго размера, а в бане свои не нашёл, и одел сорок шестого. Стоял, смотрел на проносившиеся мимо скаты, взял, да и положил кончик своего сапога на рельс. У малого глаза — полтинники! Спрашивает: "Дядя Миша не больно?". Миша ему: "Ты шо? Это ж порожняк, совсем не больно". Акселерат лишился пальца на ноге, Мишу уволили...

— Было мне лет 12. После смены к отцу пришёл приятель. Посидели... Выпили бутылку... Мало... Отец даёт мне 5 рублей и записку в магазин в штучный отдел, типа: "Люся, дай этому сопляку водки... Максимыч". Заодно, попросил на сдачу купить пол хлеба и 300грамм колбаски... Пришёл, объяснил тёте Люсе ситуацию, отдал деньги и записку. Люся дала бутылку и консервы "Печень трески", сказала, мол, обязательная нагрузка. В итоге на колбасу мне не хватило, а хлеба купил. Дома батя открыл консервы: "Гады, уже рыбьи кишки продают". Попробовали... Плюнули... Выкинули в мусор. Закусывали борщом.

— Своему другу москвичу рассказал о крайнем севере. Не поверил!

"Давай, полетели! На всю жизнь в памяти останется!" — Уговаривал его я. Было это в декабре, в девяностом году, когда он отважился. Самолёт сделал посадку в Сыктывкаре. Рейс отложили по метеоусловиям Воркуты. Предложил Сергею пройтись по городу, увидеть Столицу КОМИ. Мороз минус сорок. Идём вдоль сугробов, я в дублёнке, Сергей в кожаной куртке, которая стояла колом, правда, под курткой 2 свитера. Спрашивает дрожащим голосом:

"Что за метеоусловия, что самолёт не может приземлиться?"

Отвечаю:

"Туман".

"А почему туман?"

"При сильном морозе, появляется туман".

"Это ещё при каком-таком сильном морозе, если здесь минус сорок, сколько же там тогда?!".

"Да там за минус пятьдесят!"

Остановился, подумал, догнал, и говорит, замёрзшим голосом:

"Я верю всем твоим байкам, но, пожалуйста, полетели обратно!!!".

Это было только начало моих издевательств над другом, который жил в доме ЦК и каждое лето отдыхал в соцстранах.

Вечером приземлились в Воркуте. Как всегда — встреча с друзьями, ресторан, далее прогулка по ночному городу. Надо же было показать "Северное сияние". Время за полночь. После выпитой водки, для согрева, не очень-то и жарко было. Возвращаемся в гостиницу "Воркута". Сергей, так задубел, что, недоходя нескольких метров до дверей, рванул к гостинице. А дверь-то и не открылась. Образовавшаяся наледь препятствовала открытию оной.

"Я забыл тебе сказать, что гостиница закрывается после двадцати трёх часов до утра!" — Пришлось мне так пошутить.

"Да мы же здесь умрём!" — Истерически заорал Сергей, и принялся колотить в дверь. Колоти не колоти, за дверью дубовой, шумно работали калориферы. Бедолага все руки поотбивал. Я лишь приговаривал: "Ты что так тихо стучишь?". Минут через 30 нас услышали...

В гостинице утром, проснулся от душераздирающего вопля, доносящегося из ванной комнаты:

"Да они что? Совсем охренели?!". Захожу, и вижу красные от ожогов руки Сергея.

"Ты куда их сунул?" — Спрашиваю.

"Куда? Куда? Под кран с горячей водой. В Москве как: открываешь кран с горячей водой, поначалу течёт холодная, потом тёплая, а тут сразу кипяток! — Подул на обожжённые руки и добавил: — Да, в общем-то, можно и чай попить из-под крана!".

Быть в Воркуте и не показать шахту!.. Привёз Сергея на шахту "Воргашорская". Многие работали в шахте и знают, что путь к клети идёт по коридору с двумя перемычками. Если одновременно откроются двери, тебя подхватывает поток воздуха и несёт несколько метров, как пушинку, если ты не тащишь с собой хомуты, стяжки или детали от комбайна

"Покажи мне клеть, где шахтёры спускаются?" — Попросил Сергей.

Когда мы открыли первую дверь, в этот момент вторую открыла смена выезжающая на-гора. Откуда знать человеку из Москвы, куда несёт его этот поток воздуха, и что там впереди?!

"Сейчас я почувствовал себя "соплёй", летящей к своей смерти!" — откровенно признался мне Сергей.

А мне стало его жалко! С тех пор он с уважением относиться к шахтёрам и к суровому климату крайнего севера!

Ещё один забавный случай произошёл с моим другом Сергеем. Идём как-то, по сторонам глазеем.

-"А что это за дом, без окон, и кто в нём живёт?" — Спрашивает Сергей.

"А никто там не живёт. — Отвечаю, — Это помойка".

"Помойка в два этажа? У вас, что столько мусора?" — С удивлением переспросил он.

"Помойка, которая в пургу летать не сможет!". Пришлось пояснить, что такое пурга на примере экскурсии на шахту, где он сравнил себя с соплёй....

— Двухэтажные мусоросборники тоже были воркутинской достопримечательностью. Мне, во всяком случае, таких колоритных строений больше видеть не приходилось.

— Что правда, то правда, я даже своего дворика без помойки не узнал.

Разруха

— Я помню, как ездила во второй район к своей сестре, туда ходил автобус под номером 12 или 8 через тиман. Около магазина во втором районе продавали бабки семечки. Приехав в отпуск в мае месяце этого года, я увидела таких же бабок, торгующими семечками около магазина "Воркута", и сердце кровью так облилось!..

— Да от неё (Северной) говорят мало что осталось. Мой дом стоит Северная 11.

— 2 года назад был в Воркуте, родная улица Северная (между Парковой и Ленинградской) снесена... Тоска!!! — там дом, где я провёл всё своё детство!

— Скажу про себя. После долгой разлуки с городом, приехала, пошла по своим памятным местам. Как я хотела и рвалась, посмотреть на тропинки, школу, дома, и, в итоге, увидела разруху. Подходя к дому, я ревела в голос, и не замечала, что ещё и разговариваю, если нервы крепкие, то поезжайте. А я придерживаюсь мнения: пусть Воркута останется в памяти.

Согласен. У нас ностальгия по нашему детству и туда уже невозможно вернуться. Вот она, банька за стадионом на границе посёлков Комсомольский и Строителей...

(Фото N43 — Ул. Шахтинская, дверь в баньку)

— Тоже согласна. Мы помним Воркуту из нашего обеспеченного детства, зарплаты наших родителей позволяли нам ни в чём не отказывать, в городе появлялись новые развлекательные заведения, в общем, житуха была... А сейчас смотрю на фотографии города, то закрыто, то развалилось... Обидно, досадно, такая тоска на душе... Я думаю, если это увидеть воочию, одно расстройство будет.

— Я работала в магазине на Гоголя. Когда же приезжала в Воркуту в 2008-ом году, магазина не было уже. И Воркута уже не та. Так жалко юности и прошлой жизни.

— Воркута снится до сих пор, хоть и прошло уже 15 лет... Во сне возвращаюсь в свой родной посёлок Октябрьский. Эти воспоминания останутся со мной на всю жизнь.

— Мы уехали из Воркуты 42 года назад, но до сих пор этот город самый любимый мой город-город моего детства. Родная 31-ая школа, самая любимая, первая учительница Любовь Ивановна Попова, ребята из нашего сумасшедшего 8-го "а", детский театр при Воркутинской студии телевидения, наш режиссёр Мери Михайловна Медведева, наши студийцы... Какое это было счастье!!!

— Читаешь то, что помнят другие, а вроде как всё о себе. Последний раз была в Воркуте на 10-ом окончание школы в 91-ом году. И больше наверно никогда не буду... Жаль...

— Друзья разъехались, родственники тоже, ехать не к кому, а побродить по местам детства и юности, не ближний свет.

— Я уехала в школьном возрасте и все воспоминания остались на уровне ощущений и отдельных картинок, волшебный запах пирожных в кафе Лакомка (интересно, сохранилось ли оно?), огромные фиалки на клумбах, тарелка Орбиты, хлебные автоматы в булочной на Ленина. Город детства навсегда останется самым любимым!..

— Так странно, что помним почти одно и то же, далёкое и родное детство, из которого тоже ушли навсегда...

"Хорошо знаю, что тепло души на много важнее, той же красоты! Особенно на крайнем севере. Желаю всем девчонкам-северянкам оставаться красивыми! Оберегайте любимых своим теплом, теплом своей души!".

Как-то раз после окончания новогодних праздников, старшие ребята решили устроить костёр. Мы, малыши, принялись им активно помогать. Таскали бесхозные коробки, поломанные ящики, доски, фанерки, картон, бумагу... В общем, всё, что горит. Получилась такая огромная пирамида!!! На её вершину водрузили выброшенную кем-то облезлую ёлку.

Принялись поджигать. Ан, не выходит!.. Не загорается и всё! Тогда мы пошли добыть бензина. А где его взять? Конечно же, в гараже.

Автопарк находился рядом с промтоварным магазином, что напротив автобусной остановки. Между стеной и забором имелся проход. Вот в этом узеньком промежутке и была небольшая дыра, через которую мы проникли на территорию стоянки. Здесь машины стояли ровными рядами. Пацаны открутили крышку бака одного из близстоящих грузовиков, и, при помощи резиновой трубки, наточили бутылку бензина. Не могу сказать, сколько нас там было, но не меньше шести человек.

Добыв нужное, вернулись к нашей куче мусора. Ребята основательно полили ящики нижнего яруса, остатки вылили на кучу бумаги под дощечками. Поднесли спичку!.. Как полыхнуло!!! Всё загорелось как-то сразу, только ёлка не заполыхала. До неё было высоко, и бензином её никто не поливал.

Сначала мы любовались огнём. Потом стали водить хоровод. А когда снег подразмяк, принялись играть в снежки. После кто-то предложил сделать снеговика. И все взялись катать шары!!!

Я не скажу, как долго горел наш костёр, но время пролетело очень быстро. И вот уже последние язычки пламени растворились в остатках кострища.

Мы довольные и счастливые разошлись по домам. Уже на самой границе посёлка я оглянулся, увидел следы нашего пиршества. И это зрелище запечатлелось в памяти навсегда. На белом саване тундры траурным пятном выделялось чёрное пепелище прогоревшего костра; поубавившийся слой снега вокруг; и, как страж всего этого безобразия, у кромки границы стоял громадный снеговик с дырявым ведром на круглой голове, чёрными глазами-угольками, черенком лопаты вместо носа и дряхлой метлой какого-то дворника, чудом не попавшей в огонь.

Жонглёр

Берёт он факелы дрожащими руками

И поднимает их над головой.

Букет огня — трепещущее пламя

Взмывает вверх под купол цирковой.

И на мгновенье, вспыхнув облачком прозрачным,

Сорвавшись, падает в густую черноту.

Старик-жонглёр и вечный неудачник

Горящий дождь хватает на лету.

Но вдруг светящаяся капля отделилась

И промелькнула мимо, как стрела.

До тла сгорела. В пепел превратилась

И умерла как будто не жила.

Но не заметил зритель этого момента.

Он смотрит радостно на яркий фейерверк.

И снова факелы под гром аплодисментов

Седой циркач подбрасывает вверх.

Вот так же просто и легко играет нами

Жонглёр, которого мы все зовём судьбой.

И наших душ трепещущее пламя

Взмывает вверх под купол голубой.

Тогда мы были детьми, а теперь?.. Результатом детских шалостей когда-то!.. Нынче стало... Из действующих девяти шахт в далёком прошлом осталось только четыре... вот он результат вдумчивого освоения заполярья!..

Кто я, и откуда?

Я родился так давно, что и не помню, когда именно, а главное моя память совершенно не сохранила сей знаменательный момент. Помню только, что спустя два года, будучи ещё карапузом, рвал арбузы на бахче у бабушки. Да не просто так, а помощи ради взрослым, не желавшим угостить меня таким лакомством. А, сорвав, тащил в летнюю кухню, поминутно останавливаясь для отдыха, ведь арбуз был так велик!.. С небольшой кулак взрослого человека. Но не забывайте, я же был маленький.

Потом помню маму в каком-то доме, демонстрирующую из окна толи третьего, толи четвёртого этажа нам с папой какой-то тряпочный кулёк. Потом была школа. Но почему-то в неё ходили не так, как обычно, а в зимнем пальто, в шапке и в валенках. Цветов, на первое сентября, не помню. Да и где им было взяться за полярным кругом-то. Первого урока не помню, зато очень хорошо помню, что никак у меня не выходило написать красивую двойку. Она получалась какая-то кривоголовая и с длиннющим, волнистым хвостом, напоминающим волны разбушевавшегося моря. А вот у учительницы эта же двойка получалась великолепно! Красная, жирная, с хорошо посаженной маленькой, аккуратной головкой на изящно изогнутой шейке, а главное совершенно ровная!

А вот пятёрки у меня получались отменные не то, что у преподавателя, худые, тонкие, жалкие, с хвостиком, далеко отстоящим от пузатого, рахитичного корпуса.

Очень хорошо помню серебристоголубую и громадную луну, изрезанную тёмно-синими прожилками морей, очень похожую на небольшой глобус с лампочкой внутри, светившую мне, когда я возвращался домой со школы. Огромные сугробы снега и чёрное-причёрное небо со светящимися точками звёзд. Чёрную кошку Мурку, с огромными, зелёными глазами. Собаку Мухтара — помесь овчарки с лайкой, с удивительным хвостом-бубликом. Соседа шофёра, но почему-то не жившего со своей семьёй. Очень любившего детей. Он не раз катал меня на своём самосвале. Загоревшуюся ёлку на утреннике. Дымящегося деда-мороза, пытающегося палкой сбить пламя с лап лесной красавицы. Плачущую девочку, потерявшую свою корону снежной королевы. А корона-то оказалась на моей ноге. Я её осторожно снял, хотя и гнали меня из горящего зала, и выталкивали взрослые, но мне удалось-таки уберечь, не повредив это украшение, и вернуть счастливой хозяйке. Гонки на великах по тундре. Походы за голубикой. Сову, с переломанным крылом. Девочку-шефа, пытавшуюся меня научить уму-разуму. Катание на аэросанях. Первый в жизни спуск в шахту. Добывание из отработанных машинных аккумуляторов свинца и выплавка из него всяких фигурок. Первый поцелуй в сарае. Бревенчатые дома. Вышки с колючей проволокой. Машины-клетки с людьми за решёткой. Деревянный туалет над чистым, прозрачным ручейком посреди тундры.

Потом что-то произошло. Наверное, очень нехорошее, потому что пошли сплошные больницы, больницы, больницы... Замелькали города, как кадры кинофильмов. Потом новая школа. Высокая, злая и толстая воспитательница с массивным золотым обручальным кольцом на безымянном пальце правой руки. Дети, ходившие по коридорам с вытянутыми руками и совершенно белыми глазами без зрачков. Два голубоглазых мальчика блондина. Оба с постоянно шмыгающими носами. Один, правда, в толстенных очках. А на мой вопрос "зачем ему очки ведь он не видит всё равно", неизменный ответ "так сказали". Бедняга, он протаскал их ещё четыре класса. А вот совсем недавно его не стало. Второй ныне профессор математических наук или как там... Вот что вышло из сопливого мальчугана.