Зов Долга

— Я им займусь, — произнес Юрген, невозмутимый, как всегда, поворачиваясь на своем сиденье.

Пока он произносил эти слова, мне как-то удалось краем глаза отметить мелту в его руках, когда ослепительная белая вспышка ее выстрела и запах горелого мяса полностью отрубили чувства. Тварь отшатнулась назад, а наша побитая, но непреклонная «Саламандра» отпрыгнула от раненого колосса.

— Хорошо сработано, — похвалил я своего помощника, хотя дышать мог при этом разве что урывками и на ноги вставал несколько неуверенно.

Даже если не принимать во внимание манеру вождения моего помощника, которая по понятным причинам была еще более дерганой, чем обычно, я определенно испытывал переизбыток неприятных ощущений. Юрген улыбнулся, демонстрируя состояние зубов, от которых отшатнулся бы и орк, и вернулся к управлению «Саламандрой». К моему глубочайшему огорчению, мне пришлось признать, что болтер пришел в совершенную негодность. Он был расплавлен и переклинен плазменным зарядом и уже ни на что не годился, так что я просто вынул лазерный пистолет и принялся стрелять по всякой мелочи, которая ошивалась поблизости, не ожидая, впрочем, никакого положительного результата этой деятельности.

— Держитесь, комиссар, — передала по воксу Грифен, и я наконец увидел «Химеру» четвертого отряда в проеме между рестораном и магазином одежды, витринные манекены которого продолжали наблюдать за сражением с элегантной небрежностью. Хотя одному какой-то шальной снаряд все же оторвал голову. Впрочем, его, одетого в пару квадратных сантиметров прозрачной ткани и несколько веревочек, видеть без головы было даже утешительно.

Юрген снова включил огнемет, прожигая путь в плотной массе гаунтов, и мы оба пригнулись так низко, как только могли, когда телоточцы затрещали по броне, подобно смертоносному граду.

Раздавив каблуками сапог парочку этих чудовищных тварей, которые упали рядом со мной, я рискнул выглянуть за броню как раз вовремя, чтобы увидеть, как заговорило вооружение «Химеры», разорвав на куски подраненного тирана, — тот продолжал все это время упрямо преследовать нас, несмотря на то что мы далеко от него оторвались.

— Хорошо стреляете, — поддержал я невидимых мне бойцов как раз в тот момент, когда треск и вспышки лазганов начали вырываться из нескольких зданий на этой стороне площади. Я углядел за окном второго этажа, там, где когда-то были апартаменты владельца ресторана, пару солдат, выцеливающих тиранидов-синапсов из удобной позиции над площадью. Варриор всего в нескольких десятках метров от нас отшатнулся, когда их лазерные заряды угодили в него практически одновременно. — Благодарю, Ворхеез.

— Всегда пожалуйста, комиссар, — заверил меня мужчина в этой паре, в то время как дуло его лазгана уже следило за очередной целью. — Ленни, на одиннадцать.

— Вижу, — заверила нас солдат Дрере, умудрившись на этот раз выстрелить за мгновение до своего напарника, и в воксе мне слышно было слабое шипение ее аугметических легких. — Фраг, а оно быстрое!

Я повернулся, увидев, что к нам резво приближается еще один варриор и у ног его бежит свита гаунтов. Благодарение Императору, тиранов больше в округе не наблюдалось, так что я начал верить, что мы действительно прорвемся. Выжившие Сестры Битвы сумели тесно сбиться вместе, и моя давешняя знакомая с плохой прической все еще поддерживала среди них должный порядок, хотя, кажется, число их сократилось едва ли не вдвое против изначального; но, несмотря на это, они в огне ковали свой путь к отступлению, ведомые все той же силой своей веры. Надо признать, что выжившие тираниды-синапсы все еще по праву считали воительниц основной угрозой и потому поддерживали нападение основной части роя на них, что, на мой взгляд, было и неплохо. Если уж я и считал что-то справедливым, так это что задолбавшие самого Императора имбецилки получат по заслугам за то, что втянули меня в эту заваруху.

Еще несколько лазганов присоединилось к общему хору, менее дисциплинированно и прицельно, чем вальхалльцы, но все равно я приветствовал и их, наблюдая краем глаза, как гаварронцы в своей сине-серой форме занимают те укрытия, которые могут отыскать, или распластываются вдоль стен на подходящих к площади улицах. Каким бы бестолковым ни казался их огонь, его оказалось достаточно, чтобы свалить по крайней мере нескольких гаунтов и даже случайного генокрада. Другие выстрелы дали знать о местонахождении пешей группы нашего отряда за прикрытием, которое предоставляла им «Химера». Я мог видеть их руки, обнаженные и покрытые пленкой пота,[77] когда они прицеливались в тиранидов.

— Продолжайте движение, — подтолкнул я Юргена, и он снова включил огнемет, испепелив очередной выводок чистокровных, которые подбирались к нам с очевидным намерением убить нас, прочно засевшем в том, что заменяло им мозги.

Даже учитывая, что нам снова удалось раздробить коллективное сознание роя, генокрады все равно оставались весомой угрозой. Если они выживут, то способны будут продолжать функционировать, проявляя единство намерений, даже независимо от основного общего разума. Я уложил еще одного удачным выстрелом в голову, и выжившие рассыпались в разные стороны, решив, что мы не стоим тех усилий, которые приходится на нас тратить. Или, что более вероятно, давая своим более тупым собратьям истощить нас, а затем уже нанести смертельный удар.

Мы почти добрались!

Некоторые из солдат СПО, как я теперь видел, несли тяжелое вооружение, и одна такая команда, состоящая из двух человек, как раз с трудом ворочала свою ракетную установку, готовя ее к стрельбе. Я рефлекторно прижал голову, когда ракета покинула трубу установки, проносясь в неуютной близости от нас, чтобы разорваться, доставив свою фраг-боеголовку в самый центр плотного скопления гаунтов, которые как раз заходили в атаку на Сестер.

— Это было с их стороны немного безответственно, — ровно прокомментировал Юрген, теперь полностью полагавшийся на огнемет, дабы провести нас через ряды наваливающихся хитиновых чудовищ, поскольку болтерные заряды, если бы мы принялись стрелять, рвались в опасной близости от наших соратников.

Я кивнул.

— Передайте этому идиоту, чтобы глядел, куда направляет свою водосточную трубу! — передал я по воксу, но, прежде чем Грифен успела отозваться, ракетчики выстрелили снова.

На этот раз боеголовка ударилась о землю посреди гаунтов, продолжающих без всякого эффекта засыпать нашу броню телоточцами, — и большая часть тварей разлетелась на куски. Что было куда менее приятно, так это металлический звон, с которым некоторые из кусков боеголовки срикошетили от нашей и так жестоко побитой брони, и раздавшийся почти сразу за этим тревожный звук рвущегося металла. Наша «Саламандра» резко завалилась на левый борт, больно ударив меня перегородкой по голове, а затем, к моему ужасу, Юрген заглушил мотор.

— Трак заклинило, — спокойно доложил он, словно неприятность была не больше, как если бы мои кальсоны сели при стирке на пару размеров. Он взвесил в руках мелту. — Придется бегом.

— Прекрасно, — проговорил я, стреляя в морду хормагаунту, который приковылял к нам с явным намерением откусить мне голову.

Шансов выбраться отсюда на своих двоих у нас просто не было. Даже священное Сестринство испытывало серьезные проблемы, пытаясь это проделать, а они были, на минуточку, в силовых доспехах. Но мне все же пришлось встать на ноги, чтобы отразить еще один подобный косе коготь своим нежно напевающим цепным мечом, благословляя по ходу дела свои рефлексы фехтовальщика. Похоже, удар по голове оказался гораздо серьезнее, чем я решил вначале. Я чувствовал слабость и головокружение, и, если бы не обстановка, в которой подобная роскошь была бы непозволительной тратой времени, я уже оставил бы на земле свой завтрак. Стараясь сморгнуть коричневую дымку, которая вращалась где-то в уголках глаз, я рубил и отражал удары, словно человекоподобный автомат, вне сомнения являя собой образец полного отсутствия утонченности, который определенно прогневал бы старину Миямото де Бержерака.[78] Но по крайней мере, я умудрялся сохранять голову на плечах.

Когда толпа гаунтов наконец раздалась, больше устрашенная умелым обращением Юргена с мелтой, чем моими слабыми усилиями, я внезапно обнаружил себя лицом к лицу с куда более грозным противником. Это был еще один тиран улья, очевидно выведенный специально для ближнего боя, и он поднялся над своими подчиненными, обрушивая вниз двойной набор похожих на косы когтей. Я попытался отразить град его ударов, но запнулся, и ноги мои без предупреждения подкосились, в то время как темная пелена с границы зрения устремилась вперед, затягивая взор, — и я осознал только, что переваливаюсь через борт «Саламандры», падая на щебень у ее гусениц.

Это неожиданное движение спасло мне жизнь, потому как следующие удары тирана лишь проделали еще одну внушительную дыру в нашей крепкой маленькой машинке, но я, растянувшись на земле, был по-настоящему уверен, что пришел мой последний час. Юрген не мог стрелять из мелты, пока я находился настолько близко к врагу, потому как превратил бы меня в пар заодно с ним, и даже последний еретик в аду не понадеялся бы, что мой помощник успеет вовремя дотянуться до лазгана. И даже если бы ему это удалось, его выстрелы лишь разозлили бы тирана. Я рубанул цепным мечом по ноге твари, надеясь вывести ее из строя на достаточное время, чтобы откатиться в сторону, хотя, если б мне это удалось, меня просто разорвал бы на куски какой-нибудь другой тиранид. Несуществующее облако заслонило мне зрение, будто одеяло, и приглушенный визг наполнил уши. Я знал, что в любой момент могу потерять сознание, и это означало бы конец. Можно было утешаться тем, что я его уже не почувствую.

Да на фраг такое, подумал я, и яростный инстинкт выживания, который служил мне верой и правдой в столь многих отчаянных ситуациях, врубился со всей своей мстительной силой. Если уж мне суждено умереть, то, по крайней мере, я заберу с собой эту мерзость. Поднявшись на ноги, я, шатаясь, двинулся к твари, которая отпрыгнула от моего слепого замаха, и постарался держаться ближе к корпусу противника, отчаянно надеясь попасть хоть в какое-нибудь уязвимое место. Император помоги мне, если таковые у него и были, я их не видел.

— Комиссар, вниз! — рявкнул голос Грифен у меня в ухе, и я подчинился без размышлений, потому как колени мои просто подломились.

Визг был теперь громче, но лишь тогда, когда к нему присоединился дробный стук тяжелого болтера, я сообразил, что слышу не просто шум крови в ушах. «Химера» четвертого отряда спешила нам на помощь, и оба ее тяжелых орудия яростно плевались огнем, так что возвышающаяся надо мною чудовищная тварь, которая столь близко подошла к тому, чтобы отнять у меня жизнь, буквально развалилась, подобно слишком потрепанной мишени для штыковых тренировок. Куски хитина застучали вокруг меня, подобно отвратительным градинам, в то время как ужасающее существо медленно, тяжело рухнуло на землю.

— Поднимайтесь, сэр. — Низенькая рыжеволосая женщина явилась через тот туман, что заслонял мне зрение, одной рукой держа лазган, без каких-либо эмоций стреляя на ходу в ближайшего хормагаунта. Другую руку она протягивала мне, и я благодарно принял ее, позволив поднять меня на ноги, и так и остановился, пристально глядя по сторонам, испытывая чувство смутного непонимания. — Ну вот и хорошо, комиссар, вот вы и на ногах.

— Благодарю вас, Маго, — удалось произнести мне, и туман сгустился плотнее, чем когда-либо ранее.

Я снова пошатнулся, но меня удержало от падения облако знакомого и удивительно милого сейчас аромата, исходящего от Юргена. Мой помощник проступил через коричневые ядовитые испарения в моих глазах, сжимая мой пистолет и цепной меч, равно как и свое собственное вооружение, и покрытые грязью черты его лица несли непривычное выражение обеспокоенности.

— Я забрал ваши вещи, сэр. Боюсь только, от шинели уже ничего не осталось.

— Пошевеливайтесь! Потом поболтаете.

Грифен подхватила меня под одну руку, Маго под другую, и вместе они поспешно повели меня вверх, по посадочному пандусу «Химеры», в то время как башня машины повернулась, скосив залпом тиранидов, которым случилось оказаться поблизости.

— Премного благодарен, — произнес я, и люк с металлическим стуком захлопнулся за нами, водитель дал газу двигателю, бросая машину назад, к относительной безопасности наших позиций.

Было что-то, что я должен был сказать, подумалось мне, что-то важное, но мне никак не удавалось сообразить что. Затем туман наконец закружился вихрем, и больше меня не интересовало уже ничего.

Примечание редактора

По весьма понятным в данных обстоятельствах причинам Каин продолжает свой рассказ о событиях после почти трехдневного перерыва. Подобные промежутки в его мемуарах, конечно, не являются редкостью, и я обычно стремлюсь восполнить их, когда попадаются источники, которые предоставляют соответствующий материал. Хотя следовало бы отметить, что в очень редких случаях подобные вставки являются действительно важными. И в очередной раз я ощущаю необходимость принести свои извинения за то, что включаю в текст еще одну попытку Дженит Суллы насилием призвать готический язык к повиновению, но ее положение на периферии деятельности Каина позволило ей оставить для нас текст, позволяющий очертить более широкую картину событий, таких, на которые сам Каин редко обращает внимание.

Из произведения «Как феникс, вставший на крыло: ранние кампании и славные победы Вальхалльского 597-го» за авторством генерала Дженит Суллы (в отставке), 101.М42:

Весть о том, что наш отважный комиссар пал в бою, была встречена нами со смесью неверия и ужаса. Всем нам пришлось уже терять дорогих друзей и соратников, конечно же, потому как такова судьба простого солдата и каждый из нас был в равной мере готов положить свою жизнь на службу Императору, но сердца наши заледенели внутри нас при первом же намеке на столь болезненные вести.

Голос оператора вокса заметно дрожал, когда он сообщил мне о той передаче, которую он только что получил, и я должна признать, что сама едва сумела удержать крик горя. Комиссар Каин выковал и закалил 597-й, и его вдохновляющие лидерские качества вели нас от одной победы к другой, даже против самых безнадежных обстоятельств. Но не только по этой причине он воплощал в себе все то доброе, что было в нашем полку. В подобные моменты величайшего напряжения я всегда понимала, что вспоминаю неисчислимые примеры его никогда не подводящей смелости, постоянной заботы даже о самом ничтожном солдате и те многие разговоры с ним, в которых его врожденное доброе расположение и его очевидное уважение к моим качествам лидера сделали столь многое, дабы укрепить мою веру в те смутные времена, когда доля неуверенности в себе угрожала ослабить мою эффективность как командира.