— Давно уже нет, — отмахнулся Джеймс, примериваясь к стене. — Последнего обвинённого в колдовстве сожгли в 1826-м году[65].
— А я помню, как дедушке бабушка рассказывала, что её обвинили в колдовстве, и сосед поставил её перед выбором: ночь любви или смерть, — нахмурился смотритель. — Она была очень гордой, и её убили. Неужто врала?!
Бонд не стал выяснять подробности семейной жизни словоохотливого смотрителя, вновь проваливаясь сквозь кирпичную кладку.
— Гарри! Ты где был?! — взвопила Молли, обнимая Джеймса.
— Мы о тебе так волновались! — добавила Гермиона, обнимая мальчика с другой стороны.
— Чуть с ума не сошли! — подтвердила Джинни, ревниво протискивая свои руки между телами суперагента и Гермионы.
— Давайте быстрее, поезд вот-вот отправится! — предупредил Аластор, пропихивая сквозь стену вереницу чемоданов.
Джеймс в третий раз прошёл сквозь стену и испытал чувство «дежа вю»: вновь на него пыхтел паровоз, на этот раз малиновый, вновь машинист просигналил о скором отправлении, вновь толпы отъезжающих и провожающих смешались в дверях вагонов.
— Идём скорее! — потребовала Джинни, потянув Джеймса к вагонам. Аластор, сдвинувший фуражку носильщика на затылок, заканчивал укладывать багаж; его волшебный глаз, неистово вращаясь в искусственной глазнице, пытался следить за всеми вокруг одновременно.
— Мы с Роном назначены старостами школы, — помахала ему на прощание Гермиона, — поэтому поедем в вагоне для старост. Не переживай, увидимся на пиру!
Джеймс, чья голова пухла от новых впечатлений, поцеловал в щёчку старушку Тонкс, вежливо кивнул миссис Уизли, пожал лапу Сириусу и погладил по голове мистера Уизли, после чего позволил Джинни увлечь себя в поезд.
Перрон за стеклом купе дёрнулся, уплывая вбок. Тонкс, Артур, Молли, Аластор, Стерждис и Римус быстро исчезли за краем окна, и только Сириус какое-то время бежал рядом с вагоном, умильно высунув язык и взбивая сильными лапами облачка пыли.
— Ну, наконец-то мы одни! — воскликнула Джинни, закрывая дверь купе.
Джеймс Бонд, безошибочно дистиллировав из этой фразы декларацию о намерениях, судорожно схватился за пуговицы рубашки, собираясь бороться за них до последнего.
— Кхм, — послышалось с соседнего диванчика. Девочка, сидевшая у окна, шумно перелистнула страницу. Светлые волосы, довольно грязные и спутанные, доходили ей до пояса. У неё были очень бледные, почти прозрачные брови и глаза навыкате, которые придавали ей удивлённый вид. Волшебная палочка торчала у неё из-за левого уха, на шее висело ожерелье из бутылочных пробок. В её руках был сжат журнал «Придира», который она читала, перевернув вверх ногами.
— О, привет, Полумна, — кисло поздоровалась Джинни с заметным отсутствием энтузиазма.
— Привет, — ответила девочка, бросив на них короткий взгляд. — Здравствуй, Гарри. Вижу, ты сумел вылечить свой шрам.
Джинни потрясённо уставилась на Бонда — поскольку изменения происходили постепенно, она ничего не замечала. Джеймс провёл рукой по лбу.
— Он как-то сам растворился.
— Ну да, — Полумна перевернула ещё одну страницу, — конечно. Нисколько в этом не сомневалась. Для неизлечимых шрамов от тёмномагических заклинаний это вообще совершенно естественно — они сами внезапно исчезают без видимых причин. Разумеется. Я верю.
Джеймс беспомощно посмотрел на Джинни. Джинни развела руками и скорчила гримасу.
— Полумна учится со мной в одной параллели, но в «Когтевране».
— В твоих устах это звучит как порицание, — шёпотом заметил Джеймс.
— Ну, когтевранцы считают, что ума палата дороже злата, — пожала плечами Джинни. — Странные, правда? Что может быть дороже злата?
Джеймс Бонд живо вспомнил груды бриллиантов, колющих его спину[66]. В те моменты он отдал бы все эти бриллианты за нормальную постель, не задумываясь[67].
Дверь открылась, в купе сунулся высокий пухлый мальчик с жабой в одной руке, с чемоданом в другой и с сумкой под мышкой.
— О, привет, Гарри, привет, Джинни, — устало выдохнул мальчик, отпуская чемодан. — Здравствуй, Полумна. Можно к вам присоединиться? А то все остальные купе уже заняты.
— Нет проблем, — махнул рукой Джеймс, — ещё одно место свободно.
— Да, присоединяйся, — кисло кивнула Джинни. — Гарри, это Невилл, Невилл Долгопупс. Вы с ним учитесь вместе и живёте в одной комнате.
Джеймс протянул свежеобретённому соседу руку, тот, забывшись, протянул в ответ свою. Спецагент отстраннёно подумал, что он раньше никогда не пожимал жабу.
— Тревор, вернись! — взвопил Невилл, падая на колени и выпуская из-под мышки сумку.
— У нас в «Гриффиндоре» всегда так шумно? — поднял бровь Джеймс.
— Часто, — согласилась Джинни. — И нам ещё повезло, что Джордж и Фред едут в другом вагоне. Кстати, ты заметил, Рон заколосился? Похоже, они накормили-таки его своим чинительным батончиком.
Невилл поймал жабу и засунул её в сумку, вынув взамен растение, похожее на прыщавый кактус.
— Как дела, ребята? Как провели лето? А у меня вот что есть! Смотрите, это мне бабушка подарила, на день рождения! — выпалил безмерно гордый мальчик и поставил прыщавый кактус на стол.
У Джеймса Бонда было ещё меньше опыта с растениями, чем с совами. Что поделать, спецагенты в основном изучают растения, пользуясь критериями «достаточно прочная древесина, за ней можно укрыться от пуль», «достаточно прочная древесина, можно выломать дубинку» и «достаточно прочная древесина, можно попробовать её пожевать, всё равно вокруг ничего более питательного нет». Но даже со своим куцым опытом в области растений он понимал, что кактусы не должны выглядеть, как подросток в пубертатный период. Суперагент с содроганием присмотрелся к растению; умелая раскраска создавала иллюзию, что отвратительные волдыри перемещаются по мясистому стволу сами собой.
— И что это такое? — поинтересовалась Джинни, чей тон, не допуская разночтений, давал понять, что ей прыщавый кактус тоже не приглянулся.
— Это мимбулус мимблетония! — гордо сказал Невил, сияя так, словно он сам и вывел этот кошмар флориста. — Мне двоюродный дедушка Элджи прислал, из Ассирии. По его словам, такого даже в теплицах Хогвартса не держат!
— И я могу понять, почему, — наморщила носик Джинни. Мимбулус мимблетония пахла, как деревенский туалет после жаркого дня. Туалет, в котором, вдобавок ко всему, патетически утопилась крыса.
— Это волшебное растение? — поинтересовался Джеймс, на всякий случай отодвигаясь от столика.
— Нет, не волшебное, магическое. Я жду-не дождусь, когда покажу его профессору Стебель!
Джеймс поставил в уме закладку выяснить разницу между волшебным и магическим.
— И для чего оно нужно? Кроме как чтобы освежать воздух?
Джинни осторожно принюхалась и скривилась:
— Гарри, ты что? Этим — освежать воздух?
— Не этим, а после этого. В конечном итоге, в комнате, где побывало это растение, без проветривания не обойтись, верно?
Невилл обиделся из-за столь возмутительного пренебрежения чудесной мимблетонией:
— Оно делает массу всего! У него потрясающий защитный механизм! Подержи-ка Тревора.
Джеймс твёрдой рукой остановил Невилла:
— Слушай, э-э, Невилл, я понимаю, что тебе не терпится продемонстрировать нам защитный механизм этого прыщавого чудовища, но, может, ты подумаешь, почему он назван защитным?
— Потому что с его помощью растение защищается, — ответил Невилл, не оставляя попыток впихнуть жабу в руки Бонда. Предвидя такое развитие событий, суперагент сложил руки на груди.
— Правильно. Растение защищается. От созданий, которые собираются причинить ему вред. Чаще всего — путём поедания, но необязательно. Причём мы говорим о защите против существ, которых не отпугнул натуральный запах этого растения, — кстати, Джинни, не могла бы ты открыть окно? — это должны быть очень толстокожие и крайне малочувствительные животные. Ну-ка, Невилл, задачка на сообразительность: как магическое растение может отпугнуть большое, малочувствительное, а значит, бесстрашное создание, твёрдо вознамерившееся им перекусить?
— Мандрагора для этого использует убивающий вой, — с восторгом принял игру Невилл, — дьявольские силки душат жертву и ломают ей все кости... После этого жертва крайне редко нападает снова... Но у мимблетонии нет звукового органа или подвижных лиан... Может, она плюётся кислотой? Вроде как сок этих волдырей не ядовит, но я не знаю про его кислотность.
— Оглянись вокруг, Невилл, — предложил Джеймс, по-прежнему держа руки на груди. — Что ты видишь вокруг себя?
Невилл добросовестно огляделся.
— Это купе, — наконец, решил он с потрясающей для гриффиндорца догадливостью.
— Ты видишь здесь где-нибудь бетонные укрытия? Барьеры? Хотя бы пластиковые переносные пуленепробиваемые щиты?
Невилл отчаянно замотал головой:
— Гарри, что с тобой? Это же купе!
— Правильно. Тогда какого дьявола ты собираешься демонстрировать нам способности этого прыщавого вьюнка к самозащите, не зная толком, как он будет защищаться, и не представляя, как мы будем защищаться от его самозащиты?!
— Ой, и правда! Я не подумал! Спасибо, Гарри! — Невилл порывисто обнял Джеймса Бонда. Полузадушенный Тревор издал ушераздирающий квак, Невилл поспешно разомкнул объятия, схватил свою жабу и забился с ней в угол напротив Полумны, уставившись в окно.
Рон и Гермиона явились только через час. К этому времени тележка с едой уже проехала. Пожилая ведьма, продававшая еду с тележки, громко и неустанно восхваляла гоблинов, которые ввели в употребление банкноты и избавили её от необходимости таскать тяжёлые сумки с монетами.
— Умираю с голоду, — заявил Рон, пристроив своего филина рядом с Хедвигой на багажной сетке, взяв у Джеймса шоколадную лягушку и рухнув на свободное место рядом с ним. Он сорвал обёртку, откусил лягушке голову, закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Тельце шоколадной лягушки конвульсивно подёргивало лапками в его ладони, пока Рон лениво пережёвывал голову. Джеймс Бонд поспешно отвернулся.
— У пятикурсников на каждом факультете по двое старост, — сообщила Гермиона, садясь и пристраивая на колени толстого рыжего кота Живоглота. Вид у Гермионы был недовольный.
— Угадай, кто староста Слизерина, — предложил Рон, не открывая глаз.
— Малфой, — мгновенно ответил Джеймс, напрягаясь.
— И эта жуткая корова Пэнси Паркинсон, — язвительно сказала Гермиона. — Какая из неё староста, если она толстая и медлительная, как тролль, которому дали по башке...
Мозг суперагента лихорадочно работал. После потери памяти никто не стал бы назначать старостой Гарри Поттера, но почему назначили Рона? Рона, не находившего ничего зазорного в метании навозных бомб в закрытом помещении, — назначить старостой, примером для школьников, ответственным за порядок? Джеймс Бонд был готов побиться об заклад, что Рон был не самым достойным учеником на факультете, если Гриффиндор по уровню хоть немного выше вечерней школы для малолетних преступников. Тогда, значит, это назначение было не наградой, а политическим решением. Что объединяло лучшего друга Гарри Поттера, лучшую подругу Гарри Поттера и злейшего врага Гарри Поттера, если в двух словах, начинающихся на Г и П?..
Мог ли Альбус Дамблдор повлиять на решения деканов факультетов, подать им свои идеи о правильных кандидатурах на должности старост? Учитывая, что Минерва МакГонагалл и Северус Снегг — рядовые члены возглавляемого им Ордена Феникса? Хм, а носит ли Папа Римский высокую шапку? Ответы на эти вопросы совпадают.
Джеймс почувствовал, что вокруг него плетётся паутина даже не одного, а нескольких взаимодействующих планов. Он уже мог с вероятностью примерно семьдесят два процента назвать двоих людей, дёргающих за ниточки своих паутин. Но время действовать ещё не пришло, слишком мало он знал о волшебном мире, слишком мало информации собрал.
— А кто у Пуффендуя? — спросила Джинни.
— Эрни Макмиллан и Анна Хобот, — ответил Рон. — То есть Ханна Аббот, — поправился он, получив тычок в рёбра.
— А у Когтеврана — Энтони Голдстейн и Падма Патил, — сказала Гермиона, потирая локоть.
— И в чём заключаются обязанности старосты? — поинтересовался Джеймс, изучая реакции своих друзей.
— Ну, мы должны время от времени патрулировать коридоры, — ответил Рон, посматривая на часы, — и мы можем наказывать людей за плохое поведение. Мне не терпится прищучить Крэбба и Гойла.
— Ты не должен злоупотреблять положением старосты! — резко сказала ему Гермиона.
— Малфой, конечно, ни капельки не будет им злоупотреблять, — саркастически откликнулся Рон.
— Ты что, намерен опуститься до его уровня?!
— Нет, я просто намерен добраться до его дружков раньше, чем он доберётся до моих.
— Ну перестань же, Рон...
— Рон прав, — неожиданно вступился Джеймс. — Террор можно побороть только более жестоким террором. Мягкость и нежность — это, конечно, замечательно, но совершенно непрактично.
— Гарри, ты... — задохнулась от возмущения Гермиона. — Ты предлагаешь нам стать, как они?
— Нет, я предлагаю нам победить, — парировал Джеймс. — После того, как мы победим, мы вполне можем позволить себе стать белыми и пушистыми. Мы даже можем поставить на могиле Малфоя памятник из белого мрамора с золотыми прожилками и ежегодно возлагать к нему венки. Но всё это будет после победы. А до тех пор надо просто побеждать. Вырывая победу зубами, когтями и пинками. Не гнушаясь никакими методами. Любой метод оправдан, пока он ведёт к нашей победе.
Рон в поддержку Джеймса высоко поднял надкусанную, ещё трепыхающуюся лягушку:
— Бить лежачего неспортивно, зато эффективно и безопасно!
— Ушам своим не верю! — глаза Гермионы метали молнии, ладони сжали плечи. — Вы говорите, как настоящие слизеринцы!
— Даже у самого дурного противника можно научиться хорошим трюкам, — пожала плечами Полумна. — В конце концов, морщерогие кизляки в целях маскировки принимают обличье взрывопотамов, ведут себя точно так же, и совершенно неотличимы ни на вид, ни по повадкам, ни на вкус.
— Морщерогие кизляки, — повторил Джеймс, пробуя название на вкус. — Звучит довольно опасно.
— Взрывопотамы опаснее, — машинально отметила Гермиона, — потому что кизляков не существует.
— Существуют, только все думают, что это взрывопотамы, — мягко поправила Полумна.
Следующие несколько часов дети увлечённо рассказывали Джеймсу Бонду про магическую флору и фауну Британии, время от времени отвлекаясь на сладости. Внезапно дверь купе снова открылась.
— В чём дело? — недружелюбно спросил Джеймс, которому как раз в этот момент рассказывали о повадках соплохвостов («Жрать всё, жалить всех, повторить»).
— Повежливей, Поттер, иначе будешь наказан, — высказался закрывший собой всю дверь здоровяк. Узкая полоска лба между сросшимися у переносицы височными костями выдавала в нём гиганта мысли. Одной-единственной, — больше в эту башку поместиться не могло. — Драко Малфой назначен старостой, и он имеет право наказывать провинившихся.
