Не произнеся ни единого слова, Айрич жестом показал на другую сторону главной улицы и дальше направо, то есть восток (наши друзья вошли в город с юга). Кааврен нахмурился и сказал, — Ну, Я вижу только несколько маленьких домов и — ага! Да. Мы не настолько опередили погоню, как я думал. Их тут человек двадцать или тридцать, и, значит поблизости их должно быть намного больше. Мы должны либо оставить лошадей и попытаться спрятаться где-нибудь в этом городе, либо попытаться обогнать их.
— Хорошо, Капитан, — сказала Зарика. — Что из этого вы бы посоветовали?
— Я расположен скрываться не больше, чем Ваше Величество, — сказал Кааврен. — И, более того, мне очень нравится эта лошадь.
— Очень хорошо, — сказала Императрица, как если бы этих причин было вполне достаточно. — Так мы еще верхом, нам нужно только повернуть лошадей и продолжить скакать тем аллюром, который вы, Капитан, найдете самым подходящим для нас.
— Лошади, — сказал Кааврен, мгновенно оглядев их, — устали, но еще не истощены — как, я могу добавить, и мы сами. Поэтому я поведу вас легкой рысью. Вперед.
— И без дальнейших разговоров капитан (на роль которого в ежегодном параде Насина, вынуждены мы заметить, настолько не обращают внимания, что даже заменили его безымянным генералом, который, кажется, должен представлять то ли Маролана, то ли Фентора, то ли их обоих сразу) повел их к выезду из Насина. Через несколько минут Кааврен приказал остановиться, сказав, — Мой дорогой Пэл, не будете ли вы так добры направить ваши острые глаза назад и сказать, преследуют ли нас теперь?
— С удовольствием, — сказал Пэл.
Кааврен и Пэл поскакали на вершину утеса, спешились и лежа на земле, внимательно изучили окрестности при помощи приближающих стекол, причем Кааврен глядел вперед, а Пэл назад.
— Сейчас я не вижу ничего, — сказал Йенди.
— Хотел бы я сказать тоже самое, — заметил Кааврен. — Более того, хотел бы я понять смысл того, что я вижу.
— Интересно, — сказала Императрица. — Тогда скажите мне то, что вы видите. Возможно я смогу прояснить его смысл.
— Неужели Ваше Величество так думает?
— Ну, если вы видите, как несколько тысяч вооруженных человек сражаются между собой, тогда, на самом деле, у меня есть некоторая идея о том, что это означает.
Кааврен глядел на Императрицу с молчаливым изумлением, пока Зарика, слегка улыбнувшись, не сказала, — Дорогой Капитан, разве вы забыли, что у Императрицы есть Орб, и что, благодаря Орбу, я могу связаться с любым гражданином.
— Клянусь Лошадью, — сказал Кааврен. — Я действительно забыл об том обстоятельстве. Могу ли я спросить, с кем Ваше Величество связалось?
— В это самое мгновение с Сетрой Лавоуд, и не с кем иным, а она, как вы помните, более чем заинтересована в исходе нашего предприятия.
— Это я помню очень хорошо. А не сообщит ли мне Ваше Величество суть ее сообщения, ведь тогда я буду способен принять самое лучшее решение о нашем дальнейшем передвижении?
— Я сделаю это немедленно. На самом деле я как раз собираюсь сделать это.
— Тогда я слушаю.
— Как сообщила мне Чародейка, Лорд Маролан сражается с армией Каны, и даже в тот момент, когда мы с вами разговариваем. И если вы видите битву—
— Я вижу.
— Тогда, без всякий сомнений, это она и есть.
— Очень хорошо, но—
— Да?
— Кто это, Лорд Маролан?
— О, что до этого—
— Ну?
— Я знаю об этом меньше всех в мире, уверяю вас.
— Но он на нашей стороне?
— Он Драконлорд, который решил защищать Империю, хотя из лояльности ко мне, к Империи, к Сетре Лавоуд или, скорее всего, просто из-за нелюбви к Кане, я не знаю.
— Неважно, этого достаточно, я думаю. Что-нибудь еще?
— Да.
— Что именно?
— Его армия намного меньше армии Каны.
Кааврен кивнул. — Мне тоже так показалось, с первого же взгляда. Но тогда мы не можем ожидать, что он победит.
— Да, верно.
— Но, возможно, мы в состоянии использовать эту битву, чтобы обезопасить себя, по меньшей мере временно.
— Да. Если мы достигнем Горы Дзур, им будет на так-то просто выбить нас оттуда.
— Что ж, тогда это настоящий план.
— Очень хорошо, Капитан, давайте приведем этот план в жизнь.
— Как пожелает Ваше Величество.
И Кааврен повел свой маленький отряд, который, тем не менее, включал в себя саму Империатрицу, так, чтобы обойти сражение и, по возможности, держать направление на Гору Дзур, а в это время Маролан оказался перед лицом поражения, в первый раз за всю свою карьеру.
Это произошло почти случайно, хотя, будьте уверены, неравенство сил делало что-то похожее почти неизбежным. Но, на самом деле, не бригадир послал подкрепление в ответ на настоятельные просьбы Саакрю, а, скорее, некоторые отряды из тех, что искали Зарику, попали под командование Саакрю как раз в тот момент, когда Маролан пошел в третью атаку. Саакрю умел пользоваться возможностями, когда получал их, или, скорее, понимал, что если разрешить этим четырем или пяти тысячам человек уйти, то уже ничто не сможет остановить врага, пошедшего в атаку. Поэтому он, после некоторой дискуссии о старшинстве, порядке отдачи приказов и верховном командовании, все-таки сумел добиться подчинения от командиров этих отрядов, перегруппировал их и закрыл ими свои фланги.
В результате он добился крупного успеха, и только то, что Фентор почти мгновенно осознавший, что произошло, сумел заставить Маролана, находившего в экстазе боя, выслушать себя, помешало уничтожению его маленькой армии. Сам Маролан возглавил отступление, пробился через вражеский отряд, пытавшийся завершить окружение, и, пропустив своих солдат, вернулся обратно и сражался в арьергарде, пытаясь помешать преследованию.
В тот момент, когда он смог остановиться и опустить меч, был уже второй час пополудни, и он должен был, согласно любой логике, быть полностью истощенным — и, тем не менее, благодаря странной силе, дарованной ему Богиней, или благодаря каким-то особенностям своего замечательного оружия, или благодаря особой природе Драконлорда в бою, или, возможно, благодаря все этим вещам вместе взятым, он, согласно всем свидетельствам, не выказывал ни малейших признаков усталости, когда советовался с Фентором о том, что делать дальше, пока они перегруппировывались на верхушке холма недалеко от того самого места, с которого они начали свою первую атаку (сегодня этот холм называется Холмом Битвы из-за ошибочного утверждения о том, что битва проходила именно здесь).
Первыми словами Маролана был простой вопрос, — Потери?
— Я не знаю точно, милорд, но мы сильно пострадали. Убитых и взятых в плен по меньшей мере две сотни человек, и примерно столько же раненых, хотя раны по большей части легкие.
— Очень хорошо. Сколько у нас времени до того, как они опять пойдут в атаку?
— Несколько минут, я думаю. Им потребуется времени не больше, чем надо для того, чтобы организовать бригаду или две.
— Тогда давайте отступим к тем укреплениям, которые вы так умно подготовили. Вы согласны с этим планом?
— Полностью.
— Тогда выполняйте его, нет никакой причины для колебания.
— Понял, милорд.
— Фентор—
— Милорд?
— Вы были правы.
— Сэр?
— Я не имел понятия о том, сколько их. Или, если быть более точны, я знал число, но я не знал, что оно означает. Вы были правы.
— Да, милорд. Как и вы.
— Как и я?
— Конечно. Мы здорово задержали их и еще более озадачили; ваш маневр был более успешным, чем я мог себе представить.
— Да, но — мы не сможем удержать их, не так ли? Даже в наших укреплениях?
— Да, похоже это тот самый случай. Но, насколько я помню, вы приготовили несколько трюков, которые должны, по меньшей мере, задержать их.
— Верра! Я совсем забыл о них. Да, пусть армия немедленно отступает, как мы и решили, а я обдумаю эти вопросы. Кстати, а где Некромантка и Варлок?
— Недалеко. Никто из них не пострадал. Я пошлю их к вам.
— Очень хорошо.
Психология армии — странная вещь. После первых нескольких побед в маленьких стычках, в душе каждого солдата Маролана полыхало пламя, они были готовы броситься без колебаний на любого врага, а сейчас они были медленны, боязливы и неуверенны в себе — и это притом, что, на самом деле, только один из трех сражался с врагом; многие были в резерве, другие только переходили с места на место, а остальные находились на таких позициях, где не было врагов. Тем не менее их настроение и боевой дух были абсолютно одинаковы, и Маролан, даже тогда, уже был достаточно чувствителен, чтобы понять это, и достаточно умен, чтобы считаться с этим, принимая решения.
Его лошадь привели к нему в тот же момент, когда к нему подошли Накромантка и Варлок; он жестом показал им сопровождать его и поскакал обратно к укреплениям, для подготовки которых Фентор так тяжело работал. Будьте уверены, что эти укрепления не были того сорта, которыми мог бы гордиться современный военный инженер, и они представляли из себя немногим больше, чем препятствия, которые затрудняли врагу прямую атаку и давали некоторую минимальную защиту от волшебного или метательного оружия, направленного против них; тем не менее, если бы этот предполагаемый военный инженер, о котором мы уже упоминали, узнал о недостатке времени и о тех ничтожных ресурсах, с которыми Фентору пришлось иметь дело, он, без всяких сомнений, почтительно приветствовал бы Драконлорда, создавшего эти конструкции.
Мы не станем тратить лишних слова на описание отступления — хотя по единодушному мнению тех, кто был там, оно потребовали от них почти нечеловеческой выносливости — и просто скажем, что когда армия Маролана вернулась в эти укрепления, уже было темно, и каждый солдат уснул, с оружием в руках, на своем посту.
Мы также должны добавить, что, как раз в это время, маленькая группа, ведомая Каавреном и включавшая в себя Императрицу, сумела проложить дорогу вокруг фланга армии Каны, хотя, откровенно говоря, не без затруднения. Это затруднение случилось уже в миле от Насина, когда, для того, чтобы избегать довольно значительного отряда врагов, они наткнулись на еще более значительный отряд — находившийся на самом краю линии поиска Империатрицы и Орба.
Зарика вытащила свой меч и сказала, хладнокровно, как настоящий Драконлорд, — Сколько их?
Кааврен, чье оружие было уже в его руке, сказал, — Возможно сто. Нет, мне кажется, что немного меньше.
— Их ровно девяносто четыре, включая офицеров и тех, кто, возможно, не будет сражаться, — сказал Айрич.
Зарика улыбнулась. — Вы быстро считаете.
— Да простит меня Ваше Величество, если я сделаю себе честь и поспорю с ней, но я не считал их.
— Тогда как вы узнали их точное число?
— Самым простым из всех возможных способов. Мы видим перед собой спешенную кавалерийскую роту, готовящуюся к атаке — о чем свидетельствует знамя, которое держит леди, стоящая посредине — которая состоит из сорока вооруженных людей, четырех сержантов, лейтенанта и капитана. Это дает нам сорок шесть. Что касается остальных, мы видим два взвода легкой пехоты, каждый из которых состоит из двадцати солдат, капрала и младшего офицера. Это увеличивает нашу сумму до девяноста. Если мы включим еще обычных трех гонцов и одного врача, которые будут сражаться только в случае крайней необходимости и никогда не участвуют в атаке, которую, как вы видите, они начинают, мы обнаружим, что перед нами девяносто четыре человека; или, скорее, девяносто, если мы предположим, что четверо не будут атаковать, что, заметьте, как раз наш случай — вы видите, что четверо осталось позади.
— Вы, Ваша Светлость, кажетесь очень уверенным, — сказала Императрица.
— Есть небольшое сомнение по поводу того, с каким видом воинской части нам придется иметь дело, — сказал Айрич. — Ваше Величество может заметить, что мечи спешенной кавалерии явно слегка изогнуты, и что они идут в атаку не тем ровным, с равномерными интервалами строем, как это делает пехота — а пехота является скорее легкой, чем тяжелой, так как, во-первых, у них нет копий, а, во-вторых, это можно установить по их оружию — два меча, или меч и кинжал. И если вы обратите внимание на их легкий шаг и четкий ритм — они, судя по всему, много маршировали и часто участвовали в таких атаках — то поймете, что скоро они перейдут на бег. А, вы видите, вот. Они действительно хорошо обучены.
К тому времени, когда Лиорн закончил свою замечательную речь, Кааврен уже выстроил их маленький отряд в линию, оба конца которой были изогнуты назад. Он не стал ничего говорить о неудачных особенностях ситуации — то есть о том, что им предстоит сражаться в соотношении четыре к одному на открытом месте, где нет никаких препятствий, которые могли бы помешать атаке, и нет времени для того, чтобы произвести хоть какой-нибудь маневр. Другими словами у него не было другого выбора, как просто сразиться с хорошо организованным отрядом тренированных воинов-Драконлордов.
Кааврен нахмурился, рассматривая приближающегося врага, потом внезапно сказал, — Моя дорогая Тазендра.
— Да? — сказала леди Дзур, которая стояла в нескольких шагах от него.
— Если вы способны что-то сделать, тогда лучшего времени для этого не найти.
— О, я способна что-то сделать.
— Очень хорошо.
— И, на самом деле, я собираюсь это сделать. Вот только—
— Да?
— Я не в состоянии определить, какое заклинание подошло бы нам лучше всех. Видите ли, я задолго предвидела такой момент, я приготовила так много их—
— Ба! Вы можете сделать что-нибудь такое с дымом, огнем и таким грохотом, которое сорвало бы их атаку?
— Да, конечно, я думаю, что могу сделать что-нибудь в этом духе.
— Тогда, моя дорогая, я прошу вас немедленно сделать это. Как вы видите, они уже почти перед нами.
— Очень хорошо, мой дорогой. Огонь и дым и — но молния и гром, будут ли они тоже подходящие?
— Конечно да, они все.
— Тогда я начинаю-.
— Только мягко.
— Мягко?
— Вспомните, что было, когда вы сделали проверку.
— Верно. Итак, мягко.
— Очень хорошо, вперед.
И Тазендра начала действовать, подняв свой длинный тяжелый посох, который она держала в левой руке, и сделав им некоторые жесты, одновременно что-то тихо говоря.
— Это будет иметь некоторый эффект, — заметила Зарика.
Если бы добрый капитан был не так поглощен наблюдением за тем, сколько времени у Тазендры заняло произнести заклинание, он, безусловно, был бы просто счастлив его результатом — а это была вспышка, которая заставила всех закрыть глаза, и увидеть точки, когда открыли их, после которой появилась длинная линия пламени, достигшая высоты в десять или двенадцать футов, и хотя она была не меньше, чем в двадцати ярдах перед ними, его жар заставил их почувствовать себя неудобно. Эти эффекты, сами по себе весьма зрелищные, сопровождались молнией, которая, как это принято в волшебстве и в природе, сопровождалась ударом грома.
Если строго придерживаться фактов, необходимо сказать, что эффект от заклинания был несколько меньше, чем можно было предположить — около пяти или шести врагов были убиты на месте, и возможно тридцать получили ожоги, вполне достаточные для того, чтобы отбить у них охоту сражаться. Но читатель должен понять, что и ни один из оставшихся больше не горел желанием идти в атаку — да и вообще делать что-нибудь другое, кроме как резко развернуться и со всех ног броситься назад, подальше от пламени.
