— А кто виноват, что у нее нет ключей? Вполне может быть так: она возвращалась в общежитие, побыла там, а под конец твоего рабочего дня отправилась к тебе. И вы просто разминулись, а соседка ее дура и ничего не слышала.

Трехэтажный серый дом. Окна второго этажа слева от арки, ведущей во двор. Свет в окнах. Ты всерьез надеялся, вопреки всем доводам рассудка: вот, ты придешь, а Гайчи там. Дома, ждет тебя. В конце концов, с Крапчатого Змея бы сталось — указать ей, где у тебя в квартире лежат запасные ключи. И внушить мысль: надо бы их взять, сделать себе копии — так, на всякий случай. Странная выходка, конечно, но могла бы оказаться полезной. Например, если с тобой что-то скверное сталось бы однажды, и тебя долго не могли дождаться на работе. При всей твоей нелюдимости ты мог — ведь мог бы! — проявить благую предусмотрительность, и зная, что ученица твоя человек ответственный, сам вручить ей ключи. В тот же раз, видимо, когда сообщил барышне Ягукко о своих "чудесах" и их возможных печальных последствиях.

Коинская улица. Серый дом, лиственница перед окнами. В окнах темно. И на лестнице никого. По словам квартирного хозяина, никто не заходил и о тебе не спрашивал.

— Крапчатый! Я не знаю, что дальше делать. Могу я тебя попросить?

— О чем, Человече?

— Найди ее.

— "Крапчатый, сидеть!", "Крапчатый, пошел вон!", "Крапчатый, ищи!"... Я, как ты знаешь, не проходил выучки на служебную собаку.

— Сейчас не до этого, Змей!

— О, да. Сейчас высокородный господин изволит беспокоиться.

— А ты — нет?

— Я злюсь. Потому что я знаю, где она.

И добавил:

— Посредственный газетный писатель может торжествовать: за помощью в недуге обращаются не к тебе, а к нему.

Ты предупредил домохозяина: "Если кто-то зайдет ко мне, заверьте, что я скоро вернусь, и попросите подождать. А лучше, откройте мою дверь: пусть ждут у меня".

— А кто придет-то? Чтоб я ненароком каких громил не впустил...

— Не важно. Громилы — так громилы. Тем лучше, если они расположатся у меня, а не в Вашей привратницкой.

Дело в том, что ты не поверил Змею. Он мог дать очередное подтверждение твоей ревности — и солгать. На самом деле произошло нечто совсем другое. Он мог даже вмешаться, помочь Гайчи сам, что бы с нею ни было, — но тебе ничего не сообщил. Божья кара. "Ты был занят своими сердечными терзаниями, я подкинул для них очередной повод, ты и обрадовался. И не почуял того, как...". Не почуял, что с Гайчи случилось что-то страшное. Слишком сурово, даже для Бога? Видимо, нет. Когда-то ты был сосредоточен на учебе, на лекарской службе, а в семье у тебя творилось худшее из всего, что только можно придумать. И тебя тоже могли бы предупредить. Но не предупредили. Ты обо всем узнал, когда поздно было что-то предпринимать.

Еще раз наведаться в общежитие. По новому кругу обойти две ваших с ней больницы. Ничего нового. И дома — никого и ничего.

Сейчас ты все-таки перейдешь улицу. Не станешь обращаться к Ямори как к сотнику Охранного, а попросишь ее как чародейку. Скажешь: пропала моя ученица, нигде не могу ее найти, нужна чара ясновидения.

Змей подал голос:

— Не ходи. Может быть, мастерше Малуви доставит некое злобное удовольствие то зрелище, что она увидит в хрустальном шаре. "Любовь поэта, или Одураченный врачеватель." И выражение твоего лица, когда ты сие увидишь. Мне — нет. Поверь: тебе тоже.

— Мне не до моих неудовольствий. Я хотя бы убежусь, что Гайчи жива и в безопасности. Или — что это не так, и тогда уже буду думать, что делать.

— А если Ямори тебе ответит: "Ясновидение невозможно"? Ты спросишь, почему. В том ли дело, что местонахождение Гайчи защищено от чародейского наблюдения?

— Это будет значить, что Гайчи вправду забрали в Охранное. Мастерше даже никаких присяг нарушать не придется.

— Или это будет значить, что мастерша не собирается заниматься решением твоих сложностей.

Впрочем, ты тоже не был уверен, сможешь ли ты поверить Ямори. Тебе нечего предложить ей — а вот Бенг с нею договориться мог бы. Опередить тебя, благо его перемещения в пространстве не занимают времени. Взмолиться: "Сейчас к тебе придет Лингарраи. Будет просить о помощи. Не соглашайся, пожалуйста! Я сделаю всё, что хочешь, только не соглашайся!"

И все-таки ты пошел.

Ямори была дома. И ее коллега тоже. На сей раз — в мэйанском обличии. Ты изложил цель своего прихода. Она ответила:

— Мы в последнее время слишком много занимаемся наваждениями. Это, как ты знаешь, направление чародейства, противоположное ясновидению.

— Высокоученая не берется за заказы, близко не связанные с насущным предметом изысканий?

— Дело не в этом. Я могла бы попробовать, но сначала — приведи сюда стороннего наблюдателя. Другого кудесника, который проследит за моими чарами и подтвердит тебе: да, в "хрустальном шаре" действительно явилась ясновидческая картинка, а не иллюзия. Я сама такого ручательства дать не смогу, мастер Лунни тоже.

Коллега развел руками: верьте слову, не смогу.

— Кого я мог бы позвать для этого? У меня больше нет в Ларбаре знакомых-чародеев.

Ямори назвала тебе прозвание, должность и адрес какого-то мастера. По ее расчетам, он должен был быть дома, а не на службе.

— А потом станет надобен второй проверяльщик, проследить за первым... — задумчиво изрек ее напарник.

— Если ставить вопрос так, то любое исследование в любой области знаний сводилось бы к бессмыслице. И чародейство, и врачевание были бы пустой тратой сил. Но мы, кажется, исходим из допущения, что это не так? Я же не зову третейского судью, чтобы он мне подтвердил, что вы существуете.

— А не мерещимся? Так мы и мерещиться могём.

— Я знаю. Но сейчас мне нужен ясновидец.

Ты ходил на ту улицу, которую тебе указали. Никого не застал. Вспомнил про арандийское подворье: там тоже работают чародеи. Только ночью туда почему-то не пускали.

Ты решил зайти завтра. Если только завтра Тагайчи сама не появится у тебя. Или дома. Или в Первой Ларбарской. Почему-то тебе казалось: такое еще возможно.

И утром ты торопился на службу так, как давно уже не спешил. Ни здесь, в Ларбаре, ни в Камбурране. Разве что только в Валла-Марранге, очень давно.

Как выяснилось, напрасно. Гайчи не пришла ни до сбора, ни после. Ты подумал: не отпроситься ли уйти пораньше? Снова поискать того чародея, о ком говорила Ямори. Но ведь Тагайчи еще могла задержаться, объявиться позже...

Ближе к полудню ты спустился на второй этаж. Зашел в ординаторскую второй хирургии, молча сел за стол мастерши Магго. Стал дожидаться, когда она вернется из перевязочной. Сделал вид, будто не заметил тоскливо-удивленного взгляда Ягондарры, обращенного на тебя. Чуть позже сообразил: если Магго зайдет сейчас сюда, тебе придется спрашивать ее о Тагайчи при свидетелях. Или просить ее выйти вместе с тобою. Ты поднялся, медленно направился к перевязочной.

Магго — человек честный. Если твое предположение верно, она так и скажет: "Твоя ученица просила меня не говорить, где она. Но она у меня".

Магго появляется на пороге перевязочной. Немедленно попадает в объятия родственников кого-то из своих недужных, долго объясняет им, что же случилось с их кормильцем. Ты ждешь, пока закончится этот разговор. Не тут-то было. Мастершу немедленно зовет кто-то из сестер. Через четверть часа тебе все же удается окликнуть ее.

— Не знаю, — отвечает Магго. — Я Гайчи ни вчера, ни сегодня не видала. И знаешь, что, мастер? Оставил бы ты ее в покое. У детей — каникулы...

По окончании служебного дня — снова в общежитие. Гайчи не ночевала и не заходила. Оттуда — на Водорослевую. Там по-прежнему ничего не знают. Потом на подворье. Пусть ирианг даст тебе разъяснения насчет Божьей кары. И может быть, кудесник согласится помочь в ясновидении. Или сам поглядит в "хрустальный шар".

Ирианг в отъезде, на чьих-то похоронах. Помощник его посмотрел на тебя и заявил: проклятия нет, а насчет обряда очищения можем договориться. Потребуются предварительные беседы, две или три... Кудесник занят, его секретарь советует зайти завтра.

Ты отправился в семибожный храм Владычицы Врачевания.

— Я сам принадлежу к единобожной вере. Но моя ученица — будущий лекарь, семибожница. Она пропала: несколько дней уже не появлялась ни дома, ни на работе. Возможно, больна. Вы можете помочь мне найти ее?

Жрица взялась помолиться. Об итогах молитвы обещала сообщить тебе опять-таки завтра.

Назавтра Тагайчи объявилась. Просто пришла на работу. Уже не выглядит больной.

Что же всё-таки это было? Зачем было прятаться? Ребячество, желание тебе доказать свою волю? "Ты выгнал меня с работы, с моей любимой работы? Так убедись, что без меня ты сам очень скоро не сможешь работать!" Еще сутки, двое — и ты в самом деле стал бы ни на что не годен. Или попытка отделаться от тебя? "Видишь, мы не подходим друг другу. У меня своя жизнь, свои простуды. Ты, сам того не желая, признался: тебе до них дела нет. Вот и хорошо, на том и расстанемся." Или что-то еще?

На всякий случай ты извинился перед нею за то, что позавчера, кажется, нагрубил ее соседке.

Вечером этого же дня Гайчи была у тебя, на Коинской. Объяснений, примирения не вышло. Ты промолчал. Только сказал — уже ночью, в то самое мгновение, которое называют "телесной близостью":

— Не смей, слышишь ли, никогда не смей думать, будто я хоть когда-нибудь не думаю о тебе!

* * *

Год скоро кончится. Не то чтобы в Ларбаре чуялось приближение весны — как раз наоборот, много дней уже стоит легкий мороз, снег лежит на улицах. Просто время побежало быстрее. Или это теперь всегда так будет — все быстрей и быстрей, по мере приближения твоей старости?

В Приморской столице снова ожидаются торжества. На сей раз даже не областные, а общегосударственные. Отмечают четырехсотлетие той зимней бури, которая пригнала в Ларбар первые корабли из Пардвены. Целью их похода было изучение северной Вингары — а пришлось заняться берегами по ту сторону Торгового моря, совсем холодными землями.

Крапчатому хотелось поглядеть на большие корабли в гавани, на моряков в полной парадной форме. На празднование собрались адмиралы всех флотов Короны, зарубежные гости... Прибыл и высокородный Мугуи, наследник Короля: хотя он и не военный моряк, а исследователь морских животных, но и сам знаменит как первопроходец. Всех желающих в порту приглашают осмотреть новейшее достижение отечественных корабелов — управляемое устройство для глубоководных работ, созданное по заказу королевича и его коллег.

В городе заметно усиление светской жизни: заседания, парады и балы, шествия и прочее. На вашей лечебнице сие отразилось почти немедленно: полусотник королевского Почетного караула, боярич Маррбери, в очередной раз ранен на поединке. Доставлен не в свою войсковую лечебницу, а в Первую городскую. Почему-то подобное решение считается более приличным — ибо поединки, как известно, запрещены воинским уставом и гражданским законом, однако правилами чести они настоятельно предписываются.

Странно. Шариковые самострелы позволяют определить победителя в честном бою. Дают правому утолить свой гнев унижением неправого, обойдясь при этом без ран и увечий. Но здесь они почему-то не в ходу. Правый, будто бы, обязан рисковать жизнью. Поэтому дерутся на саблях.

А к тебе приехал твой сын. Такова была воля его служебного начальства: десятник Лииранда придан в сопровождение одному из отставных военно-морских чинов Восточного флота, приглашенных на торжества. В один из вечеров Ранда получил увольнение на берег и явное указание: повидаться с родителем. Соблюсти семейные приличия, раз уж отец его сам не часто видится с ним.

Нет, сын явился к тебе на Коинскую не просто с изъяснением почтительности. И не сразу заспешил уходить. Сидел с тобою, пил кофей, говорил. Долго, напряженно. Заметил, конечно, что и тебе непросто толковать с ним, — но решимости сие ему не прибавило.

Ты бы не удивился, увидев в его глазах неприязнь. Или тихий гнев, или презрение. Редкостно дурной у человека оказался отец. Не отец — пустое место... Или скуку, желание поскорее покончить с этой ненужной беседой. Нет. Только неловкость. Во всем: и во взгляде, и в движениях.

Ты тоже на него смотрел. И обычными глазами, и с помощью Божьих чудес. Предположил: что, если скованность его происходит от дурного телесного самочувствия? Но нет, парень здоров. Выглядит совсем взрослым. Ты в его годы больше был похож на подростка, чем на отца семейства. Ранда по облику и повадке — уже не юноша, а молодой мужчина. Был бы по-настоящему красив, если бы сумел хоть немного расслабиться. Почему-то тебе показалось: он таков не только с тобою, здесь, в чужом городе, но и всегда. Может быть, кроме часов, проводимых с дедом.

По его словам, дед держится бодро. Трудится в меру сил. А сам Ранда хочет с тобою посоветоваться.

Парень излагал суть своих сомнений. Медленно и сбивчиво. Невнятица, недостойная командира, пусть еще и не слишком высокого по чину? Вероятнее всего, ты за этим и был ему нужен. Разумеется, он способен высказываться четко — на службе или при деде. Но на этом четком войсковом языке некоторых вопросов просто не задашь, нет запаса надобных слов. А гражданских собеседников у Ранды немного.

Рассказывал о том, что его заботит. Десятник Лииранда Чангаданг к третьему году службы, обязательной для мужчины его сословия, осознал, на что Объединению нужна береговая оборона. Вторжения супостатов извне не будет. По крайней мере, последует оно явно не так скоро, как будет отдан другой приказ: защищать берега Объединения от внутреннего врага. В данном, рандином случае — от рабочей и безработной молодежи города Марранга и ближней сельской округи. Причем не просто от толпы, а от бойцов беззаконных гильдейских боевых отрядов. Созданием таких шаек в Аранде нынче гильдии занимаются едва ли не с большим усердием, чем своими прямыми производственными задачами. Иначе говоря, десятнику Ранде предстоит воевать против собственного народа. Имея под началом у себя родичей этих боевиков, их соседей, однокашников по школе...

Гражданская смута. Война гильдий с Королем или друг с дружкой. Или же, вероятнее всего — за Короля против дурных служителей Короны в лице Ведомства Безопасности, включая и Войско, и Стражу, и Охранное отделение. Самое для Ранды отвратительное во всем этом — то, что Охранка поощряет гильдейские отряды. Якобы, сие позволяет занять хоть каким-то делом ребят, чьи рабочие руки не нужны на заводах. Избавить юношество от скуки, пьянства, хоть немного возвысить его "рабочую гордость"... В основном за счет регулярных драк с такими же безработными, если уж для поднятия гордости не имеется других способов — вроде расширения производства, создания рабочих мест, выплаты работникам жалованья, сколько-нибудь соразмерного условиям их быта... На самом деле эти отряды ведут к обращению молодых заводских парней в некое подобие слабоумного воинства трехсотлетней давности. Тех времен, когда Царство распадалось, и многие Палаты для забавы содержали боевиков-невольников. Стравливали их между собою, чтобы выжили сильнейшие, и потом их можно было использовать уже не на потешной, а на настоящей войне.