Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Едем в спортзал, я счастливая такая, наконец-то смогу "непревзойдённые" результаты показать. Сейчас я их, как детей, как посетителей детсада!
До этого, пока меня Вива с Изей (второй Тенин куратор, ник Изольда) на даче обучали, тренировали по разным дисциплинам, дура дурой себя показала. Сейчас-то, думаю, реабилитируюсь... как школьниц, как обгадившихся пионерок... В общем, подготовилась конкретно, специально не ела ничего. Просралась, прости за интимные подробности, как следует. Видишь ли, при использовании человеком Ци-энергии, есть один некрасивый аспект. Его в китайских сказках про кунг-фу почему-то не показывают. Когда из тебя Ци выходит, то высвобождается всё, что есть в организме. Можно и пернуть, как пушка, а можно и обосраться, если давно в сортире не была. Я это с шести лет усвоила.
Короче, приехали. Спортзал какого-то троллейбусного депо. Мы вроде, как смежники, коллеги с трамвайного. Пришли потренироваться. Смотрю, наши, человек восемь, чужих никого нет. Перезнакомились в живую, переобнимались, начали. Вышла девчонка, ниже на голову, легче килограмм на восемь и дрищ дрищом. А у вашей покорной слуги, всю жизнь, особенно последние два года, самый легкий спарринг-партнер в поединках, тяжелее в два раза был. Господи! — думаю — Не убить бы кроху... Делаю обманное движение, не усекаю сам момент, но уже вижу перед глазами собственную жопу. Ну, вот, думаю — "Поцелуй себя в задницу!". По ходу меня узелком закрутили. И ручонка моя у неё на болевом. Она не давит, но четко фиксирует, если дернусь, может и сломать. Вот так... Ну, сдаюсь, встаю, говорю:
— Следующий!
А следующей у меня Холли была. Я думаю, "да ну-ка нах ..." и распускаю потихоньку "парус". Энергию Ци аккумулировать. Тут мне в голове до-о-обрый, предобрый голос говорит: "Ой! Какой лепесток красивый! Ма-а-аленький такой...". И ла-а-асковые пальчики, берут мой могучий парус и сворачивают его в трубочку, как конфетный фантик. Без малейшего напряжения. А я между тем чувствую, что меня уже аккуратненько расправили на полу в ринге, укутали чем-то вроде невидимого одеяла, и сейчас подтыкают заботливо под бока. Чтобы не раскрылась.
"Лежи, малышка, отдыхай!".
— А дальше?
— Затем к ней Цитрус вышел. Был у нас такой мечтатель-хохол. Убили потом бедолагу, — подключилась появившаяся на виртуальном мониторе Холли. — Хороший парнишка, только простодушный малость и чуть-чуть самонадеянный. Он ник свой, ещё на первой чеченской получил. Сидели в засаде, пятерку духов караулили. А дело было в горном кишлаке, даже не кишлак, а два домика и кошара в горах. Овцам ночевать. Николай старший, прикомандированный к спецназовскому разведвзводу. Три направления перекрыли, а четвертое, в пропасть, просохатили. Наш будущий Апельсин давай перед спецами разливаться, психолога из себя изображать. Оценивать ситуацию. Там амир Ибрагим был старшим у духов.
— Це трус! У них альпинистского снаряжения нима. А "голый", он в пропасть не полезет. Я же говорю — це трус!
Утром сунулись на штурм, — пусто. Тю-тю нохчей, ушли пропастью. Хорошо командир спецов, пока нашего прорицателя слушал, отправил вниз две двойки снайперов. Снял с основного направления, куда их Цитрус определил. Они их и положили, приняли в два смыка. Операция не провалилась, а Микола Цитрусом стал.
В общем, сходятся они, с тогда ещё Алёнушкой. И Мандарин, простая душа, потопал по стопам Индиры. Той девочки, которая Тень первой ушатала. Врубился, что вновь прибывшая кое с чем совершенно не знакома.
Но у Индиры Ганди было преимущество — Тень её, маленькую, убить боялась. Кроме того, Ганди по шолтеки, засекреченной индийской борьбе, большо-о-й специалист. Не чета Цитрамону. В шолтеки, тактически грамотней дождаться пока тебя атакуют. Выгодней во всех смыслах. Менее энергозатратно, более результативно. А Цитрус попер дуриком, он здоровый, накачанный такой слоняра был. Я сижу, наблюдаю за этой клоунадой, сейчас, думаю, новенькая Колямбу "цишкой", ка-а-ак шмякнет... Будем за свой счет шведскую стенку в конспиративном спортзале чинить. Ан нет, смотрю, она осторожненько так, как бы на ощупь, вектор меняет, чисто по шолтеки... И Апельсин, как и положено, сам себя в бараний рог закручивает. Она стрелку вектора довернула, отпускает и аккуратно его фиксирует. У меня аж в носу защипало от умиления. Дал же Бог ребенку таланта в рукопашке! На ходу подметки режет. За один, единственный поединок, ещё и с плиз-дюлиной на свою попу, успела алгоритм целого бойцового направления прочувствовать... Круть!
— Хм-м... Ваш Цитрус первый из странников, кто не вызвал у меня восхищенного трепета. Нормальный такой раздолбай. Из "обыкновенных".
— Микола был результат "эксперимента", — Холли улыбнулась. — В конце восьмидесятых, наши истерички возопили: Мало нас! Мужиков, считай, ва-аще не прибывает!
Я тоже, повелась, как дура, на эту музыку. Решили всё упростить до безобразия. Просто едем по базам спецназа и проводим тест на экстрасенсорику. Кто проходит, того берем. Поехали Гамма, Могила, ну и меня припрягли.
Вот на второй базе я его и подобрала. Тест простенький им предложила: напишите любое число. И мысленно подсказываю: надо писать сто сорок восемь целых, ноль семь сотых. Он один из ста пятидесяти человек написал. Пришлось брать.
— Врёт она всё, лакирует действительность, — вмешалась ещё одна, тёмненькая девушка. По виду из её окна, я понял, что собеседница находится в нашем посольстве, в Бейруте. — Туда сперва Маринка Могилевская поехала. По легенде, как бы семинар проводить. Могила чуткая, как ворона. Ещё до теста дело не дошло, а она обнаружила какое-то воздействие на себя. Довольно мощное. Могилка умничка, не стала шашкой махать, пошла в обратку, что б ни испортить ничего. Отправили Голландию. Та тестик провела, циферку получила, сказала Цитрусу чтобы подумал до завтра, а сама пошла обедать.
— И что? Извините, рад знакомству — Чиф.
— Меня Астория, Ася зовут. А то... там разговорилась с девушкой-официанткой. Она ей говорит, слава Богу, мол, что Николашу забираете. Он половине города девчонкам головы задурил. Холли хмыкнула, давай разбираться. Самого мальчугана по спектрам разложила, с народом пообщалась. Выяснила следующее. Малец в себе экстрасенсорные способности развил, на почве секса. Увидит девицу и давай потом медитировать, мечтать о ней. Да так, что она назначенный день и час туда, куда он пожелает, сама придет. И на шею сама бросится, без вариантов. Типа осечек у орла ещё не случалось. Плюс эрекция у парня конячья. И хрен с оглоблю. Он очень этим гордится и носится с ним, как с писаной торбой. И самовлюблён на этой почве. В принципе, есть от чего. Метр девяносто пять рост, косая сажень в плечах, румянец на всю щеку. Вот, как-то так.
— И что было дальше?
— Ну, что... Голландия пощупала пространство, и пошла по второму кругу в столовую. Никола как раз кушать прибыл. Посмотрела на него зазывно, и вернулась к себе.
Ночью заходит к нему в комнатенку, в офицерском общежитии.
— Звал? Самец говоришь? — я пришла. Что делать будем?
А тот вдруг ясно понимает, что уже ничего не будем. НИКОГДА! Всё лежит, в лёжку. Нечем ему делать, отвоевался.
Взвыл, "за что!?", а она ему: Помнишь, девочку-Юлечку, что с двенадцатого этажа спрыгнула?
Микола кричит: а я-то здесь причем, если она истеричка? Я, мол, вообще ничего не знал об этом случае...
Та отвечает, да как же не знал, если я это из твоей головы вытащила. Ты же обидел её... "Кто я, и кто ты!?" ... а она с комплексами была... Поедешь со мной, понаблюдаю, может тебе стоит вслед за Юлечкой шагнуть? Заодно дам обратную сторону любви почувствовать...
Четыре года он по ней сох, страшно, почернел весь, потом она его отпустила. Силу мужскую вернула. Только по бабам, без разбора Микола уже никогда, до самой смерти не бегал. И относился к женщине с пиететом. А просто, как к источнику удовольствия, перестал.
— А вообще, тот эксперимент, конечно, полная лажа был, — снова подключилась Холли. — Насобирали по двенадцати базам девять человек. Все и отсеялись, кроме Цитрамона. Да и его, по идее, надо было отчислять. Это уж я, в воспитательных целях придержала, а потом он как-то подтянулся и не за что стало обнулять.
— Подожди... Ир..., извини, я хотел сказать, Холли! А как это "отчислили"? Вы, что их... того?
— Сдурел что ли? Мы же отбирали НАСТОЯЩИХ спецназовцев, МАСТЕРОВ. Из тысячи человек, хорошо если две-три сотни, к нам на встречу, для окончательного теста допускались. А такие люди дорого государству обходятся. Да и вообще, никто не будет живых людей ни за что, ни про что расходовать. Текучка у нас иногда бывала. Наплывами. В тот или иной год, некоторые из новеньких не выдерживают. Знаешь, что самое тяжелое в странниках? Ты постоянно "голый", как на нудистом пляже. Здесь вечно надо быть самим собой. Тебя видно. Твое прошлое, тайны, загадки какие-то, никому не нужны. Но если ты вор, трус, мародер, завистник, садист, просто мелочное гавно — люди все равно увидят. Как не маскируйся. Это у тебя в спектре отображаться будет. И на боле менее ровном фоне нашего информационного поля, ты будешь выглядеть инородной кляксой. Естественно никто тебя за это расстреливать не станет. Для этого есть Медуза Горгона.
— Я, я Медуза Горгона! — на виртуальном мониторе появилась очень колоритная тётка.
Вот попробуйте себе представить: в самой современной научной лаборатории, сидит жилистая гражданка лет сорока-сорока пяти. В хорошо растянутой тельняшке на голое тело, голова черной банданой, на манер пиратского платка повязана. И главное, внимание! — на левом глазу аккуратная черная нашлепка, а на плече реальный, белый попугай!
— Флинт! Уйди, падла, на свой насест! Якорь тебе в жопу! Опять ты мне всё плечо своими копытами разодрал! — молвила тётя голосом русской Тины Тернер. Надо сказать, что это было очень харизматично. У меня аж мурашки веером по шкуре сыпанули.
— Вот понимаешь, юнга, любит он меня! Чуть зевнешь, так и норовит на тело мое упругое вскарабкаться. Ухаживает так, кобель крылатый... — промолвила "пиратка", бережно взяла попугая левой рукой, и чуть повернувший на компьютерном стуле, посадила его на специальный кронштейн справа. При этом одна грудь у дамы чуть не вывалилась из видавшей виды тельняшки. А мне удалось заметить не то татуировку, не то просто рисунок: Русалка с пивом, в обнимку с одноглазой хозяйкой картинки, корабельный штурвал, а на заднем плане парусник с алыми парусами и висящим на рее скелетом.
— Чо смотришь, юнга? Это мой бывший висит... Намалевано, конечно, стирается. Или кто-то мне в странниках тату разрешит... Лоредена! Доча, съешь лимон! Ну и рожа у тебя... гордости-то, гордости... будто Ленина мне, а не простого мужика показываешь! А что это твой амант на мои титьки таращится? Может подправить ему память, да пусть меня любит? А что? Отрежем одну ногу, приладим деревяшку, присвоим, ник Джон Сильвер — отличная пара будем! Соглашайся дочуня! Док отрежет, он и не заметит!
— Это, Чиф, моя вторая мама. Знаменитая Медуза Горгона! — рассмеялась Гейша. — Дай Бог тебе никогда с ней по её работе не встречаться.
— О... Чиф... — значит из наших. Морских! Так и быть, можешь меня вместо Горгона, по-свойски, просто Жора называть.
— Расскажи о себе, Жора. Я тут вот, знакомлюсь, осваиваюсь.
— Ну, будем знакомы, позвольте представиться, пред вами общее горе. Врач я, из тройки Док, Гера и Горгона. А ещё отдел кадров, увольняю, иногда без выходного пособия. Стираю, замещаю память. Не подошел человек, я с ним занимаюсь и отправляем обратно в расположение. И он уже никогда не вспомнит, что был у нас. Ни нечаянно, ни под любыми воздействиями.
"Увезли, доставили на базу, окончательное тестирование не прошел, неделю бухал в Юрмале, теперь вот вернулся". И любой полиграф, любая эспэшка сто семнадцатая или пентотал, покажет, что он, таки-да, бухал в Юрмале. Без вариантов.
Или расскажет паря, что приехал, две недели дрочили на полигоне, потом почему-то не подошел. И на всю жизнь запомнит он, этот несуществующий полигон, до каждого окопчика и последней, стреляной гильзы.
Или больницу будет помнить, куда его привезли после аварии, медсестричку, которая дала ему в процедурной, когда он уже выздоравливал. Вот так, родной.
— Неприятно, наверно?
— Не сахар, конечно, но не это самое страшное. Ну, отправишь говнюка, или бедолагу войной поломанного, с выжженной душой, обратно в расположение части. И хрен с ним. Не он первый, не он последний. А вот когда своих, из игры выводить приходится, вот тогда здесь такие слёзы и сопли разливаются... плавать можно. На четырех мачтовом барке "Иван Федорович Крузенштерн". Ходоки в голове бродят, сами потерпевшие желают лучше сдохнуть...
— Иногда случается, что странник не может продолжать службу, — сухо пояснила Ларек. — Чаще всего из-за тяжелого ранения, но бывают и другие веские причины. И боец, разведчик отправляется на пенсию. Как у нас говорят: "уходит в море". Девяносто процентов пенсионеров, почему-то выбирают морское или океаническое побережье. Говорят, что море лечит. Почти никто не верит, что действительно ничего не будет помнить. Никогда не "услышит" своих.
— А почему вы стираете память "пенсионерам"? Потому, что они выпадают из общего "информационного поля"? Не верите никому? Даже своим? Боитесь предательства?
— Ничего мы не боимся! В случае провала и захвата, чего, кстати, за сорок семь лет ни разу, тьфу-тьфу-тьфу, не случалось, любой странник сам распоряжается своей жизнью. Насильно заставить его предать, невозможно. Каждый из нас умеет полностью отключать ВСЕ болевые рецепторы своего организма. Если положение сосем уж хреновое, то убить себя странник может в любой момент, как бы ему не мешали.
— Остановить сердце? А если к нему подключат аппарат "искусственное"?
— То он будет делать вид, что останавливает сердце, а сам закроет сосуды головного мозга. Полностью и необратимо. И помрет. Любые препараты на нас не действуют. Все "прокачаны" Гериным "витамином". Вещества, подавляющие волю или наоборот, растормаживающие, всё равно по сути своей наркотики.
Пенсионеры случаются не часто. На пенсию выходят либо те, кому уже, ну никак нельзя дальше работать, помрет с любого неровного вздоха. Либо, кто решил навсегда завязать с разведкой, больше не может, выгорел изнутри. Остальных немощных просто выводят за штат. Селят на то же море, либо куда пожелают. Как правило "заштатники" пашут, "ломовым лошадям уподобе". Больше нас, кадровых. В регионе, где живут такие "хуторяне", всегда спокойно, как в могиле. Там можно годами не мониторить, всё под чутким присмотром инвалидов. Они тоже не в "информационном поле". В случае форс мажора, просто свяжутся любым удобным способом.
— Понял... Мадам, а прос... — тут я запнулся, потому, что попугай Флинт, вдруг встрепенулся и, кивая, чуть не стукаясь головой о свою палку, раскачиваясь всем телом, хрипло заорал:
— Кар-рамба! Ад и дьявол! Кр-ровь и гр-ром! Висеть мне на рее нашего фр-регата, если я не р-расчитаюсь с этой помесью стар-рой обезьяны и кашалота! Разр-рази гр-ром Гер-ру! Сто пинков в спину Доктор-ру! Пиастры, пиастры, пиастр-ры! Правь на Тор-ртугу!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |