Двадцать отражений лжи

Мысленно поаплодировав изобретательности Тана, я написала Селену, чтобы он выбросил из головы свои дурацкие депрессивные настроения и, пока не вернутся внедренные агенты, оставшихся перевел на наружное наблюдение, а сам занялся систематизацией сведений.

Ближе к обеду, оторвавшись наконец от окон портативки, я вышла в штаб и удивленно вскинула брови: за столом скучал одинокий новичок, а Пешша, находившего по графику на дежурстве, вообще не было на месте.

Спустя десять минут прибежала запыхавшаяся Харлин и, лучась несколько фальшивым восторгом, сообщила, что наш северо-восточный филиал отловил наконец посредника, нанимавшего штурмовиков, едва не уложивших нас всех в могилу (не прошло и трех месяцев), и сейчас он дает показания.

Просто парад хороших новостей сегодня. К чему бы это?...

Ах, в этих показаниях всплывает еще как минимум один посредник, которого, если и найдут, будут искать еще дольше... Кто бы сомневался.

После обеда агенты наконец появились на рабочих местах, но в штабе то и дело раздавалась трель переговорника, после чего кто-нибудь спешно выбегал в коридор, возвращаясь с лицом непроницаемым, как изоляция реактора.

Пешша по-прежнему не было видно — как и Чезе, что наводило на скверные мысли.

До самого вечера вокруг меня царила какая-то подозрительная свистопляска. Месячной задолженности отчеты как по волшебству возникали у меня на столе, поручения исполнялись с космической скоростью, а когда я, ломая голову, какой бы состав группы прикрытия попросить для вояжа "в родильное отделение", чтобы это не привлекало лишнего внимания местных, не пошла на обед, Харлин притащила мне из столовой пакет булочек.

Все это выглядело не просто подозрительно, а подозрительно с большой буквы "П". Но я знала одного младшего командующего, который определенно вкурсе дела — и, хочет он этого или нет, я его все-таки найду.

Долго искать, как ни странно, не пришлось — Чезе возник у дверей штаба, когда я уже после сигнала к концу рабочего дня эти самые двери запирала. Не давая мне даже открыть рот, он выпалил:

— Шеф, там... там просто катастрофа!

— Где?

— У Марлен!

— Где?! — взревела я. — Почему сразу не сказали?!

Все посторонние мысли разом вышибло из головы, и я бегом ринулась к подъемникам.

Через минуту я уже была возле каюты Алиссондры. Дверь была не заперта, но свет не горел, и я, пригнувшись, осторожно шмыгнула внутрь. Марлен обнаружилась уже в коридоре — немного похожая на воздушный шарик в своем белом, почти светящимся в темноте платье. Она невозмутимо поздоровалась, не делая никаких попыток включить все-таки свет. Лампы у них перегорели, что ли?...

— Ну и какая катастрофа произошла? — я обернулась к догнавшему меня Чезе и зашарила рукой по стене в поисках выключателя.

— Вы забыли про... — начала Марлен и хлопнула в ладоши.

Вспыхнул ослепительный свет и полдюжины луженых глоток провопили:

— День Рожденья!!!

— А?... — я машинально попыталась дать задний ход, но была тут же изловлена и усажена в кресло, вытащенное на середину гостиной.

Я переводила взгляд с одной довольной физиономии на другую и очень глупо улыбалась. Даже комнату украсили, обормоты... Голографическая мишура и прочие глупости — десяток гелиевых шариков прыгал под потолком, размалеванный во все цвета радуги.

"Сюрпризом" дело не ограничилось — состроив физиономии образца "армейская парадная", эти поздравляльщики выстроились коридором перед моим креслом. Вперед строевым шагом вышел Пешш, с комично-серьезным видом вскинул руку в салюте, повернулся к "войску" и рявкнул:

— Залп в честь куратора!

В дюжине рук возникли длинные узкомордые бутылки, "залпанувшие" так, что пробки, рикошетом отскочившие от потолка, градом застучали по "торжественному построению". Последнюю бутылку в чехле от винтовки преподнесли мне и предложили застрелить кого-нибудь на потеху почтенной публике.

— Клоуны, — я повертела в руках бутылку, оказавшейся фруктовой шипучкой для детей, и сделала вид, что вытаскиваю пробку. — А ну признавайтесь, кому я должна быть благодарна за этот цирк? Чезе, нашли что отмечать, честное слово...

— И не надо на меня так смотреть, — возмутился секретарь. — Мне бы такая мысль и в голову не пришла. Наши суровые парни не смогли отказать фарре Рис. Это все — от идеи до вашего присутствия здесь — дело ее нежных ручек. А потому ей и предоставляем первое слово.

"Суровые парни" разразились овациями. Я недоверчиво покачала головой. Ну ничего себе, крошка умудрилась захомутать мой блок подчистую!

Между тем девушка, смущаясь, откашлялась.

— Без вас я потеряла бы ребенка и навряд ли сама осталась бы в живых... И я подумала, что это самое малое, чем я могу вас отблагодарить.

— Марлен, это же моя работа, — мягко ответила я. — С таким же успехом вы можете благодарить любого в этой комнате.

— Неправда. Думаю, вы и сами знаете, — тихо сказала она. Огромные светлые глаза внимательно посмотрели мне в лицо, и я поняла: действительно знает. Видимо, будущая богиня уже ведет разговоры с собственной матерью.

— Но, на самом деле, — девушка вернулась к тому же, что и Чезе, "поздравительному" тону, — я совсем немного сделала. Мы с Алиссо всего лишь украсили комнату, другие сделали намного больше. Вот, например, Чезе взял на себя почти всю организационную работу. А Пешш... Ой, это было очень смешно — он ломал защиту холодильника в столовой прямо отсюда, представляете? И смотрите, что у нас теперь есть!

Она стащила с перенесенного из кухни стола скатерть.

Я-то как раз представляла — поэтому не слишком удивилась, когда под скатертью обнаружилось меню высшего командного состава. Бедный Эрро, я уже и объедать его начала...

— Так что, куратор, это подарок от всех нас, — Чезе тепло улыбнулся. — И вы просто не имеете права сидеть здесь с таким выражением лица, — он поймал один из плававших под потолком шариков, который и сунул мне в руки со словами: — Так что уважьте наш труд и придите наконец в праздничное настроение!

Дурной пример оказался заразителен: после выступления Чезе все приняли гоняться за шариками и блистать остроумием. Местами было действительно смешно.

Через десять минут я стала обладательницей самого огромного букета воздушных шариков в этой галактике, для надежности привязанных к подлокотнику моего кресла. Надписи на шариках варьировались от банального "Поздравляем" до нестандартного "Парковка строго по нечетным дням" (на обратной стороне я обнаружила метку стояночного буйка).

Буек меня добил. Я высунулась из частокола шариков и подстрелила-таки из трофейной бутылки виновника шарикомании. Чезе картинно схватился за грудь и рухнул под стол. Агенты радостно взревели и торжественно накрыли его скатертью, заявив, что больше в руки тирана не отдадут.

Через полчаса все расшалились окончательно, и веселье забило ключом.

Ведь если праздник есть — надо веселиться. Я так и вижу, как Марлен с горящими глазами излагает перед моими бравыми парнями свой великий план, а потом раскрашивает шарики краской для аварийной маркировки кораблей и обсуждает со своим животиком цвета поздравительных надписей на голографии. Как Пешш, обвешавшись со всех сторон окнами портативки, фальшиво уверяет центральный компьютер хозэтажа, что все в полном порядке, в то время как его соучастники в четыре руки опустошают казенные холодильники. Я вижу, как над всем этим безобразием незримой тенью мечется мой неизменный помощник, пытаясь оказаться во всех местах одновременно. Как, впрочем, и всегда. И все это — ради дня рожденья, вытащенного вами из моего официального личного дела, фальшивого, как и само это досье.

А у меня все-таки паранойя. Ведь если там, наверху, где-то действительно есть боги, значит, жизнь не может быть просто борьбой за выживание.

Поэтому — веселитесь, ребята, вы заслужили. У нас сегодня, в конце концов, праздник. И не мой. Наш.

* * *

Домой я вернулась уже под утро, слишком много думающая о большой кружке кофе, чтобы заметить неладное сразу. Но я заметила — пусть и вечером. Пусть это и был вечер даже не этого дня...

На столике посреди гостиной лежал небольшой сверток, прижимающий небрежно нацарапанную записку. Сквозь полупрозрачный пластик слабо пробивался красноватый свет, а в записке было всего четыре слова: "С днем рожденья. Выздоравливай".

Я знала, что внутри. И тем более, я знала, чей почерк скачет по листу, как пьяная мышовка по поляне.

В горле встал ком. Забрал бы уже тогда и свой пиджак заодно.

Я медленно развернула упаковку и сжала холодные металлические звенья в кулаке.

На длинной цепочке покачивался крошечный камешек, светящийся, как сгусток красного тумана.

Сердце Рух, кристалл Рос. Мои крылья.

В четвертом доке "Полюса" царила та бурная и деятельная суета, которая и определяет по-настоящему важный рейс. "Вентрию", легкий пассажирский катер, тестировали и осматривали со всех сторон. Параллельно шла погрузка — хотя упакованных контейнеров было совсем мало.

Неро сидел верхом на балке перекрытия и сверху наблюдал за маленькими, почти игрушечными фигурками, расхаживающими вокруг "Вентрии". Перед ним висело голо-окно с полным маршрутом корабля, но и без того порт назначения был ясен как день — стоило опознать в одной из фигурок некую фарру Шалли.

Вокруг нее веночком выстроился весь блок А-19, которому оная фарра что-то говорила, бурно размахивая руками. Через десять минут она ушла, а одна из стоявших до того навытяжку перед своим куратором фигурок подняла голову, и, широко улыбнувшись Неро, неторопливо пошла к лестнице. Еще бы ручкой помахал, конспиратор хренов...

За спиной глухо хлопнул телепортационный переход.

— У тебя в родословной точно не было птиц? Как ты вообще можешь сидеть на этих жердочках...

Неро обернулся, хмыкнув: игрушечная фигурка превратилась в полноразмерного мужчину в форме оперативника Корпуса, осторожно усаживающегося рядом с ним.

— Ну, как там?

— Марлен — хорошо. Но, сдается мне, ты не о ней.

Неро сложил портативку, застегнул браслет и, глядя на гладкий серебристые корпус "Вентрии", сказал:

— Ты же присмотришь за ней?...

— Куда я денусь, — тот кивнул. — В конце концов, не пропадать же моей лаборатории.

— Спасибо, Тан.

Отражение семнадцатое.

Силлан не поражал воображения ничем, кроме бесконечных туч стелящейся у самой земли мелкой пыли. Она лезла в глаза, хрустела на зубах, покрывала неряшливым налетом одежду, технику и дома.

Маленькая планетка, маленький город с бесконечными рядами похожих на ангары домов и серой громадой местного филиала Академии в центре. Желтая пыль на крышах, на шероховатых стенах, на редких прохожих... Город был похож на призрак, сливаясь с раскинувшейся на километры вокруг пустыней. С яркого лазурного неба днем раскаленной лампой светила двойная звезда, ночью было черно, как в бочке.

Я бросила последний взгляд наружу и отвернулась от окна. Как же мне все это надоело...

— Рядовой Пешш, можете мне внятно объяснить, что вы здесь до сих пор делаете? — прервала я легкомысленную болтовню уже второй час маячащего у постели Марлен агента.

— Так точно, куратор! — жизнерадостно отозвался Пешш, подскакивая и вытягиваясь в струнку. — Алиссондра отправилась общаться с местными костоправами. И попросила ее заменить.

— Хирурги настолько заняты, что не в состоянии посетить палату самостоятельно? -поинтересовалась я.

— Ну...

— Вот именно. Марлен нужно отдыхать, а не до часу ночи скрашивать твою бессонницу.

— Но он мне совершенно не мешает! — запротестовала девушка. — Я не хочу спать.

— Сомневаюсь, — я послала Пешшу выразительный взгляд.

— Уже ухожу, — легко согласился он. И невинно заметил: — Какой интересный у вас медальон. И оправа характерная. У мудрейших братьев купили? Могу поспорить, дорого обошлось.

— Пешш, шагом марш проверять данные с орбиты. И — да. Дорого.

Дороже некуда.

Он наконец ушел, а я присела на стул у кровати, в уже который, набивший оскомину раз, уговаривая Марлен потерпеть эти несчастные несколько дней больничного режима и не злить доктора Хова, уже приходившего ко мне с жалобами на лишних посетителей.

Девушка мерно кивала, а потом принялась уверять, что к ней и забегают-то всего на минутку.

На минутку... Прикроватный столик утопал в цветах, причем большую часть из них принесла не я. Из-за букетов было едва видно саму Марлен, в голубой больничной сорочке кажущуюся еще более хрупкой и бесцветной, чем обычно.

Алиссондра пришла только через час — с зеленоватым от усталости и стимуляторов лицом и пестрящим заметками блокнотом подмышкой. Я отправила ее спать, взамен подняв с постели Харлин. Та пришла со своим кофейником — и даже поделилась со мной. Ее ждала бессонная ночь у чужой постели, меня — у экранов портативки, и, хотя сил не оставалось ни у меня, ни у нее, это было нужно.

Потому что — бдительность, эхлы бы ее побрали...

Ведь мы до сих пор не знаем, кому и зачем нужна эта еще не родившаяся девочка, зато наш противник не может не знать, что у него остался последний действительно серьезный шанс. Пройдет неделя — и крошечный сверток в розовом одеяльце упрячут за семью замками на неприступном "Полюсе". А то и на Станайе, если мудрейшие смогут выторговать у Корпуса эту жизнь.

Это будет уже совсем не моя проблема — на мои плечи свалятся новые, но как же далеко до этого момента...

Целая неделя. Целая вечность.

Я вышла в коридор и медленно зашагала в жилой корпус — в нем останавливались родственники и, как в нашем случае — "охрана".

Белоснежные стены слепили усталые глаза. Войдя впервые внутрь клиники и отряхнувшись от песка, именно их я заметила первыми, и только потом — все прочее. Новейшее оборудование, опытный персонал, идеальная стерильность... Хова можно было понять — ради таких условий можно было потерпеть и худший климат.

Дверь переходного бокса бесшумно скользнула в сторону. Горячий ветер рванул полы форменной куртки, неся за собой сотни сухих крупинок. Я сощурилась, сунула руки в карманы и села на скамейку у входа.

На черном небе бриллиантово сияла россыпь звезд. Ветер выдергивал пряди волос из тщательно закрученного узла, присыпая мелким песком.

Я пропускала песчинки сквозь пальцы, невидящим взглядом скользя по цепи дюн на горизонте.

Как же я устала...

Устала от необходимости что-то делать, от кого-то что-то требовать и напряженно ждать исхода, отвечать на сотни вопросов ежечасно, быть ответственной за все и ни на что не иметь влияния. Я застряла между небом и землей, как мятежные эйра из книжки Санха.

Никогда не видеть родины — это ли не страшно?...

Тихо звякнули друг о друга амулеты на груди. Я с тоской уставилась на горизонт. Как же все это... неправильно.

Почему я чувствую себя виноватой, хотя никого ни к чему не принуждала?... Не давала гарантий, не заставляла сохранять все наши договоренности в силе, хотя и аннулировала свою их часть. Не просила ради меня то ли выпрашивать, то ли воровать священные реликвии...