— Нет, — засмеялся Алекс. — Я еще слишком молод для семейной жизни, господин Тусет.
— А сколько тебе лет? — живо заинтересовался старик.
— Шестнадцать.
— Ты прав, моряки в таком возрасте семью не заводят, — согласился собеседник. — Так что же ты будешь делать? Вернешься на родину к семье?
— У меня никого нет, — ответил молодой человек. — Но зачем ты это спрашиваешь, господин Тусет?
— Интересно, — улыбнулся жрец. — Старики всегда любопытны.
— Я не знаю, что буду делать после того, как выполню волю Энохсета, — сказал Алекс. — Жизнь сама подскажет мне путь.
С этими словами он поклонился и сошел вниз.
У порта всегда толпились возчики, готовые за небольшую плату отвезти или привезти мелкие партии грузов. Нарон нанял большую повозку, запряженную парой ослов, и отправился на рынок покупать продовольствие для команды. Мешок муки, корзина фасоли, бобы, лук, чеснок. Матросы грузили припасы на тележку и приглядывали за базарными мальчишками. Целая стайка чумазых босоногих пацанят от пяти до десяти лет вилась вокруг, ожидая только удобного момента, чтобы спереть что-нибудь. Капитан пребывал в прескверном настроении и ожидал любого повода, чтобы сорвать зло хоть на ком-нибудь.
— Ты что мне подсовываешь?! — со смешанным чувством радости и облегчения набросился он на торговца маслом. — Оно же прогоркло! Отравить меня хочешь?
— Масло хорошее, господин, — попытался возразить продавец, маленький, похожий на бородатого мальчишку, человечек с платком на голове. — Ты только попробуй!
Но Нарон уже закусил удила.
— Да от него несет за десять арсаногов как от скотомогильника!
— Только чуть-чуть попахивет, — пошел на попятную лавочник. — Так ты сам, уважаемый, просил подешевле!
— Но не такого дерьма, что ты мне предлагаешь! — самозабвенно орал капитан "Бороздящего стихию". — Оно же на полдороге до Нидоса совсем протухнет!
Привлеченные визгливыми криками Нарона вокруг стали собираться люди, радуясь бесплатному развлечению. Торговец всплеснул руками.
— Не хочешь брать масло, не бери! Зачем же кричать?!
— Чтооо!! — зарычал капитан, приподнимаясь на цыпочках от возмущения. — Ты мне еще указывать будешь?! Травишь тут своим маслом добрых людей, а я молчать должен.
Он издевался над бедным торговцем до тех пор, пока не появилась городская стража, а лавочник не поставил перед ним новый кувшин масла.
— Вот, совсем другое дело! — удовлетворенно проговорил Нарон. — Значит, есть хороший товар! Тогда почему ты прячешь его от добрых покупателей.
— Это ты-то добрый?! — не выдержал лавочник. — Да такого злого скандалиста я в жизни не видел! Давай серебро, забирай свое масло и проваливай!
Вполне довольный собой капитан махнул матросам, которые, не скрывая облегчения, погрузили кувшин на телегу.
Нарон отправил их с повозкой в порт, а сам направился на невольничий рынок. Здесь даросца ожидало большое разочарование. Встретившие его, как родного, работорговцы с горечью посетовали, что совсем недавно отправили большую часть живого товара за море. Оставшийся ассортимент ни как не мог удовлетворить капитана "Бороздящего стихию".
— Только вчера брат привез с гор, — с гордостью говорил толстый ольвийский купец, обвешанный золотыми и серебряными побрякушками. — Двенадцать девушек, стройных как кипарисы и красивых как первая улыбка зари. Десять мальчиков молодых и нежных.
— Мне нужны гребцы, уважаемый, — только что восстановленное душевное спокойствие Нарона вновь дало трещину. — Четверо сильных и выносливых мужчин.
Торговец развел в стороны короткие ручки, блеснули перстни.
— Извини, господин, ты не туда пришел. Здесь торгуют молодым товаром.
— Красавицами? — усмехнулся капитан.
— Самыми лучшими юношами и девушками на всем айханском побережье! — гордо проговорил ольвиец, выпятив пузо. — Отцы и братья меняют лишние рты на оружие.
— А не боитесь, что горцы этим же оружием вас и перебьют? — криво усмехнулся Нарон.
— Они режут только друг друга, — пренебрежительно махнул рукой работорговец. — Да и не будь нас, кто еще привезет им мечи и наконечники для стрел?
— Каждый торгует тем, что у него покупают, — философски изрек Нарон.
— Хорошо сказал, уважаемый, — масляно улыбнулся ольвиец.
— За такую хорошую мысль не подскажешь, где мне можно купить четырех сильных мужчин?
Работорговец на миг задумался.
— Как купец купцу я тебе советую обратиться к судье.
— Зачем? — удивился мореход. — Я ни с кем не хочу судиться.
— В городской тюрьме всегда есть люди, осужденные за неуплату долга...
— Спасибо, уважаемый, — поблагодарил толстяка Нарон и, узнав, где можно найти судью, покинул невольничий рынок.
Но судьба в очередной раз повернулась к нему своим несимпатичным задом. Вооруженный служитель у ворот тюрьмы разъяснил чужестранцу, что следующая сессия суда будет только через пять дней, а до этого никто не может решать судьбу узников.
От огорчения Нарон решил завернуть в таверну и как следует выпить. Но обычай велел ему ночевать сегодня на борту корабля, а после попойки его, наверняка, потянет в публичный дом.
Поэтому, горько вздохнув, он прошел мимо гостеприимно распахнутых дверей, где полуголый раб оттирал с каменных ступеней засохшую блевотину.
Нарон купил в лавке кувшинчик дорогого вина и пошел в порт. На узкой улочке, уступами спускавшейся к морю, его окликнули:
— Господин! Господин!
Капитан в раздражении повернулся.
Придерживая одной рукой сумку, а другой держась за стены, чтобы не упасть, за ним бежал какой-то молодой человек.
Нарон оглядел пустынную улицу и, нахмурившись, нашарил на поясе рукоятку кинжала.
— Постой, господин! — юноша тряхнул золотистыми кудрявыми волосами, падавшими на широкие плечи, и поклонился. — Не ты ли капитан судна, которое идет в Нидос?
— Я.
— Меня зовут Треплос, а как твое славное имя?
Молодой человек обладал сильным и звучным голосом.
— Я Нарон из Смора и хозяин корабля "Бороздящий стихию". Мы действительно спешим в Нидос.
— Я слышал, тебе нужны гребцы? — продолжил расспросы молодой человек.
— Да, я бы хотел купить четырех сильных рабов, — подтвердил капитан.
— А не возьмешь ли ты меня вольным гребцом? — неожиданно предложил Треплос. — За еду до Нидоса?
Нарон окинул собеседника изучающим взглядом.
Высокий, стройный, с широкими плечами и узкими бедрами юноша производил впечатление сильного человека. Накинутый на одно плечо хитон из грубой шерстяной ткани обнажал мускулистую шею и грудь. Большие светло-карие глаза под кустистыми бровями смотрели насмешливо и дерзко. Ни клейма раба, ни ошейника с именем хозяина.
— Кто ты такой? — спросил капитан и тут же поморщился. — Я имею виду, чем занимаешься, кто твои родители, и почему ты решил наняться вольным гребцом.
— Я сирота. Родители погибли при пожаре три года назад. Сейчас я живу у дяди и помогаю ему на винограднике. Но вообще-то я поэт.
— Кто? — вытаращил глаза Нарон.
— Поэт, — повторил Треплос. — Сочиняю оды, эпитафии и веселые песенки.
— Ну и зачем тебе в Нидос? — с усмешкой поинтересовался мореход.
— Хочу уехать в настоящий, большой город! — с пафосом ответил юноша. — Только там есть настоящие ценители поэзии!
Нарон фыркнул, с трудом сдерживая смех.
— Таких как ты, там как блох на шелудивой собаке!
— Таких, как я, там нет! — смело возразил Треплос. — Но есть люди, понимающие толк в изящной словесности. И я уверен, что мой талант не останется без покровителя... или покровительницы.
Капитан посмотрел на собеседника с легкой жалостью.
— Вот что, мальчик. Приходи через пять дней, если ты не образумишься к этому времени, я возьму тебя вольным гребцом.
— Через пять дней? — удивился юноша. — Почему так долго? Ты же говорил, что спешишь?
— У меня трюм наполовину пустой, и не хватает четырех гребцов...
— Трех, — поправил его Треплос.
— Пусть так, — легко согласился Нарон. — Но мне негде их купить. У работорговцев нужного мне товара нет...
— Так ты ждешь сессии суда? — догадался юноша.
— Ты умный мальчик, — похвалил его капитан. — И за это время я собираюсь найти попутный груз в Нидос, чтобы не плыть с пустым трюмом. Так что если собираешься плыть со мной, приходи на сессию суда. А сейчас прощай.
Нарон похлопал его по плечу и пошел дальше. Настроение его несколько улучшилось.
"Надо же! — смеясь про себя, думал мореход. — Поэт! Кому он нужен в Нидосе? Только у либрийцев можно встретить таких придурков!"
— Постой, господин! — вновь раздался голос Треплоса.
— Ну, чего тебе?
— А если я найду тебе гребцов, мы отплывем раньше?
Не выдержав, мореход засмеялся.
— У тебя есть на продажу рабы?
— Я не сказал рабов, — поправил его юноша. — Я говорил о гребцах.
— Ну, если ты мне отыщешь еще и груз..., — развел руками Нарон.
— Прощайте, господин, — мотнул головой Треплос. — Я знаю, где вас найти.
— Только не забудь сказать взрослым, куда ты собираешься, — крикнул ему вслед капитан.
— Я два года как полноправный гражданин города, — отозвался юноша. — И сам отвечаю за свою жизнь. До скорого свидания, господин.
— Давай, давай, отвечай, — проворчал Нарон, поудобнее перехватывая амфору. — До совершеннолетия дожил, а ума как у сопливого мальчишки.
Вернувшись на корабль, капитан решил провести остаток дня в компании сыра, ветчины, винограда и хорошего вина. Но перед тем, как удалиться в каюту, пришлось выдержать неприятный разговор с Тусетом. Маг, узнав, что они простоят в Милете не меньше пяти дней, очень сильно огорчился.
— Я тороплюсь, господин Нарон, — проговорил старик, прищурив обведенные темно-зеленой краской глаза. — Почему мы не можем отплыть раньше?
"Что молодой, что старый, — с жалостью к самому себе подумал мореход. — Один волосатый, другой лысый, а ума одинаково!"
Пришлось еще раз объяснить, что у него нет четырех гребцов, а взять их в Милете пока негде. Выслушав, маг согласился с капитаном, и тот спокойно отправился отдыхать.
А вот Тусету не спалось. Он долго ворочался на узкой кровати у себя в каюте, но, поняв, что заснуть все равно не получится, вышел на палубу. Айри, расположившаяся у его порога, с тревогой подняла голову.
— Спи, — отмахнулся жрец.
Девочка кивнула, и вновь завернувшись в одеяло, тихо засопела. Дул легкий ветер, принося с берега запахи жженого масла и отбросов. Город темнел большим черным пятном с редкими пятнами факелов.
— Не спится, господин Тусет? — послышался голос Алекса.
Юноша вышел из тени.
— Душно, — ответил старик. — А ты?
— Мне доверили вахту, — со смешком ответил юноша. — Команда отправилась праздновать, а у меня траур.
— Ты намерен соблюдать его все сорок дней? — перешел на келлуанский жрец.
— Так проще, — ответил на его языке Алекс. — Меньше вопросов.
— Впервые вижу моряка, который не любит выпивку и продажных девок, — покачал головой жрец.
— В жизни человек часто встречается с чем-то в первый раз, — сказал юноша, опираясь руками о борт.
— Ты читал философов? — удивился жрец.
— Что ты, господин, — засмеялся Алекс. — Я и читать то не умею. А вот и наши возвращаются.
С причала донеслись смех, громкое пение и пьяный голос Прокла.
"Ох, не простой ты моряк, мальчик, — подумал старик, глядя, как юноша помогает подняться по трапу пьяному Длину. — Совсем не простой".
После того как судьба избавила её от надоевшего Растора, жизнь Айри потихоньку наладилась, и она даже стала получать удовольствие от морского путешествия. Девочка легко справлялась с необременительными обязанностями служанки Тусета. Помочь старику вымыться, нанести краску на лицо, выполнять другие мелкие поручения. Оставшееся время она помогала готовить и разносить пищу или просто лежала на палубе, глядя на море. Прокл, узнав, что ей так и не удалось стать женой племянника тикенского богатея, искренне ей сочувствовал и никак не мог понять, почему же Айри не плачет о своей горькой судьбе. Жрец настоятельно посоветовал служанке держать язык за зубами и не рассказывать о том, что произошло в доме Котаса Минатийца.
Когда она узнала, что корабль простоит в Милете не меньше пяти дней, то и обрадовалась, и расстроилась. У нее появилась возможность походить по твердой земле, но теперь придется опять стирать одежду Тусета.
Она с хрустом потянулась и почесала голову. Несмотря на то, что край солнца уже во всю заливал лучами море, город и горы, над палубой "Бороздящего стихию" вился громкий храп, и стоял густой дух винного перегара. Вчера вечером команда в полном составе ушла на берег отмечать прибытие в порт.
Девочка привела себя в порядок и приготовила воду для омовения жреца, когда из своей каюты, пошатываясь, вышел Нарон.
— Караульный! — рыкнул он, одновременно громко испортив воздух. — Где ты, сын каракатицы?
— Я здесь, капитан, — раздался сверху чуть насмешливый голос Алекса.
Парень сидел на перилах и покачивал ногой в уродливом сапоге.
Хозяин корабля поднял голову.
— Какого лысого осьминога ты там делаешь?
— Сверху лучше видно.
— Все пришли? — Нарон направился к борту, задирая подол.
— Все, — ответил юноша. — Кроме тех двух, которые собирались остаться.
— Ну и пес с ними, — проворчал капитан, добавляя соли в море. — А что это все дрыхнут, если я уже проснулся?
— Так ведь порт же, — пожал плечами Алекс. — Да и пришли они под утро.
— Да мне плевать! — рявкнул Нарон так, что ворона, присевшая отдохнуть на мачту, с громким карканьем полетела в город. — Хватит спать, жабьи дети! Подъем, у нас куча дел!
— Какая куча, хозяин? — полным страдания голосом спросил Прокл, с трудом отрывая от палубы оплывшее лицо. — Нам же здесь еще пять дней стоять, успеем.
— Четыре дня! — заорал капитан. — Борта надо просмолить, дно почистить. Вставайте, я сказал. Или прикажу всех высечь!
Но и этот приказ остался не выполненным.
Хозяин беспомощно огляделся. Его верный пес Длин спал и пускал слюни.
— Что это ты так кричишь, уважаемый Нарон? — спросил Тусет, выходя из каюты.
— Да вот, — капитан развел руками.
Жрец усмехнулся.
— Айри? — окликнул он служанку.
— Я здесь, господин, — отозвалась девочка, улыбаясь до ушей. Она от души смеялась над безуспешными попытками капитана разбудить своих матросов. Вместе с ней улыбался щербатым ртом и единственный раб. Он тоже давно не спал, но не хотел лишний раз обращать на себя внимание хозяина.
— Ты воду приготовила? — спросил Тусет.
— Да, господин, — кивнула Айри. — Два ведра, полотенце, мыло, бритву. Все готово.
— Возьми мыло, бритву с полотенцем и положи в сумку, и захвати грязное белье. А воду вылей на этих сонь!
Вслед за громким плеском раздались крики и брань.
— Давай еще одно ведро! — смеясь, велел Нарон. — Чтобы окончательно проснулись.
— Не надо, хозяин! — успел прохрипеть Длин, когда на его голову обрушился новый поток соленой воды.
— Вставайте, жабы беременные! — капитан ринулся в толпу мокрых матросов, раздавая оплеухи. — Праздник кончился, началось похмелье!
