Скопление зла ударило его с силой необычайной. Закружило, сжало, сокрушило, Гелдзз зарычал от ужаса и распахнул глаза.
Свет...
Искры...
Повсюду молнии бьющие его несчастное полуживое тело, больно — и еще более чем больно, неприятно.
Что происходит?!!
Чьи-то лапы грубо и бесцеремонно ощупывают его. Но уже не больно. Кроме хорошо знакомого привычного зуда никаких неприятных ощущений.
Голос как будто очень издалека.
— Что теперь?
— Ничего. Он скоро придет в себя.
Голоса вроде бы знакомые, но в голове все перепуталось, все смешалось в воспоминаниях. Может быть, эти голоса ему снятся?..
— Рюнт-рэй... — услышал он уже ближе.
Кто это рюнт-рэй? Это звание когда-то носил его отец. Но ведь отец погиб на Молмате... Или он сам и есть — его отец, а его сын...
Небольшое усилие, и он открыл глаза.
Рюнт-краэ Цезз радостно рыкнул.
— С возвращением, рюнт-рэй... Я страшно рад!
Да уж... еще бы... кто вы такие без меня... что вы будете делать на этой гадостной планете без меня...
— Это было жуткое зрелище, — говорил Цезз, глядя на мелькающие на экране картинки с непонятной мечтательностью, — Трава оплелась вокруг вас как кокон... такой плотный... мы очень основательно потрудились, прежде чем смогли вас из него... э-э... извлечь. Она хотела вас поглотить... Мне так показалось. Растворить, съесть. Мы прошли бы мимо и не заметили вас, если бы не захватили прибор, реагирующий на тепло... Это страшно, Гелдзз, мы шли, и у нас дрожали коленки, мы готовы были к чему угодно!.. К любым кошмарам... Может бросим мы эту гадость? Оставим у себя в тылу, двинемся дальше... Я не знаю, что делать с этой планетой — взорвать разве что?..
Рюнт-рэй Гелдзз вздрогнул при этих словах, и радостно вспыхнули скрытые новеньким светлым и мягким мехом глаза. Он ничем не выдал своих эмоций, но ему определенно понравилась эта идея... взорвать... уничтожить это враждебное существо. Непонятное и страшное.
Гелдзз выключил запись, позволившую ему еще раз увидеть то, что происходило на космодроме — теперь уже из верхних слоев атмосферы. Ему это было не интересно. Не было желания и, главное, совершенно не было необходимости разбираться в том, что случилось и почему.
Всего лишь маленькая никому не нужная планетка.
Она не пригодна для жизни, более того, она опасна — ее следует уничтожить. Чего проще... впрочем, одна проблема, пленники сбежали, скрываются где-то там... Их надо бы найти, обшарить планету не так уж сложно, дело нескольких дней... но от этой мысли кидает в холодный пот. Что уж скрывать, Гелдзз боится этой планеты панически, вплоть до животного ужаса. Он помнит, как трава оплетает его... обвивает... душит... вряд ли он забудет это до конца дней своих, вряд ли когда-нибудь исчезнет дрожь в комке солнечного сплетения при этих воспоминаниях.
Бросить все это и двигаться дальше... время... время... его остается все меньше, нельзя забывать об обитателях протанских песков, которые ни на секунду не оставляют свою работу.
Рюнт-рэй обернулся и увидел, что Цезз смотрит на него, смотрит как-то странно...
— Не поддавайтесь панике, рюнт-краэ! — рявкнул Гелдзз неожиданно для себя самого, — Как мы будем чувствовать себя, если сбежим отсюда с этим мистическим ужасом? Мы останемся! Будем торчать здесь настолько долго, насколько это понадобится! Отыщем пленников — или убедимся, что они мертвы — а потом разнесем эту планету на атомы! И тогда двинемся дальше! Победителями, рюнт-краэ!
Он ударил ладонью по приборной панели так сильно, что погас один из мониторов.
— Нельзя поддаваться страху... — произнес он как бы для самого себя.
Рюнт-краэ Цезз подскочил как пружина и вытянулся.
— Я организую поиски, рюнт-рэй. Двадцать три патрульных корабля покинули космопорт практически невредимыми и готовы к операции... берусь обеспечить готовность в кратчайшие сроки!
— Докладывайте мне все о ходе поисков... я должен знать...
— Разумеется, рюнт-рей!
"Что со мной происходит?! — мысленно простонал Гелдзз, когда остался один, — Во что я превратился? Я дрожу? Я боюсь? Я жалок?.. Не будет этого... пока я жив!.."
Уцелевшие мониторы показали ему, как эскадрильи легких патрульных кораблей уверенно и красиво покидают ангары базы, уносятся как молнии. Нет страха! Нет сомнений!
Гелдзз вздохнул облегченно и улыбнулся.
Если командир храбр и уверен в себе, его солдатам не грозят ни страх, ни паника. Они пойдут за ним и завоюют галактику, что бы она из себя не представляла!
Под землей было тихо и спокойно. Никакой информации о том, что происходит на поверхности планеты, где звероноиды и чем они заняты, не поступало. Это и успокаивало и беспокоило. Маша предпочла бы смотреть опасности в глаза, чем прятаться с головой под одеяло и убеждать себя, что чудовище не найдет ее там. Только с вымышленными чудовищами, обитающими в спальнях впечатлительных детишек можно справиться таким образом. Маша чувствовала, что их ищут, и знала, что найдут... они здесь в мышеловке. Голые, безоружные. С сотнями ко-онцев на шее — может быть последних ко-онцев.
Она постаралась уйти от хижины джеклайза как можно дальше, завернулась в свой неприятный на ощупь и неудобный колог, мешающий идти, липнущий к ненужным местам... Она бродила по округе, изучала местность, размышляла о их шансах выжить, только ради того, чтобы не думать о том, что произошло у джеклайза. Ей было ужасно стыдно, ей было горестно.
Убежище, которое планета создала для своих любимых детищ представляло собой как будто огромную, прямо-таки безразмерную пещеру — огромное дно, ни стен, ни потолка, и странный молочный свет откуда-то со всех сторон, мутный, сумеречный, но все-таки — свет!
Что это за свет?.. Откуда он?.. Какова его природа?..
Может быть, с этой чудной планетой и поговорить можно?
Может, ко-онцы и говорят...
Джеклайз не обманул, воздуха было вполне достаточно. Припахивал он чем-то этаким землистым, был сыроват, но дышалось им вполне легко. Это для Маши с некоторых пор было очень важно, в ней все еще жил страх задохнуться — в темном, страшном, безвыходном пространстве.
Она брела между домиками, улыбалась туземцам, которые преспокойно, будто так и надо, устраивались на новом месте.
Поговорить было не с кем — никто из них не знал всеобщего языка.
Маша решила идти, пока не дойдет до какого-нибудь конца. Должна же эта пещера иметь стены? Интересно было бы осмотреть их структуру...
Как же ужасно, отвратительно все и мерзко! Как она могла уступить ему сейчас?! Следовало дать ему коленкой между ног, а она... Она будет ненавидеть себя за это всю оставшуюся жизнь! Может быть, недолгую. Даже, скорее всего, недолгую.
И этот мерзкий джеклайз сидел и пялился, как порнофильм смотрел!
Маша хлюпнула носом. Хорошо, что сумеречно, хорошо, что никто не обращает на нее внимания.
Теперь у нее не осталось даже надежды на то, что она хоть сколько-то интересна Эйку, только сейчас она поняла, что эта надежда ЖИЛА. Всегда. Даже, когда командор отправил ее на Землю, после такой чудесной ночи (ха-ха-ха), она думала, что раз однажды он был с ней, то это обязательно случится снова. Обязательно! Рано или поздно...
Теперь можно уже не рассчитывать на это и не обольщаться.
Ладно, забудь об этом! Не время терзаться, не время реветь, сейчас надо думать только о том, как выжить.
Выбраться.
Спасти Землю.
Все остальное, по сравнению с этим, чушь и блажь.
Где же конец этой чертовой пещеры?..
Рюнт-рэй и не подозревал, что способен на такие сильные чувства. Раса цирдов сама по себе отличалась флегматичным характером (по сравнению со "зверушками", к примеру), Гелдзз был — считал себя — флегматичным из флегматичных, здравомыслящим из здравомыслящих. Спокойным, рассудительным, надежным.
Когда же он успел измениться? На Протане?.. Или это случилось, когда... лучше не воспоминать... стоит закрыть глаза, и он видит уже не синие пески планеты-тюрьмы, а острые жгуты желтой и ядовито-зеленой травы, дурно пахнущей... Все! Достаточно, это уже прошло... прошло!
О Высшие Силы, как же хочется разнести этот зелено-голубой шар! Превратить его в сонмище мертвых астероидов!
Рюнт-краэ Цезз стоял за его спиной, Гелдзз чувствовал его волнение, замешательство и страх. В самом деле, командующий был в последние время как-то немного не в себе (впрочем, ему столько пришлось пережить!), его реакции на некоторые вещи были неадекватны.
— Ничего... — повторил вслед за ним Гелдзз.
Цезз молчал. Ему нечего было сказать. Он явился с рапортом и уже сказал все, что должен был. Все, что мог сказать.
— Ничего... — повторил снова Гелдзз и в голосе его послышалось что-то что очень не понравилось рюнт-краэ.
— Обшарили всю планету и ничего не нашли... Горы... Моря... Пещеры... Щели и трещинки...
— Так точно, рюнт-рэй, — произнес Цезз, стараясь придать голосу твердости.
Рюнт-рэй вдруг повернулся к нему, посмотрел пристально.
— А ты удивлен этому, Цезз? Ты удивлен тому, что мы их не нашли?
Цезз задумался только на мгновение, просто потому, что никак не ожидал такого вопроса.
— Я не удивлен, рюнт-рэй. И никто из наших не удивлен. И вы сами не удивлены... После всего, что было, — рюнт-краэ понизил голос, словно боялся, чтобы его не услышали (не услышала эта ужасная планета — даже с орбиты), — мы все уже ничему не удивляемся. Нам нужно убираться отсюда, Гелдзз... Послушай меня, как старого солдата, как своего друга, мы должны убираться, чтобы не было хуже. Солдаты в панике, я сам — едва держусь, да и ты... извини, тоже... Мы должны уничтожить это... существо... уничтожить и похоронить его в памяти, как страшный сон... Идти дальше и — побеждать...
— Мы призваны не для того, чтобы уничтожать планеты, а для того, чтобы покорять... на благо Рюнткона... — сухо сказал Гелдзз.
Цезз нетерпеливо махнул лапой.
— Свет и Тьма! Гелдзз, разве ты не понял еще, что ЭТО — не планета?!
Гелдзз почувствовал, как холодок пробежал у него по позвоночнику.
— Ты ведь этого хочешь так же как и мы, — добавил Цезз глухо, — Не думай о том, что скажут в командовании... они могут ничего и не узнать.
— Уйди, Цезз!
— Гелдзз...
— Ты слышал, что я сказал?!
Оставшись один командующий просто сидел, подперев морду лапами и глядя на монитор, где вращался и вращался безобидный на вид нежного цвета шарик... Он уже не раздумывал. Он уже все решил. Решил еще раньше, чем пришел Цезз, чтобы сказать, что поиски не увенчались успехом.
Теперь он просто должен был побыть наедине с собой, прежде чем отдать приказ.
Маша ушла далеко и сама не заметила этого. Она уже не слышала голосов, детского смеха... только звук своих шагов и стук срывающихся откуда-то сверху капель. Она остро чувствовала свое одиночество и одновременно ощущала, что она не одна. Так бывает, когда в темном страшном лесу, где заблудился кажется навсегда, вдруг чувствуешь, что твой ангел-хранитель где-то здесь, витает за плечом — и уже не страшно.
Маша почувствовала это присутствие не внезапно... она не могла сказать, когда именно это произошло. Как будто чем дальше она уходила от лагеря, тем сильнее становилось это чувство...
Внезапно перед ней появилось огромное и хрустально-прозрачное озеро. Появилось — как ниоткуда. Маша едва не ступила в воду, и только тогда заметила, что светло-серая поверхность перед ней слишком ровная и гладкая. Она заглянула в глубину и, несмотря на кажущуюся прозрачность воды, не увидела дна даже у берега. Берег, казалось, сразу обрывался невероятной глубиной.
Как только девушка увидела воду, она внезапно почувствовала себя ужасно грязной. Попыталась вспомнить, когда она в последний раз принимала ванну и не смогла... Страшно, конечно... Незнакомое озеро... Глубокое... Но в конце концов не водятся же здесь акулы! Да и потом, она окунется у самого берега...
Поверхность озера была как зеркало, Маша присела на корточки и опустила руку в воду. Странно... вода не имела температуры, вернее, ее температура была в точности, как температура машиного тела... Неприятное довольно-таки чувство, вроде опускаешь руку в воду, а кажется, будто в воздух.
Маша вынула руку, растерла по ладони капли, поднесла ладонь к носу. Вода как вода... и пахнет водой, водой и немножко землей. Вроде бы все нормально... И как же хочется искупаться!
Эх, была не была! Маша оторвала от тела колог, положила его в сторонке, и он сам по себе сложился каким-то причудливым образом. Потом она села на камень, опустила в воду ноги, поболтала ими, наконец решилась, набрала в легкие воздух и — прыгнула.
Ощущения были необычные — прямо скажем, но не очень неприятные. Все равно, как паришь в невесомости, в каком-то несколько киселеобразном воздухе.
Маша взметнула руки, попыталась всплыть на поверхность, но почему-то не получилось. Она изо всех сил заработала руками и ногами, но водная гладь все никак не разрывалась перед ней, широко раскрытыми глазами девушка видела только муть... светло-серую однотонную муть... Более того, серый цвет, кажется, густел...
Маша не могла понять, что происходит и запаниковала, она забилась как рыба в сети, наглоталась воды. Что происходит, ведь она не ныряла глубоко, она должна была немедленно вынырнуть, вода выталкивает... ЭТА вода не выталкивала, она как будто совсем не обладала сопротивлением обычной воды, ЭТА вода затягивала.
Когда девушка поняла это, она просто обезумела от ужаса. Она закричала. И вода тот час попала ей в легкие, и она захлебнулась... Нет, в тот момент перед ней не промелькнула вся ее жизнь, как обычно бывает в таких ситуациях (говорят, что так обычно бывает), в этот момент ее агонизирующий мозг изо всех сил пытался найти решение... пытался... пытался...
Маша тонула. Она вопила, глотала воду, дышала ей, опускалась все глубже и глубже в серую бездну, пока вдруг поняла, что почему-то все еще жива тогда как давно должны была уже задохнуться. От удивления она перестала паниковать.
И в самом деле — она не задыхалась, она дышала этой странной водой все равно как воздухом, набирала ее в рот, вдыхала в легкие — а потом выдыхала, и, собственно, кроме клаустрофобии, не чувствовала никаких неудобств. Она перестала дергаться и отдалась силе, увлекающей ее вниз.
И тогда она услышала голос. Может быть, этот голос был всегда — с тех пор, как она погрузилась — и она не слышала его просто потому, что от ужаса ничего не соображала... Голос был... неизвестно где... и вроде бы даже звучал не в голове, как это бывает когда общаешься с некоторыми космическими народностями — телепатами, он звучал из воды и Маша слышала его не мозгом и не ушами, она слышала его как будто всем телом.
Более того, голос говорил с ней не на каком-то языке, он передавался как будто вибрацией воды... какими-то легчайшими течениями... тоненькими ласковыми дорожками пузырьков, пробегающих вдоль тела...
— Тебе больно? Почему ты кричишь? Ты страдаешь?
Она подумала, что нет. И, видимо, ее поняли.
