Моя Святая Земля

Решётку заперли на замок и ушли — осталась лишь пара караульных. Оставалось только ждать; Эральд прислонился спиной к стене и стал ждать развития событий.

Время тянулось чудовищно медленно. Эральд то думал о принцессе, о том, что она кажется союзником в здешней банде, но и сама в опасности, то — о Сэдрике, о том, что с ним может произойти что-нибудь ужасное. Пытался настроиться на деловой лад, мысленно уговаривал себя не накручивать себя — всё равно ничего нельзя изменить — но помогало слабо.

Не выходило из головы красивое неживое лицо Алвина. Какая идиотская мысль была — пытаться поговорить с Алвином! О чём?! Зачем?! Это ведь жуткая ошибка, которая может стоить жизни Сэдрику, чёрт бы взял мою королевскую самоуверенность, думал Эральд, надо было не мешать вампирам убить Алвина, думал он — и тут же понимал, что эти мысли — слабость, страх, одиночество и только.

Делай, что должно — и будь что будет.

Знать бы, что Сэдрик жив и что его не пытают — было бы легче.

Через сто лет — объективно, очевидно, не больше часа прошло — Эральд услышал на лестнице в подземелье шаги и голоса.

— И всё-таки, прекрасный государь, я позволю себе заметить, что не могу вполне восхититься вашей идеей, — сказал канцлер. — Вы бы могли поиграть и с кем-нибудь другим, ваше добрейшее величество, а этот юноша представляет собой потенциальное золото короны...

— Заткнись, Дамьен, — ответил Алвин с какой-то недоброй скукой, ленивой и злой растяжкой в голосе. — А то я решу, что ты считаешь его законным королём.

— Вы напрасно так думаете обо мне, ваше прекрасное величество, — возразил канцлер тоном, исполненным того уголовного достоинства, которое бульварные романисты приписывают старым ворам в законе. — Я не сомневаюсь в законности вашего правления — и не сомневался ни секунды... — они подошли к клетке и остановились. Канцлер указал протянутой рукой на лицо Эральда, как экскурсовод на портрет. — Я глубоко предан вашему величеству, но этот юноша вправду сын Эральда, государь, это прямо-таки бросается в глаза. И, вдобавок, он — то, что быдло называет "благим королём", — закончил он виновато, вложив в тон всё отвращение к понятию "благой король", какое смог.

— Провались ты со своими резонами, — фыркнул Алвин. Он даже не злился, но угроза исходила от него, как запах или электрическое поле, она ощущалась физически. — Ты мне в любом случае достанешь золота, иначе, сам знаешь, что с тобой будет. Но вот он — он останется тут. Не у тебя, а тут, тупица. И ворюга.

— Но дополнительный источник средств... — начал канцлер. Алвин сделал знак солдатам, и они сделали синхронный шаг вперёд. — О, прекрасный государь, — тут же поправился канцлер, отступая задом, — простите, что я мешаю вашим развлечениям. Я сейчас же уйду.

— Шевелись живее, — бросил Алвин и приказал стражникам. — Проводите его и оставайтесь наверху.

Сам он остановился перед решёткой и принялся разглядывать Эральда со странным выражением, этакой лихой, шальной, но невесёлой улыбочкой.

Эральд взял себя в руки.

— Хочешь поговорить, Алвин? — спросил он дружелюбно.

— Ага, — Алвин улыбнулся ещё шире. — Твой однорукий приятель умер. Он, знаешь, ещё успел очнуться, когда Марбелл его потрошил. Какие-то некромантские штучки... Хочешь, Марбелл его поднимет? Тебе случалось видеть движущиеся трупы, братишка?

Эральд сжал кулаки. Допустим, это ложь, а Алвин просто хочет посмотреть, как я бешусь или истерю, подумал он. Из любопытства. Или — это первая пытка. В любом случае — провокация. Не поддаваться.

— На движущийся труп брата я уже насмотрелся, — сказал Эральд грустно. — Да, больно. Ты ведь это хотел услышать?

Алвин поразился. Он подошёл на шаг ближе, холодная улыбочка стала какой-то беспомощной, растерянной.

— Ты — обо мне? Адское чрево, ты забавный...

— Подозреваю, тебе тоже больно, Алвин, — сказал Эральд. — Эта дыра внутри... она болит? Тянет? На что это похоже, на голод?

Алвин поразился ещё больше. Он придвинулся вплотную, взялся за прутья решётки:

— А ты знаешь про дыру? Слушай, как тебя называть, братец?

— Эральд, как отца.

— Эральд... хорошо. Значит, ты знаешь. Знаешь, мне всё время... ох, Эральд, это всё время чувствуется, от этого скучно и как-то... Это как голод, как зуд... Ха, братишка, было дело, но это уже не важно, — Алвин просунул руку между прутьями и погладил Эральда по щеке. — У тебя есть... ОНО. То, чего мне не хватало всё это время, знаешь ли, — он нервно хихикнул. — Я чувствую, всем телом чувствую, только пока не знаю, как это забрать. Кровь? Или надо затащить тебя в спальню? Не очень-то мне нравятся парни, но для дела... — он хихикнул снова, довольно гадко. — Надо спросить у Марбелла, срань Господня!

Именно в этот момент Эральд перестал бояться. Он понял.

— Ребёнок ты, Алвин, — сказал он с печальной улыбкой. — И дурачок. Придумал: спальня, кровь... Ну, режь, ешь, целуй — всё равно ведь не получишь.

— Почему? — Алвин искренне удивился.

Эральд не знал, смеяться или плакать.

— Как трёхлетний, честное слово... Ну представь, что у тебя нет... скажем, ноги. И вот в твои руки попадаю я, с ногами на месте. И что? Ну отрежь мою ногу, попытайся приставить к культе. Или съешь её и жди, когда у тебя твоя отрастёт. Смешно, согласись.

Алвин, кажется, понял — и огорчился.

— В том, что ты говоришь, есть резон, — сказал он с досадой. — Но что же делать?! Мне же плохо, понимаешь? Мне же всё время плохо! Это — такая скука, такая мерзость... всё раздражает, а внутри тянет и сосёт... — и поднял на Эральда совершенно детские глаза. — Ты знаешь что-то? Знаешь, как?

— Я пришёл, чтобы тебе помочь, — сказал Эральд. — Не для того, чтобы сделать с тобой что-то плохое, а для того, чтобы тебе помочь. Знаю. Ты можешь вернуть душу — твой отец отдал её незаконно.

— Я его ненавижу! — рявкнул Алвин и врезал кулаком по решётке, тут же скривившись от боли. — Ненавижу эту сволочь! И он ненавидит меня, я знаю...

— Алвин, — окликнул Эральд, — сосредоточься. — Вникни: ты можешь вернуть свою душу себе. Душа закроет дыру.

— И что будет? — спросил Алвин. Его лицо стало напряжённым и недоверчивым.

— Я не знаю.

— Как — не знаешь? — Алвин снова начал злиться. — Ты должен мне объяснить, каково это — с душой. Со своей. Ты-то жил с ней с детства! Что со мной будет, если я её верну?

— Я не знаю, Алвин. Прости.

— Какого беса?! — очень красивое лицо Алвина исказилось так, что, поползи черви у него из ноздрей, Эральд нисколько не удивился бы. — Ты должен мне объяснить, что это будет! Я приказываю! Слышишь? Или сильно пожалеешь!

— Эй, Алвин, — окликнул Эральд тихонько. — Не ори, сосредоточься, успокойся. Буду объяснять — не услышишь.

Алвин моргнул и замолчал.

— Послушай внимательно, — сказал Эральд медленно. — Я правда не знаю, что с тобой будет, если ты вернёшь себе душу. Знаю одно — дыра внутри тебя пропадёт. Но я понятия не имею, что ты будешь чувствовать.

— Но почему?!

— Потому что все чувствуют по-разному. Я — одно, а, например, Марбелл, у которого тоже есть душа — другое. Понимаешь?

— А я?

— А ты — третье. Никто тебе не предскажет, что именно. Точно одно: твой зуд, голод, скука — пройдут. Что их заменит — не знаю.

Алвин оттолкнулся от решётки, сделал десяток шагов туда-сюда, мотнул головой. Эральд чувствовал, что Алвин мучается, сильно, что-то внутри него идёт вразнос — жалел, но не мог помочь. Был уверен, что даже королевское чудо не спасёт.

Алвин остановился, сжал ладонями виски. Всхлипнул — и выкрикнул с детской обидой, тоской и злобой:

— Я боюсь! Боюсь, ясно?! А если ты врёшь?! Если будет плохо — будет хуже — совсем плохо — тогда что?! Ведь назад отыграть не выйдет! Зачем тебе мне помогать? Скажи, дрянь, ты убить меня пришёл?!

— Алвин, не ори, — сказал Эральд вполголоса. Почему-то это заставляло Алвина скидывать обороты. — Сосредоточься, поразмысли. Ты ведь понимаешь, что я мог бы тебя убить в храме?

Алвин смотрел подозрительно и зло, но его глаза были буквально полны слёз, как у маленькой девочки. Однако слушал, не перебивая.

— Сколько людей тебе сказали, что я — благой король? — сказал Эральд тихо.

— Я — король, — огрызнулся Алвин, но без особого нажима.

— Ты — да, за это продали твою душу. А я — по праву рождения. И не могу я убивать, особенно — беззащитных, особенно — подло...

— Это я-то — беззащитный?

— В храме — был. Безоружный. Не знал, что я за тобой слежу. Не так?

Алвин прищурился.

— То есть, ты меня не ненавидишь?

— Нет.

— При том, что я занимаю твой трон? — спросил он с глумливым смешком. — Ах, ради меня, кажется, прирезали твоих родителей? Но не ненавидишь, да?

— Мои родители были тебе дядей и тётей, — вздохнул Эральд. — Отобрало это убийство у нас с тобой нормальное детство, а ведь мы бы дружили, я думаю. Тебя бы любила моя мама, ты ведь был милым ребёнком, наверное... и никакого зуда, никакой дыры, представляешь?

— Но ты меня не ненавидишь?

— Алвин, успокойся. Не вижу повода для ненависти. Моих родителей убили, тебя не добили ради трона...

— Ты просто деревянный! — выдал Алвин презрительно. — Ты не мужчина вообще, ты — артефакт короны, ничтожество, ты не можешь...

— Ну, что с тобой делать, Алвин, дитя горькое... прыгаешь и скачешь, дразнишься, как маленький, истеришь, боишься меня...

— Я боюсь?! — Алвин, сжимая кулаки, с искажённым яростью лицом шагнул к решётке.

— Конечно. Я пришёл к тебе разговаривать, безоружный — когда у тебя армия, а ты меня запер, как страшного зверя. Чтобы я тебя не съел?

— Чтобы ты не смылся!

— Зачем мне? Я с таким трудом сюда добрался, чтобы иметь удовольствие с тобой поговорить, а ты боишься, что я сбегу... Ты не повзрослел, Алвин. Чтобы повзрослеть, видимо, душа нужна.

Алвин остановился, собираясь с мыслями. Эральд не мешал ему думать, наблюдал. Удивительно, думал он. Когда Алвин начинает жаловаться, он ведёт себя почти по-человечески, по-детски, но в нём вдруг что-то соскакивает — и виден ад во плоти, ледяная хихикающая пустота... Жалуется — человеческое тело?

Между тем, Алвин вынул ключ и отпер решётку, с лязгом и грохотом откинув дверь.

— Выходи оттуда.

Эральд пожал плечами, вышел. Алвин смотрел, обхватив себя руками за плечи, сгорбившись, с болезненной гримасой. Буркнул:

— Не смей говорить, что я тебя боюсь.

— Нет, не боишься, — невольно улыбнулся Эральд. — Что теперь?

— Иди за мной, — приказал Алвин тоном, пожалуй, смущённым, и быстро пошёл к лестнице.

Они вместе поднялись из подземелья, прошли мимо поста, где стояла стража, и оказались в королевских палатах. Эральд глазел, как в Эрмитаже: короли Святой Земли, как и земные короли, щедро украсили свои апартаменты произведениями искусства разных эпох. Мерцало золото, сиял мрамор статуй, лоснились стены, отделанные каким-то узорчатым камнем, похожим на яшму, великолепно написанные портреты коронованных предков смотрели со стен то укоризненно, то надменно, то насмешливо. Воспринять этот музей в качестве жилища психика Эральда упорно отказывалась, как он ни пытался внушить себе, что именно здесь и жили его предки.

Тем более, что галереи и анфилады роскошных залов просматривались насквозь. В этом громадном и роскошном доме были решительно невозможны уединение или приватность: всюду стражники в мундирах с позументами и меховой отделкой, всюду лакеи в красно-золотой униформе, отвешивающие хореографически сложные поклоны-пируэты, всюду какой-то народ, встречающий Алвина почтительными поклонами попроще и провожающий Эральда перепуганными и ошалевшими взглядами. Беседовать в такой обстановке — сложно.

Видимо, так подумал и Алвин. Он провёл Эральда по великолепной лестнице из искрящегося мрамора на второй этаж, а оттуда, по винтовой лесенке они вдвоём поднялись в башню, где обнаружился небольшой жилой покой с креслами и диванами, вышитой ширмой, столом, украшенным золотым канделябром в виде цветочного букета, и множеством миниатюрных картинок в причудливых рамах, облепивших стены, как чешуя.

— Останешься тут, — приказал Алвин. — Ясно?

— Я же сказал, что не собираюсь бежать, — отозвался Эральд, рассматривая миниатюру, изображающую заснеженное дерево на скале. — Тут здорово. Уходишь сюда, когда становится нестерпимо общаться с твоей бандой?

Алвин неожиданно расхохотался.

— Бандой?! Ты — такой же змей, как Рыжая! Знаешь, эта стерва может кого угодно довести до белого каления...

— Ты не женился...

— Стерва потребовала доказательств, — Алвин моментально угас. — Я приказал прикончить отца, он и так зажился. Так что не будет у тебя свидетелей, ясно?!

— Бедный Бриан...

Алвин схватил Эральда за грудки, подтянул к себе, рявкнул в лицо:

— Ах, он бедный?! А я не бедный?! Мне всю жизнь было погано, всё время! Пожил бы твой бедный Бриан с такой дырой внутри, старая он сволочь! Небось, не свою душу загнал — мою! Гад, подонок, дрянь поганая, чтоб в аду его кишки на барабан мотали!

Истерика, подумал Эральд. Не злоба — истерика. Как же долго ему было больно, и насколько больно... Тёмный Властелин... Ужас-кошмар...

— Как вернуть душу? — вдруг спросил Алвин, шмыгнув носом.

— Я не знаю. Знают некроманты. Точно знал мой "однорукий приятель", но ты сказал...

Алвин отмахнулся.

— Я пошутил. У тебя был такой уморительный вид...

У Эральда на некоторое время отлегло от сердца.

— Я так и подумал, — сказал он, улыбнувшись через силу. — Хорошо, что это шутка. Сэдрик — сын некроманта, который совершил обряд для твоего отца. Он знает, как отыграть назад. Позаботься о нём — и он тебе поможет. Ты решился?

Алвин сел и обхватил голову руками. Его лицо выражало и боль, и ещё что-то, так же тяжело выносимое. Он долго молчал.

— Не знаю, — сказал, наконец. — Боюсь. Я боюсь. Ты прав. Почему ты не скажешь, что с душой мне будет хорошо?

— Алвин, — сказал Эральд, садясь рядом, — я не могу это пообещать. Я не знаю. Пойми одно: это надо сделать — и ты можешь это сделать. Ради себя и ради страны. Я не претендую на трон, видишь? Но у короля Святой Земли должна быть душа — иначе всё будет очень плохо, хуже и хуже.

Алвин смотрел на него с отчаянной надеждой — и Эральд понял, что решил верно. Что всё сделано правильно.

— Решайся, — сказал он как можно убедительнее. — Дело королевской чести.

— Плевали тут все на честь, — мрачно проговорил Алвин. — Весь двор поголовно. На любую — и на королевскую в том числе. Тут плевали на всё, кроме власти и денег... один ты такой... благой, срань Господня...

— А тебе есть дело до них? — спросил Эральд. — Ты же король.

— Мне надо подумать, — пробормотал Алвин. — Не выходи отсюда. Какая-нибудь тварь может тебя убить ненароком, а ты мне нужен.

Он встал и вышел не очень уверенной походкой, потирая голову, будто она особенно сильно болела. Дверь прикрыл, но не запер. Эральд слышал, как Алвин медленно спускался по лестнице.

Ну да. Что теперь остаётся? Только ждать.