А он даже не видел этих скотов.
Вдоль дороги тянулась неровная полоса берез. Березы, даже здесь, в Западной Германии. Любимые Анины березы. Безарин ощутил грязь на своем заспанном лице, мерзкую смесь пота и гари от выхлопов. Не слишком романтичная картина, Аня. Здесь нет лихих офицеров из старых романов. Только вот такие немытые воины.
Внезапно колонну впереди охватили поднявшиеся дым и пыль. Безарин видел, как зенитные самоходные установки бешено вращают своими увенчанными антеннами радаров башнями. Но они не стреляли. Яркий огненный шар взрыва охватил машины передовой роты, шедшей всего в нескольких десятках метров перед основными силами, вместо положенного по уставу километра. Казалось, что само пространство и время сжимались, искажалось необходимой спешкой.
Колонна не остановилась. Минуту спустя командирский танк Безарина отвернул с дороги, чтобы объехать пару горящих остовов боевых машин пехоты. Он слышал, как гусеницы перемешивают землю. Механик просто вел машину вперед. Безарин осмотрел подбитые машины. Пехотинцы сгорели вместе с ними. Никаких признаков жизни внутри. Они даже не увидели, что убило их, подумал Безарин. Это зрелище разожгло в нем желание быстрее найти противника, чтобы сполна отплатить ему.
Механик рывком вернул танк обратно на дорогу. Он имел обыкновение преодолевать препятствия резкими, бойкими движениями, от которых остальных членов экипажа швыряло на ближайшую стенку. Убью его когда-нибудь за этот идиотизм, подумал Безарин.
Колонна двигалась через остатки рощи, мимо черных скелетов обгоревших деревьев. Среди обугленных стволов все еще что-то горело оранжевым пламенем. Здесь располагался передовой командный пункт. Британский. Наконец, Безарин оторвался от созерцания обгоревших бревен и изуродованных трупов и решительно сосредоточил взгляд на дороге.
За потрепанной войной деревней, толпа советских машин технического обеспечения и ремонтников расположились во дворе сравнительно нетронутой фермы. Слабо поврежденная техника стояла рядом, чтобы вскоре вернуться в бой. На мобильном кране ремонтников, словно на дыбе, висел большой двигатель танка. Несколько солдат сосредоточено работали, некоторые сидели и завтракали. Они помахали руками танкистам, спешившим на фронт. Но Безарину показалось, что ремонтники махали самим танкам — "до скорой встречи". В целом, ремонтники демонстрировали поразительное равнодушие к войне, от которой их отделял, возможно, десяток километров. Сидя на ремонтируемой технике или на капотах своих машин, они напоминали солдат, присевших отдохнуть в свободную минуту на учениях.
Колонна без предупреждения остановилась на окраине другой деревни. Остатки тумана развеялись, и Безарина снова начала нервировать их открытая позиция.
Разведывательная машина появилась из-за домов и двинулась вдоль колонны. Безарин заинтересованно высунулся из люка. Машина остановилась у командирского танка.
— Майор Безарин? — Крикнул сержант, пытаясь перекричать гудение двигателя.
— Так точно, — кивнул Безарин.
— Командир полка ожидает вас на главной площади.
Наконец-то, подумал Безарин. Машина разведчиков двинулась дальше, ища в колонне следующего командира. Он приказал механику покинуть строй.
Безарин завел танк в маленький городок. Урон здесь был малым, как будто он был захвачен без боя, или бои миновали его, или о нем забыли. Однако не было видно никаких гражданских. Только солдаты в советской форме. Заправщики, численностью до роты, расположились на главной площади, прямо перед церковью. Машины стояли очень плотно, так что Безарин направил свой танк в переулок и, спешившись, двинулся на поиски командира.
Безарин перепрыгивал через заправочные шланги с мастерством опытного футболиста. Он подумал, что вонь топлива и выхлопов была первым, что ассоциировалось со службой в танковых войсках. Пороховыми газами воняло только после стрельбы, а вот от необходимости заправлять машины и "наслаждаться" ароматами выхлопов деваться было некуда. Когда он обошел сзади один из своих идущих в голове колонны танков, неровный звук подсказал Безарину, что его двигатель был в плохом состоянии. Но не было времени копаться в моторном отсеке. Он просто надеялся, что этот танк выйдет из строя уже после боя. Сейчас каждая машина была бесценна.
Безарин записал номер танка, надеясь вернуться к данному вопросу, когда появится время. Член экипажа соседнего танка осторожно отдал ему честь. Безарин знал, что он имел репутацию нетерпеливого и дотошного командира. Хотя солдаты тщательно исполняли все его распоряжения, он не думал, что кто-то его особенно любил. Назначение в батальон Безарина означало повышенные требования и более тяжелую работу, чем в любом другом батальоне полка. Безарин всегда требовал, чтобы все было сделано правильно. Он понимал, что в самом русском характере заложено искать путь наименьшего сопротивления, и поэтому решительно боролся с наплевательским отношением и некачественной работой, потому что понимал, что они слишком часто заставляет жить от проблемы до проблемы. Когда его батальон выходил на учения, он должен был удостовериться, что солдаты научились всему, что положено. Когда нужно было выполнять техническое обслуживание, независимо от того, насколько простое и тривиальное, Безарин не успокаивался, пока не убеждался, что его подчиненные все сделали, а не просто проспали время в своих танках.
Расплатой было отсутствие у него близких друзей в полку. Другие офицеры относились к нему со смесью подозрения и зависти, и было ясно, что он заставлял их нервничать. Он знал и то, что командир полка испытывал к нему личную неприязнь. Но Безарин показывал такие результаты на учениях и так улучшал показатели в полку, что подполковнику Тарашвили приходилось терпеть его и позволять командовать своим батальоном так, как он считал нужным. Ходили слухи, что командир полка приторговывал военным имуществом. Были эти обвинения справедливыми или нет, но Безарин мало уважал его как человека. Он не считал, что Тарашвили понимал что-то в военной науке, за исключением тех обязанностей, исполнение которых требовалось, чтобы не навлечь на себя проблем. Безарин не верил, что командиру полка вообще была интересна его служба.
Теперь шла война, а он ждал всю ночь, не получая никаких сведений о ситуации. Его уважение к командиру полка упало еще сильнее.
Безарин заметил группу офицеров, работавших над разложенными на капоте машины картами. Когда он подошел, Тарашвили поднял на него глаза и улыбнулся.
Подполковник Тарашвили был смуглым, красивым грузином с пышными усами. И такой же красивой южанкой-женой. Он был отличным политиканом, умеющим обхаживать политработников и партийных чиновников. Он коснулся своих усов большим и указательным пальцами, что, как заметил Безарин еще в мирное время, говорило о его сильном напряжении.
— Хорошо, — сказал Тарашвили, все еще улыбаясь. — Вот и товарищ Безарин. Почти все в сборе.
Некоторые из собравшихся офицеров приветствовали Безарина жестом или бормотанием. Он узнал ключевых офицеров штаба полка и командира передового батальона. Однако, начальник штаба полка отсутствовал. Безарин полагал, что он отправился в тыл решать очередную проблему или по другому вопросу. Кроме того, присутствовал офицер ВВС, которого Безарин не знал.
Безарин вытащил свою карту и протиснулся в группу. Он заметил, что на карте, с которой они работали, появились совершенно новые цветные пометки и стрелки. Он начал спешно переносить как можно больше информации на свою. Прежде, чем он смог закончить, появился последний командир батальона.
— Вот и хорошо, — сказал Тарашвили. — Хорошо. Теперь все в сборе. Всем внимание. Нам дали очень мало времени. В самом деле, — сказал он ничего не выражающим тоном. — Мы опаздываем. Не по своей вине, конечно. Дороги были запружены. Проклятая артиллерия полночи молотила везде. Мы должны были выдвигаться на рассвете. Но это уже не имеет значения...
Тарашвили продолжал излагать обстановку бессвязными и путаными фразами, иногда слушая подсказки офицеров штаба. Гнев и разочарование Безарина нарастали, и он не знал, сколько еще сможет сдерживаться. Но ситуация постепенно прояснялась. Британская оборона в течение ночи была прорвана. Передовые советские силы завязали бои на окраинах Ганновера. Но в полосе наступления их дивизии британцы смогли, воспользовавшись неразберихой в советских системах управления движением, организовать последнюю линию обороны на подступах к Хильдесхайму. Первоначально задачей их полка было развитие прорыва, но из-за этой задержки им придется пробивать новые британские позиции. Тарашвили был уверен, что британцы были разбиты, и их попытка спешно сформировать оборону была лишь жестом отчаяния. Но Безарин вспомнил множество остовов уничтоженной техники вдоль дороги, по которой они следовали. Тарашвили продолжал излагать обстановку: дивизия повернет к северу, в то время как их полк ударит по ослабленному правому флангу британцев. Безарин тем временем спокойно и сосредоточенно изучал карту. Черта, обозначающая линию обороны британцев, проходила по гряде холмов между городами Валлершайм и Макендорф. Между их нынешним местоположением и противником была широкая открытая равнина.
— У нас будет дымовая завеса? — Спросил Безарин, не беспокоясь о том, что может перебить командира своим вопросом.
— Конечно, — ответил командующий артиллерийским дивизионом полка. — В любом случае, интенсивность огня будет такова, что у британцев не останется места для маневра.
— Действительно, все очень просто, — снова начал Тарашвили. — Задача для учений. У нас есть возможность сразу ввести в бой весь полк. Эффект будет ошеломляющим.
По плану, батальоны должны пойти в атаку сразу, не ввязываясь в ненужные столкновения. Артиллерия остается под командованием штаба полка. Зенитный дивизион также действуют централизованно. Тарашвили расписал собравшимся офицерам весь план боя, начиная от предбоевого развертывания. Вдруг Безарин неожиданно для себя понял, что Тарашвили искренне хотел сделать все как можно лучше. Но то, что подполковник считал лучшим, было ужасно. План не отличался ни тонкостью, ни продуманностью, и ничем не отличался от отработки задач на полигоне. То же касалось и взаимодействия войск. Не было никакого проявления воображения или даже просто тщательной проработки плана. Операция выглядела как обычные учения — марш-бросок и развертывание в боевые порядки у британских позиций. Из того, как штабисты отвечали на возникающие вопросы, Безарин понял, что никто не удосужился отправить передовые силы, чтобы провести тщательную разведку.
— Командование дивизии подчеркивает, что никто не должен останавливаться. Продолжайте идти вперед, несмотря ни на что, — сказал Тарашвили, повторяясь в поиске наиболее эффектного способа завершить инструктаж.
— Помните, наша цель — выйти на шоссе N1 и начать двигаться по нему на запад. Батальон, который первым прорвется через вражескую оборону, становиться передовым отрядом полка. Первоочередная задача передового отряда состоит в том, чтобы выйти на шоссе N1 между Хильдесхаймом к северо-западу от нашего текущего местоположения и холмистой местностью у Везера на западе. По выполнении данной задачи, — указал на карте Тарашвили, — передовой отряд начинает движение на северо-запад к Бад-Эйнхаузену, месту переправы через Везер. Это сегодня является конечной целью наступления.
Безарин взвесил план в уме. Путь до Бад-Эйнхаузена предстоял неблизкий.
— Переправа в Хамельне гораздо ближе, — заметил он. — Будут ли какие-либо указания относительно нее, если ситуация сложиться благоприятно?
Тарашвили окинул его раздраженным, нервным взглядом.
— Командование дивизии однозначно определило Бад-Эйнхаузен как цель нашего наступления. Очевидно, нам запрещено входить в Хамельн. Взгляните. Вы все можете увидеть на карте. Там все указано.
Однако Безарин был в столь мрачном настроении, что решил надавить. Хамельн был очевидной целью на их тактическом направлении.
— А как вы думаете, почему мы не направляемся в Хамельн, товарищ командир?
Тарашвили посмотрел на Безарина с отчетливым страхом в глазах. Безарин ожидал, что командир не найдет ответа на этот вопрос и растеряется. Но Тарашвили ответил:
— Возможно, на Хамельн наступает кто-то другой. В любом случае, штаб дивизии имеет свои причины. Целью передового отряда является Бад-Эйнхаузен. Части ВДВ, несомненно, уже высадились там. А мы теряем время.
— Сколько времени нам дается на инструктаж в своих подразделениях? — Спросил Безарин.
— Пока заправляются машины.
То есть несколько минут. Безарину казалось, что ему нужно несколько часов, чтобы подготовить свой батальон.
— Этого времени едва хватит, чтобы собрать всех командиров рот.
— Тем более. Мы уже опаздываем. И будем действовать исходя из того, как выучились.
— Разве мы не должны хотя бы провести разведку, товарищ командир? — Спросил Безарин.
— Нет времени. Мы и так его теряем. Нам дан приказ.
Безарин посмотрел на Тарашвили.
— Ну, вот и все, — сказал Тарашвили, заставив себя улыбнуться. — Товарищ Безарин, вы можете остаться и задать мне интересующие вас вопросы.
Безарин ощутил, что время работает против него. Он повернулся, чтобы уйти вместе с остальными. Но Тарашвили неожиданно схватил его за рукав.
Командир полка подождал, пока все уйдут за пределы слышимости. Затем повернул свои темно-карие глаза к Безарину. В них Безарин, как ему показалось, увидел душу человека, которому очень хотелось быть где угодно, только не здесь. Лучше всего дома, со своей красавицей женой.
— Чего вы хотите? — Спросил Тарашвили. — Вы действительно хотите еще подождать, друг мой? — Подполковник казался до болезненности искренним, как будто пытался получить от Безарина одобрение.
Безарин не знал, как ему отреагировать. Ему хотелось, чтобы задача была поставлена по уставу, написанному в соответствии с его представлениями. Он хотел иметь время, чтобы предельно точно объяснить своим подчиненным каждую деталь предстоящего действия.
— Мы все хотим сделать как лучше, — продолжил Тарашвили. — Я не знаю, чего еще можно желать.
Безарин ощутил себя в проигрыше. Слова, которые приходили ему на ум, казались сейчас до смешного формальными и напыщенными. За спиной он услышал, как его танки готовились начать движение.
Тарашвили запустил руку в офицерский планшет. Улыбаясь, он достал оттуда две плитки шоколада.
— Вот, — сказал он. — Военные трофеи. Немцы делают замечательный шоколад, вы сами знаете.
Этот странный и слишком своевременный подарок поразил Безарина. Он подумал, что Тарашвили, наверное, действительно стремиться сделать все как лучше. Возможно, годы упущенных возможностей просто не позволяли ему этого. Но, так или иначе, было очевидно, что как командир полка он был потерян и знал об этом.
— Возьмите их, — попросил Тарашвили. — Все нормально. Отблагодарите потом.
Подполковник выглядел жалко. Это напрягло Безарина, который редко рассматривал других людей как реальных личностей со своими сложными проблемами.
