Рано утром, стараясь никого не разбудить, пошел сделать себе кофе и несказанно удивился, застав там Алину.
-Что ты так рано? Мальчик как спал?
-С ним же любимая Мурка, даже не пискнул, хотя в больнице по ночам ворочался, как бы что-то искал. Теперь-то понимаю — кошки не хватало.
Уже на выходе Алина окликнула его:
-Миш!
-Да?
Она подошла к нему и поцеловала.
Тонков обалдел...
-Алин...?
-Счастливо и возвращайся к нам со щитом, как говорится!
-Спасибо, солнышко! — он смотрел на неё таким благодарным взглядом... — ладно, я побёг!
Встретивший их в Армавире крупный, медвежьего вида майор представился:
-Панов Сергей Петрович — однокашник Вадима. По вашему вопросу: Воронцова пока в сознании, если вы не сильно устали, поедем сразу к ней, врачи прогнозируют скорый конец, день-два.
Тонков, казалось, повидавший много чего, увидев Игорёшкину мамашку ужаснулся: двадцатипятилетняя по документам, она выглядела как пятидесятилетняя... высохшая, с испитым лицом, вся желтая, еле передвигающаяся... Однако, вспомнив, что она готовила своему малышку, жалость просто улетучилась.
Панов деловито завел её в пустой кабинет, и через пятнадцать минут у Мишки была бумага подписанная Ириной подтверждающая, что Тонков Михаил Александрович действительно является отцом её сына -Воронцова Игоря. Мамашка, безразличная ко всему, что касалось её сына, которого и не вспоминала все эти годы, поглядев на Тонкова, пожала плечами:
-Может и он, не помню, сколько их было, ну раз Миша, значит он и есть. Денег дашь? — выстрелила она вопросом.
-Зачем тебе деньги в больнице? — вопросил Панов.
-А нажраться в последний раз, знаешь, майор, как хочется, а то все таблетки, уколы. — Она скривилась.
-Выйдешь из больницы — деньги будут у Ольги Ивановны.
-Этой старой суке всё?
-Ирина, поскромнее себя веди.
-А чего мне теперь, Петрович? Не верю я, что выживу. А ты, — посмотрела на Тонкова, — похоже, и впрямь этого ненужного пацана пожалел? Ну, пусть растет, раз жив.
Помолчала, а потом с какой-то горечью выдала:
-Про меня не говори ему, не надо! Не вышло из меня ни матери, ни жены, для него же лучше — сгинула я и сгинула. Ты его, я вижу, не обидишь. Эх, вернуть бы все назад, да поздно пить Боржоми. Все, идите, тетке скажи, майор, деньги пусть прибережет для меня.
У Мишки осталось двойственное чувство от вида мамашки: брезгливость и жалость. К двадцати пяти годам полностью сжечь себя...
Панов не стал долго раздумывать:
— Так, Алексаныч. Куем железо пока горячо — двигаем к тетке.
Ольга Ивановна, несмотря на перенесенный четыре года назад инсульт и плохое зрение — очки напоминали лупу, в свои сорок восемь выглядела моложе племянницы.
Узнав, что Игорек жив и почти здоров, долго плакала:
-Я же мальчонку пыталась искать, подавала заявления в милицию, ответы вон присылали, что не найден, а участковый сказал, что видно сгиб где-то, маленький ведь. А Вы, Вы... как замечательно, что есть добрые люди. А про Ирину? Ну, что сказать, она у нас с сестрой росла принцессою, избалованная нами сверх меры. Как же, красивая, нежная, всякие там детские конкурсы красоты выигрывала, ну и проглядели, как из ангелочка вылупилось... чудовище. Лет до пятнадцати горя не знали с ней, а потом понеслось... Галина сильно убивалась по дочке-то, та стала пропадать, где-то, извините, шалавиться, а в шестнадцать лет Ириных, она и погибла, сбил её тут один, предпринимательский сынок. Я-то инвалид с детства, по зрению, от меня пользы никакой — пенсия грошовая, вот Ира и понеслась во все тяжкие, и что беременная, не поняла. Потом уже, когда живот полез... все смеялась:
Что ты понимаешь, Миша — он такой, он меня любит, приедет за мной... вот и приехал.
Она тяжко вздохнула, попереставляла чашки-блюдца на столе — сразу по приходу предложила им чаю с сушками -'Больше ничего нет, до пенсии ещё три дня, извините!'
-Ну и не случился этот Миша больше... кто знает, может, и его в живых нет уже — время-то какое было жуткое, ни за понюх могли убить...
-Родила она Игорька-то, мы с ним вот и жили в однушке Галиной, я ещё, как знала — сходила, прописала Игорька-то... Да, а маманя наша во все тяжкие пустилась, пить вот начала. Все хвалилась, что пьет чего-то там благородное, меня совсем не слушала и не слышала, вот так и жили. Мальчонка-то понятливый уродился, знать, папка-то его из нормальных был, вот... А потом, когда начала сильно-то пить, вещи из дома продавать стала, меня выгнала, чтобы не зудела, спасибо, Иван Николаич — совсем глухой дед, меня принял, я как могла за ним ходила... Вот, домишко мне оставил, а то хоть в подвале живи. Игорешка-то с двух лет научился прятаться, чтобы на глаза матери такой с дружками не попадаться, ну потом меня инсульт свалил, когда вышла из больницы-то... ребенка и не было уже. А с неё что спросишь? — она горько вздохнула.
-Жалко ведь, совсем плохая она, я в больницу-то захожу, спрашиваю как она. Да и кой чего передаю, вроде как от соседки её по подъезду. Меня-то она иначе как сукой не величает, а за то, что квартиру продать не может — сынок прописан, а документа, что он не живой, ей не выдали. Эх, горе-горькое!! А Вы как моего мальчонку-то нашли?
Мишка начал рассказывать, пришел Быков, отправленный в ближайший магазин, с двумя пакетами еды.
-Ой, да зачем вы это? У меня вон всего понемногу имеется.
-Значит, так, пиши, Ольга Ивановна, подтверждение, что вот этот Миша и есть отец Игоря, — подвел итог Панов.
-Да, конечно, я мигом! — Старательно выводя каждую буковку, она написала подтверждение.
-Ольга Ивановна, а квартиру сходим посмотреть?
-Да, Миша, я сейчас, клюшку свою вот возьму.
Квартира ужаснула... в свинарнике было чище. Обшарпанные стены с висящими лохмотьями обоями какого-то непонятного цвета, единственная лампочка, болтающаяся на длинном шнуре, на полу грязные воняющие матрасы, какое-то тряпье, разбитый унитаз, ни одной раковины, раскуроченные подоконник,и вонь и грязь вековая...
-Мерзость какая! — передернулся Тонков, — Сергей Петрович, найдется у вас пара-тройка толковых и честных работяг, чтобы весь этот срач убрать и квартиру полностью отремонтировать? Ольга Ивановна, Вы как единственная родственница со стороны... — он запнулся, — женщины, его родившей, будете здесь жить после ремонта. А Игорь, если когда надумает, может, и приедет, посмотреть. Не думаю, что он жить сможет здесь, детская память, она крепкая.
Вот и задержались они с Быковым на два дня в Армавире — надо было утрясти все вопросы с квартирой, Панов очень помог со всеми делами, приготовил целый пакет документов.
— Чтобы вам там не мотаться по всяким инстанциям зря. Знаем же, как из-за одной бумажки могут всё осложнить. Здесь все, даже копии протоколов о задержании Воронцовой, дебоширила она пьяная-то, показания соседей о том, как ребенок жил с ней, вроде все предусмотрели. Ты, Алексаныч, если какая закавыка, тут же звони — чем можем поможем! У меня вон стажер над столом изречение мудрое повесил: 'Помогая, мы не становимся святыми, мы становимся похожими на людей!'Какое бы не было скотское время, а помочь, тем более, мальчонке, мы просто обязаны, наше упущение-то.
Провожая их на поезд — решили поехать поездом, за ночь отоспаться, сказал:
-Из больницы позвонили. Кто-то ей все же водку передал, ну и впала в кому, сказали, пара дней. Мишка достал деньги:
-Похороните хоть не как безымянную, крестик поставьте заблудшей душе.
-Удачи тебе! Надеюсь, все разрешится, а на пацана с его кошкой охота посмотреть, фотку пришли.
А дома Мишку ждали, и очень обрадовались, всем не терпелось узнать результат поездки. Растёкшийся лужицей от такой искренней радости Тонков расцвел, и как-то враз напомнил того феерверка — Мишку, Алина было напряглась, а он схватил Соньку и Лигара в охапку и закружил по комнате.
— Ребятки мои, я так что-то по вам скучал... и по маме тоже.
-А по Мурке?
-Ну Мурка у нас — отдельный разговор, всем кошкам-кошка.
-Это чё значит? — тут же спросил ребенок.
-Значит — самая лучшая она у тебя.
-Ребята, дайте папке умыться, переодеться, пошли стол накрывать пока.
Тонков ополоснулся, переоделся в домашнюю одежду и с какой-то щемящей нежностью глядел на свою такую уже большую семью. Потом папку утащили читать сказки
-Сонь, тебе, вон, женихи названивают, а ты все сказки...
-Мам, лучше папки их никто не читает, я в инете находила, не то, у папки лучше выходит.
И читал Тонков сказки... как слушал его Игорёк... казалось, дышал через раз, так и заснул, привалившись к Тонкову, а с другого бока его грела верная Мурка.
Переложили ребенка на диванчик, Сонька шепнула:
-Пойдем, че дам послушать.
Она записала на телефон разговор Игорёшки с Муркой — живя в подвале он разговаривал с ней, вот и дома не изменил привычке.
-Мур, а вот дядь Миша приедет и скажет -ребенок изменил голос: "Лигар, твоя мамка Ирка тебя взад заберет". И чё? Убежим мы с тобой? Эх, так тута хорошо. Тепло вот, и тебя тоже кормют... А лесли скажет про как-то сынонов... забыл, штоб я им сыночком стал. Сы-но-чек, — по слогам повторил ребенок, — я и не слышал так, А..лина хорошая, Сонька, вона, смешная, это чё, Мурк, я Тонков буду?А..лину мамой хотелось бы называть, она добрая, дядь Миша тоже ничё! Мур, ну чё молчишь? Чё ты меня лизать взялася, а значит согласная? Только бы мамка Ирка не нашлася, не хочу туда.
Тонков показал документы, что привез из Армавира. Алина и Сонька с печалью слушали про мамашку Воронцову, Ольга Ивановна дала фотографию юной Ирины — Игорёк был полной её копией. -Боже мой, такая молодая, жить бы да ребенка растить... — Алина с жалостью смотрела на фото, -страшно представить что ждало нашего Лигара, не убеги он тогда из дому. Миш, он такой смешной, поел и тарелку вылизывал, привык, говорит так, надо штоб чистая посудина была. Показала, как мыть посуду, теперь меня отодвигает в сторону: "Я сам, я мужик!" Освоил пылесос, кошку сажает на стол и начинает повсюду, где достанет, пылесосить, я хвалю, а он весь такой важный-важный. Славное дите, может и на самом деле отцовы гены у него?
На следующий день девчонки убежали по своим делам, а мужчины остались дома, Тонков кропотливо проверял документы, Лигар играл в соседней комнате, что-то приговаривая.
А потом повысил голос:
-Ах, бля!! Пацаны!! Шухер, менты поганые!! Сюда... не, вона, они с фонариками,. Не, бля, куда бежишь, дебил?
Мишка стремительно встал, зашел в комнату — ребенок сидел на полу, играя какими-то визитками, а Мурка, лежа на диване, внимательно наблюдала за ним.
-Игорек, ты во что играешь?
-Да в облаву же, вот обломил мне весь кайф, — вздохнул ребенок. -Игорёшка, — как-то виновато сказал Тонков, — прости меня, я с этими бумажками совсем выпустил из виду одно дело. Одевайся, поехали в 'Детский мир'.
-Чё мы в этом мире забыли? — насупился ребенок.
-А вот увидишь?
-А Мурка?
-Мурку дома оставим, на хозяйстве. И, малыш, такие слова, что ты повторял в своей игре, они нехорошие, их не надо бы говорить!
-Как нехорошие, пацаны всегда так говорили в подвале и на хате?
-Ты же теперь не в подвале и где-то ещё, а дома, здесь так не говорят. Ты от нас их не слышал, а так могут сказать только пьяные люди.
-А менты тоже матерятся... — Игорь подумал, — ну да, а Ирка дома так говорила, — опять подумал, — а, она пьяная была.
-Игорёшка, теперь у тебя нет Ирки — есть Алина, Соня и я, давай уже красиво говорить.
-Во, Пашка тогда правду говорил, я думал — врёт.
-Пашка — это кто? И что он говорил?
-Пашка — это наш бугор, большой такой, ему много лет... тринадцать, что ли? Жалко, их менты загребли, а меня не увидели, я в тряпках спрятался, а потом вот с Муркой жил... А их всех в приемник этот, Пашка меня учил не попадаться, а ещё сказал, что я мелкий, и меня кто-нить пожалеет, тетенька или баушка старенькая. А пожалел вот ты. А тетенька, когда я попросил хлебушка, прогнала -попрошайкой обзывала и ещё как-то.
Мишке стало горячо глазам:
-Сколько же грязи и равнодушия видел этот совсем мелкий ребенок??
-Игорёшка, одевайся, поехали!!
И поехали... в 'Детский мир'. Ребенок с изумлением крутил головой по сторонам, а уж когда заиграли часы и стали выплывать разные фигурки... Он замер...Мишка поднял его на руки, чтобы ему было лучше видно. Мальчик очнулся только тогда, когда фигурки скрылись в домике.
-Игореш, пойдем... — Тонков повел его к игрушкам... тут Лигар совсем потерялся, он стоял и просто смотрел на все эти машинки.
-Игорёш, ну что ты, выбирай себе машинки, какие нравятся...
-Мне? Можно? Они, наверно, дорогущие? Деньги-то есть у тебя такие? Тут ведь не украдешь?
-Нет, мы красть никогда не будем, а денег хватит.
Мальчишка долго перебирал игрушки, деловито осматривал, что-то проверял, бормотал себе под нос, потом, выбрав две маленькие и с огромным сожалением отложив большую, подошел к Мишке:
-А ты ещё когда-нить меня в этот мир привезешь?
-Конечно, при условии... — Мишка сделал паузу, — не говорить и совсем забыть плохие слова!
— Железно! — ребенок протянул свою лапку.
Купили и большую машину, потом ещё крутой самокат, пару роботов-трансформеров, две развивающие игры, и несколько книг с красивыми картинками, особенно Игорьку пришлась по душе книжка 'Конек-горбунок'. Не обошли и отделы с одеждой и обувью — там купили спортивный костюм, модные джинсы, и... восторг зашкаливал!! — кроссовки!!
Вот тут сынок повис на шее у Мишки:
-Я вот захотел тебя как Соня, папкой звать, можно? Ты не думай, это я давно хотел сказать, да боялся, думал, вы меня все одно отдадите в приемник. А если ты мне такие игрушки покупаешь, значит, не отдашь!
-Не отдам!! Ты наш! — Мишка с удивлением заметил, что его, с появлением этого чуда-Лигара, пробивает на слезу. Не плачущий с далеких детских лет, он и забыл, как это, глаза на мокром месте.
— Поехали домой, там Соня с новой прической, наверное, уже ждет не дождется нас.
-Пап, — в машине спросил ребенок, — а как ты догадался, что меня Игорь зовут?
-Да вот, сообразил.
-Ааа, все думали, что Лигар — это кликуха моя. Ой, не то сказал, забыл, не буду!!
И с порога, упорно несущий свою такую навороченную большую машинку, звонко выдал Алине:
-Я решил — ты теперь не А... лина, а моя мама, вот! И Мурка согласная!
Весь вечер ребенок наслаждался своими игрушками, а перед сном подлез к теперь уже папе, сунул ему 'Конька-Горбунка', залез на колени — 'чтобы картинки сразу смотреть', рядом пристроились дочка с Муркой, а мамуля исподтишка любовалась такой идиллией. Особенно ей нравился Тонков — весь какой-то размягченный и задорно улыбающийся, когда Лигар особенно заливисто смеялся.
Позвонили в дверь, Алина, недоумевая кто бы это мог быть, пошла к двери.
-Здравствуйте! Могу я видеть Михаила? — у двери стоял мужчина примерно Мишкиных лет с каким-то цепким взглядом.
— Миша, тут к тебе...
