— Если метафизика, — продолжал старый монах, — исходит из того, что всё вокруг нас до предела насыщено и пронизано своими сущностями, сознанием и разумом, всё, окружающее нас, живое, всё взаимосвязано, всё взаимодействует — на сегодня она верна.
От звезды человеческой сущности кверху, к Центру Космоса, к Богу, испускается светящийся луч. Такой же луч исходит книзу, и хорошо, когда он достигает расплавленного ядра Земли, по нему человек получает от неё материнскую энергию. Ниже звезды, видит госпожа, на светящемся луче разгорается красным светом точка средоточия боевой силы, она называется Тан-тьен. В некоторых восточных школах её называют также Единой точкой. Когда боец рукой ломает камень, он использует колоссальную энергию Земли через свою Тан-тьен.
А теперь Саи-туу добавляет отображению господина энергии... Пусть госпожа знает, что сейчас энергию получают и тонкие уровни самого господина Бориса.
Госпожа понимает, каких колоссальных усилий подсознания господина Бориса требует процесс исцеления. Нужно ещё в тысячу, а потом и в десять тысяч и в сто тысяч раз увеличить количество внутренней энергии, запасами которой необходимо оперировать тому, кто работает с сознанием и ближайшими элементами сверхсознания.
Саи-туу думает, что всё плохое произошло с господином Борисом от того, что он оказался лишён большой человеческой любви. Возможно, в этом есть и его вина.
Госпожа интересовалась, в ком была душа русского лётчика в её предыдущем воплощении. Узнать это — путь лёгкий. Госпоже предстоит другой, высший путь, достойный её таланта и её служения.
Госпожа видела и знает, что есть, например, орехи разные: грецкие, лесные, маньчжурские, фундук, арахис, кокос. И ещё много и других сортов. Их можно перекатывать в руках всю жизнь, подбрасывать, жонглировать, манипулировать ими, катать, ронять, терять и при этом не догадаться вскрыть скорлупу и достать полезное ядро.
Точно так же можно долго смотреть, что проделывает сумасшедший человек, посмеяться над ним или огорчиться его беспомощности, связать и уложить его, поставить укол, чтобы он уснул и не изнурял себя, и не надоедал персоналу. Но можно начать его реальное лечение, прекратив обманывать себя и других, что знаешь, как лечить, что этим только и занят. За подобный обман придётся понести ответственность.
— Пусть госпожа вообразит теперь, как совсем недавно господин Борис шевелил губами и дёргал за что-то в воздухе руками. Теперь госпожа понимает, хотя пока и не знает, как именно Саи-туу создавал, пребывая здесь, помогающие, советующие и охраняющие нас сущности, отличие которых от образа господина Бориса, на который сейчас госпожа смотрит и с которым работает, и в том, что они глазу невидимы. Но полезные их действия нами ощутимы.
Я "вообразила" прежнего, недавнего Густова, которого я наблюдала много трудных для меня дней, а Миддлуотер в ужасе воззрился лишь однажды; в памяти моей та жуткая картина сохранится навсегда и оживает перед глазами, стоит мне о ней подумать. Фантом, составленный из медлительно клубящихся дымных облаков, тут же вытянул свои эфирные "руки" кверху и принялся повторять движения рук больного Бориса, рвущих воздух.
Монах остановил меня и продолжал свое повествование и зримые опыты:
— Саи-туу изучал компьютерные записи и определил, что шевеления губ господина Бориса означают призыв к себе отрешиться от состояния рассеянности и достигнуть концентрации внимания на том деле, которым он тогда занимался. Господин увидел и попытался сам оборвать те вредные нити, которые связывают его сущность не с Богом и родными господину людьми, и живыми и ушедшими, а притянули господина к паразитическим сущностям различного происхождения, питающимся излучениями человеческой психики и высасывающим из людей их жизненную энергию.
В этом деле сознание господина, его ум не участвовали. Со стороны такое поведение больного человека справедливо кажется врачам непросвещённым абсолютно бессмысленным.
Однако господин Борис проделывал подобные движения и когда пытался помочь господину Стаху. Записи, к сожалению, не отражают направления взгляда господина Бориса во время манипуляций, а смотрел он сквозь стену на господина Стаха. Большой пользы такие действия принести не могли, но в основе этих действий лежало заложенное глубоко в сущности господина Бориса сострадание к людям. Может быть, эти излучения его личностного сострадания подействовали как молитва и привлекли дополнительное внимание тех посланцев Тонкого Мира, которые нас лечат, и они тоже включились в работу по исцелению господина Стаха. Результат госпоже известен.
Саи-туу хочет ещё обратить внимание госпожи на то, что в старые времена беременных женщин убеждали смотреть на красивые вещи, на выдающиеся произведения искусств, слушать благозвучные мелодии и не употреблять вина. К сожалению, некоторые неграмотные молодые женщины, будущие матери, не видят вреда в том, чтобы выпить и покурить. Когда они начинают вынашивать ребенка, невинная растущая сущность будущего малыша оказывается уже подключённой через неразумную мать к паразитическим энергоинформационным сущностям — эгрегорам пьянства и табакокурения. Ещё губительнее паразиты, инициирующие наркоманию. Рождённый человечек появляется на свет уже несвободным, он раб патологических духов, управляющих сообществами пьяниц и курильщиков и сосущих из них силы и энергию, и виновна в его рабстве бездумная родная мать. Я удивилась, зачем он вспомнил о беременных? А монах продолжал своё.
Шевелениями губ господин Борис выражал недовольство и пытался обрывать такие паразитические связи у тех, кого он на удалении от себя воспринимал. Если понимать то, что пытался осуществить господин, его действия достойны сожаления, поскольку он не отдавал себе отчёта в том, что делает это нужное дело с очень низкой эффективностью. Но его поведение достойно и уважения за реализуемое благое намерение. Госпожа видит, как боролся господин Борис за своё и незнакомых ему людей будущее.
Все взаимосвязано навсегда, вне времён и географических пространств. Мы и сегодня влияем на судьбы живших и до нас в их тогдашних жизнях, во мгле времён, только об этом знают немногие. Ещё больше наш долг перед теми, в ком воплотится наша душа после нас, но этого сегодня не хотят понимать, самовозвеличиваются, ёрничают, плюют в собственное будущее. Вероятно, подобным образом отнёсся к следующему воплощению тогда его души предшественник по душе господина Бориса. Он подумал, что его-то тогда уже не будет, а тот, кому его душа достанется, пускай выкручивается, как знает. Потом он долго замаливал эту грешную мысль. И частично спас положение.
Физическим страданием господина Бориса его душа теперь очищается. Так устроено, таков Божественный порядок. По крайней мере, сегодня. Но завтра Бог может этот порядок изменить. Вырастет духовно человек — смягчится и способ очищения человеческой души. Сам Бог совершенен, но развивается, выявляя всё новое и новое из Себя, и совершенствуется. И Бог ничего не боится. Бог всё созданное им любит.
Саи-туу не думает, что это страдание является наказанием. Лишение неверного сознания, на самом деле, благодеяние, но не все это понимают. Однако, страдая, и сущность господина Бориса пошла не во всём верным путём, она не хотела трудиться, хотела ухватить готовое. Такой путь длиннее и способен завести в тупик. Но, может быть, ужас её был так велик, что она не нашла тогда иного выхода. Она пыталась воспользоваться тем, что ей всего ближе — сознанием другого, похожего человека. Самым страшным оказалось то, что не к Любви прибегла во спасение душа господина Бориса. Без любви ослаблена защита человека от сил зла. Зная целительную силу любви, сущность господина Бориса притянула и захватила сознание другого человека из другого времени, воспользовалась тягой другой души к любви. Но это и другая душа жертвенно помогла душе господина собой. Так или иначе, у господина Бориса разрушения человеческой личности оказались страшные. Но, у Саи-туу появились основания так думать, не необратимые. Душа господина ещё воспарит.
Господина Бориса исцелить можно. Неизвестно только, сколько на это уйдёт времени и сил... Он выжил. Он остаётся могущественным. Но у него почти нет своего сознания, поэтому пока не окреп разум. Госпожа помнит отличия сознания и разума.
Что касается самой госпожи, теперь она не нуждается в аппликациях металлом на точки иглоукалывания. Этот метод плох тем, что вызывает привыкание. Саи-туу понимал, что госпожа уходит от известных и освоенных ею способов западной медицины, однако не готова пока была принять другие, для неё новые, неизвестные ей способы лечения. Теперь положение тоже изменяется. Пожалуй, ещё совсем немного, и госпожа будет способна исцелять себя и других наложением рук, а затем и силой собственной мысли...
— В чем целительное действие, неужели только в изображении мной фантома Бориса Густова? — спросила я у Саи-туу.
— Целительное действие таблеток, даваемых больному, не в их внешней форме, а в их содержимом, — отвечал монах, — многих знаний и усилий требует их создание, а затем, после приема внутрь, начинается их воздействие. На господина мы вместе воздействовали гораздо более сильным средством — нашей психической энергией. Расстояние роли не играет.
Я ещё нашла в себе нравственные и физические силы задать монаху взволновавший меня вопрос, едва он сформировался в моём уме под воздействием всего только что увиденного и услышанного от Саи-туу:
— Возможно ли достоверно определить, обладал ли столь выдающимися способностями господин Борис от рождения или они возникли после того, как его психика оказалась повреждена в результате неизвестного нам воздействия? Или я должна предположить, что они проявились вследствие непредвиденного эффекта от назначенного русскому лётчику лечения?
— Кто, кроме Бога, это знает, коли сам господин Борис ответить госпоже пока не в состоянии, — смиренно поклонился мне старый монах при расставании.
Я была глубоко тронута, почти потрясена увиденным и услышанным от Саи-туу.
Вновь не смогла уснуть до утренней зари.
Джоди получила от меня задание собрать всю информацию по нетрадиционному целительству, но её оказалось, неожиданно для меня, настолько много, о чём предупреждал ошё Саи-туу, что пришлось ввести дополнительные критерии отбора её для себя. И вскоре я поняла, что не в силах объять необъятного. Моим приобретением станет лишь то, что мной будет воспринято соответственно уровню развития всех моих чувств и способностей, что будет мной в работе использоваться.
В ближайшую встречу с Миддлуотером я заверила его, что всё идет по плану.
Я стала понимать, что меняется, ветвится и структурируется моё отношение к русскому лётчику. Происшедшее с ним вначале вызвало мой профессиональный интерес. Но я, после знаменательного сеанса с участием Саи-туу, ощутила, что мне прежде всего другого необходимо подняться над самой собой, и вспомнила сон Бориса о взлёте своими силами. Страшная тяжесть накопившегося... Во мне должны произойти изменения, которые принесут с собой, а может быть, следом за собой, что-то совершенно новое, о чём я никогда бы и не подумала. И всё это связано с ним, этим русским по имени Борис.
Я страшно разволновалась, как волнуется человек перед свершением.
Но вспомнила целительную мантру для высшего, седьмого нашего энергетического уровня, которую сообщил мне ошё Саи-туу:
— Успокойся и знай, что Я есть Бог.
Всё, что ни делается, — к лучшему, говорят русские. О чём же мне тогда волноваться?
Не лучше ли не сопротивляться всеблагому и премудрому Провидению, вовлекающему и меня в новый, и с благоговением верю — в прекрасный для людей мир. Изо всех сил я стала пытаться овладеть собой.
— Так всё и происходило, Борис?
— Отвечаю тебе, автор. Если ты мне не веришь, доходи до всего сам. Привет.
— Погоди, Борис, не исчезай. Почему бы нам не встретиться в моём времени? У меня дома или на даче, как тебе будет удобно. Пока я не убедился, что ты существуешь, — как поверить тебе, что ты есть?
— Со мною тебе встретиться мудрено. Да и не нужно. Хотя я рядом. Вот что: поройся-ка в своей памяти! Одного из тех в моём повествовании, о ком ты уже рассказал, ты не только встретил в своей жизни, но и спас. Ну же! Лет десять назад. Этот странный монах... Повспоминай, повспоминай и припомни. Если интересно — слушай дальше. Привет.
Глава пятая
ИЗ-ЗА КРАЯ ЖИЗНИ
13
Лучник и талисманы
Наутро, когда я проснулся и, ещё не открывая глаз, медленно отходил ото сна, первым осознанным чувством явилось ощущение неясной новизны. Мне почудилось, как кто-то окликнул меня по имени: "Борис!" Но ведь я не Борис, я — Майкл. От непонятности этого обращения не к Майклу, а к порядком поднадоевшему Борису, изменилось что-то рядом, совсем близко ко мне, и поодаль, вокруг меня, и я ощутил себя пауком, проснувшимся от легчайшего шевеления потревоженной чьим-то прикосновением паутинки, в которое поначалу не верится, особенно, если выжидание было долгим.
Я расслабленно замер и понял, что не внутренние, а внешние изменения породили во мне неудовольствие: снова, сызнова, какие-то силы извне пытаются вмешаться в мой внутренний мир, вторгаются в тонкую ткань моей внутренней жизни. Чем же, какими новыми злонамеренными средствами на сей раз? Предощущая нервное возбуждение, к которому заново я ещё не привык, заныли под ногтями кончики пальцев, и я размял их, сжимая и разжимая.
Нехотя открыл глаза, приподнялся на локте и осмотрелся с чувством, похожим на ревность, причем, слепую, не знающую, к кому-чему придраться.
Пока спал, я перенёсся в новую комнату, явно приспособленную для более комфортабельного обитания, несомненно жилую, без малейшего привкуса госпитальной казёнщины. Новое помещение я, поразмыслив, определил как часть обширного жилого комплекса, а именно — комнату-спальню, обставленную в стиле модерн удобно, продуманно, функционально, даже уютно. От рядовой, обычной спальни в европейском стиле она отличалась не только большей просторностью, насыщенностью воздухом, а пожалуй, и утончённой изысканностью меблировки и роскошью во всем: от стильного постельного белья до наружной отделки встроенных шкафов, но роскошью не чрезмерной, не утомляющей глаз безвкусным навязыванием себя.
Новые мои впечатления я всего лишь отметил, не заостряя на них внимания, но недовольство невольно отступило, сменившись лёгкой заинтригованностью.
Я определил, чем она вызвана: стена напротив меня, расположенная во всю ширину помещения прямо вдоль оси моего нового сверхширокого ложа не для одного, украсилась большим оригинальным рисунком на белом блестящем шёлке. Черной тушью свободно, размашисто, с долей условности, изображён был стрелок из лука, судя по всему, японский. Из левого верхнего угла вдоль края рисунка спускалась ажурная гирлянда красных иероглифов.
Я почувствовал, что рисунок появился в спальне не случайно и почти одновременно со мной, с разницей в часы, если не минуты, слишком уж он выпадал из европеизированной обстановки. Обычное убранство традиционной небольшой японской комнаты — пять татами, циновок размером примерно два на полтора метра, на день складываемых стопкой в углу, светильник, бумажный свиток на стене, икебана — вот где рисунок на шёлке был бы более уместен и подчеркнул бы зажиточность хозяев. Как послушный ребёнок, получивший урок, я задался целью осмыслить значение для себя появления со мной рядом мастерски и лаконично исполненного образа средневекового лучника.
