Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Этой новости очень удивился Вице-президент.
— Вы уйдете из Маньчжурии, Средней Азии и Кавказа*?
*С первого сентября пятьдесят третьего Кавказ — Дагестан, Осетия, Грузия, Азербайджан, Армения, Курдистан и Чечено-Ингушская Республика, созданная из куска Турции, со столицей в Трабзоне.
Средняя Азия — Туркмения, Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, Киргизия. Без северных и прикаспийских территорий.
— Из гражданской администрации уйдем, это вопрос уже решенный. И республиканские компартии распустим.
Адмирал Коллинз оценил новость предельно цинично.
— Это называется — сбрасывать балласт. Вы набрали столько трофеев, что от чего-то приходится избавляться, иначе не взлететь.
Спорить Олешеву не хотелось.
— Есть ли третья тайна, сэр?
— Есть, господа. Мистер Сталин объяснил мне нашу историческую роль. Мы должны стать 'витриной капитализма', чтобы привлекать со всего мира таланты, которые предпочтут жить в мире рыночной конкуренции. Ученых, изобретателей, предпринимателей, которых со своей стороны будем задействовать в общих проектах. Словом, мы и Советская Россия должны составить тандем будущего.
Коллинз снова хмыкнул.
— В тандеме рулит только один, второй только крутит педали. Впрочем, простите мне этот цинизм, господа. Нахапали мы, благодаря русским, ненамного меньше. Признаться, эта роль мне по душе. Рулят русские действительно мастерски.
Официальные переговоры проводили за круглым столом, что очень порадовало русского генерала в американской делегации. Ему не пришлось сидеть напротив своих даже в столь дружественных переговорах. Рокоссовский и Грининг сели рядом, а сам Олешев оказался сидящим между Мэтью Риджуэем и Александром Михайловичем Василевским, своим непосредственным начальником. Начал Рокоссовский.
— Господа, прошедшая война и наша общая Победа способны вывести нас на следующий уровень доверия и сотрудничества. Советское правительство подготовило для Республики Аляска ряд предложений, которые я вам сейчас зачитаю.
Советский Союз предлагает республике Аляска считать Британскую империю преступной, а ее восстановление невозможным в любом виде. Отторгнутые у нее территории считать отторгнутыми навечно, в том числе и Англию с Уэльсом.
Советский Союз предлагает республике Аляска провести обмен территориями и предлагает взамен полуострова Аляска и Алеутской гряды, экономически равнозначную территорию Канады — провинции Нью Брунсвик, Новая Шотландия, Остров принца Эдуарда и правобережную часть провинции Квебек.
Советский Союз предлагает Республике Аляска заключить договор о беспошлинной торговле и безвизовом режиме, научном сотрудничестве и культурном обмене, — Константин Константинович Рокоссовский поднял глаза от текста, и посмотрел почему-то на Олешева, — Но этот договор уже будет обременен условием.
Олешев, разумеется, отвечать не стал, а тоже взглядом передал пас Гринингу.
— А первые два пункта совсем ничем не обременены? Обмен территориями совсем не равный. Цена за акр земли разница раз в двадцать-тридцать. Вся Аляска стоит как Новая Шотландия.
— Первые два пункта вами полностью заслужены в качестве умелого и надежного военного союзника. Кроме того, не скроем, в наших интересах, чтобы именно вы стали наиболее авторитетным государством, среди бывших САСШ, а со столицей в Анкоридже, это будет сделать затруднительно. Мы рассчитываем, что вам удастся забрать себе север, как минимум, до Пенсильвании. Мэриленд и Кентукки южане уже. Конечно, не отдадут, а вот за Индиану и Огайо еще поборемся. Да и Иллинойс может передумать.
— Принимая столько подарков, даже неловко спрашивать, что за обременение предлагается к третьему пункту. Надеюсь, это не продажа души Дьяволу?
— Если ваш вопрос не философский, а конкретный, то нет. Условием подписание такого договора будет создание единого министерства Государственной Безопасности. Вернее, принятие вами нашего, с поправкой на ваше законодательство, разумеется. Насколько нам известно, подобную структуру вы пока так и не создали, хотя она является важнейшим институтом власти. Вас до сих пор не свергли только чудом, господа.
Имя этого чуда сэр Грининг отлично знал.
— Поскольку выборы в Верховный Совет Республики мы провести не успели, голосующими членами являются только Кавалеры Ордена Героев. Из одиннадцати, семь сейчас находятся в этом зале. Где сейчас находятся еще четверо, включая господ Сталина и генерала Маргелова, вам наверняка известно, можно будет им телефонировать вопрос. Предлагаю начать голосование. Я за! Сэр адмирал Коллинз?
— Я бы предложил объединить еще и флот. За!
Дальше по ходу часовой стрелки, за проголосовали Риджуэй, Олешев, Василевский, Судоплатов и Рокоссовский. Телефонировать, празднующим общую Победу генералам, адмиралам и товарищу Сталину, не пришлось. Сэр Грининг подвел итог.
— Решение принято. Господин Судоплатов, поручаю вам формирование необходимых структур, для нужд вашего министерства. Финансирование и законодательное взаимодействие обсудим в рабочем порядке.
Признаться, лично для меня, это обременение обременением не кажется. Я думал, вы потребуете нашего отказа от собственной валюты и вхождение в рублевую зону, национализаций, коллективизаций и трудовых мобилизаций.
Судоплатов отозвался с улыбкой.
— Слушаюсь, господин президент.
Что касается ваших несбывшихся опасений — в рублевую зону входить теперь и не надо. Рублевая зона теперь как атмосфера, она везде, из нее уже не выйдешь, а если и выйдешь, то просто мучительно задохнешься. Ваш доллар нам нисколько не помешает.
Мы перешли на плановую экономику и социалистическое хозяйствование не потому, что не умеем играть в рыночную. Умеем, и гораздо лучше ваших доморощенных буржуев. Как только вы подпишите формы допуска 'ЧК Белый', вам откроются такие бездны порока и уязвимости капитализма, что еще обязательно пожалеете о сегодняшних опасениях.
* * *
5 сентября 1953 года. Москва. Стадион Динамо. Правительственная ложа.
Играющий тренер сборной СССР по футболу, тридцатилетний Всеволод Михайлович Бобров, не смотря на уверенную победу своей команды над сборной Ирландии, после матча сильно довольным не выглядел. Он сам провел на поле все девяносто минут и даже открыл счет в этом матче, но настоящего удовольствия от игры так и не получил. В раздевалке он был предельно краток.
— Ну что, парни, всех с победой, конечно, но это всего лишь Ирландия. Разбор игры проведем завтра, перед тренировкой. Собираемся в Баковке, в девять ноль-ноль. Стрельцов ждет здесь моего возвращения, остальные до завтра свободны. Я срочно мыться, меня Шеф ждет.
— Завтра воскресенье, Сева. Все Советские люди по закону должны отдыхать.
— Все Советские люди пусть отдыхают, а вы мои рабы, до победы над Венгрией. С такой игрой как сегодня, Пушкаша мы не удержим. Он бы один нам сегодня штук пять накидал. Не задерживайте, меня Шеф ждет.
— А может и не стоит его держать, Всеволод Михайлович? Он нам пять накидает, а мы им за это время семь...
— Стрельцов! Твое слово здесь двадцатое. Переодеваешься и ждешь моего возвращения. Остальные свободны, меня не отвлекать! Все обсудим завтра!
Играющий главный тренер сборной СССР поднялся в правительственную ложе через двадцать минут после финального свистка, когда зрители верхних секторов трибун еще неспешно тянулись к выходу. Вместе с Шефом, то есть почетным президентом федерации футбола СССР, генерал-полковником Василием Сталиным, в ложе находился еще два человека. Настоящий негритенок, лет двенадцати и молоденький паренек, лет двадцати с небольшим, к которому Василий Сталин и обратился, едва заметив Боброва.
— Шура, будь добреньким, прогуляй Пеле до буфета. Мне минут пять нужно, чтобы Всеволода Михайловича подготовить.
— Вам чего-нибудь прихватить?
— Пару бутылок 'Боржоми', или 'Нарзана'
Дождавшись, пока 'молодые' выйдут из ложи, Василий Сталин кивнул Боброву на закрывшуюся за ними дверь..
— Стрельцова я по его наводке из Спартака увел. Это я к тому, Сева, что мы с тобой ему уже должны На ка, прочти для начала. Личное дело у него засекречено, это я с представления его к Герою скопировал. Люблю перечитывать, когда какая-нибудь неприятность случается. Сразу легчает.
В папке находилась всего четыре странички, которые Бобров проглотил как захватывающий приключенческий мини роман. Потом перечитал еще раз и глянул на Сталина в ожидании продолжения. Тот пожал плечами.
— Всего я и сам не знаю, а из того, что знаю, почти все засекречено. Ну как впечатление?
— Зверь! А с виду вроде парень, как парень, нормальный, ничего такого сроду и не подумаешь.
— Зверь, это ты в точку. Мне его Главком ВДВ именно так и представил. Завтра я их к вам в Баковку привезу.
— Их?
— Негритенок его приемный сын. Будет в нашем интернате учиться.
— А Зверь?
— О нем завтра поговорим. Сначала ты на них посмотреть должен, иначе сочтешь, что я с ума спятил. Но сразу тебя предупреждаю, что за клуб он играть отказался. Согласен только за сборную.
— О как! Крутой паренек... Согласен играть за сборную...
— Да, Сева, согласен. И я этому очень рад. Поэтому заранее тебя об этом предупреждаю. Его согласие я очень ценю. Чтобы тебе было понятно, Волков был утвержден знаменосцем, на Парад Победы, но отказался категорически.
— Ни *уя себе! А почему?
— Мне сказал, что надевать ордена, для него — плохая примета. Впрочем, не сомневайся, завтра же ты мой подарок сам оценишь. И себя заодно переоценишь. Я тебя специально заранее предупреждаю. Завтра готовься увидеть Чудо...
Сталина-младшего прервал тихий стук в дверь, вернулись посланцы из буфета.
— Разрешите, товарищ генерал-полковник?
— Входите, Шура. Генералов здесь нет, здесь не армия. Всеволод Михайлович мой друг, ты тоже. Надеюсь, что вы и между собой поладите. Знакомьтесь.
Волков покладисто кивнул, — Как скажешь, Базиль, — Поставил две бутылки 'Нарзана' на столик и оценивающе посмотрел на Боброва. Тот почему-то смутился, и первым протянул руку негритенку.
— Всеволод Бобров.
— Пеле Волков.
— Всеволод. Можно просто Сева.
— Шура. Можно просто Зверь.
Волков улыбнулся и осторожно пожал главному тренеру сборной СССР руку, не отводя при этом оценивающего взгляда, который, как показалось самому Боброву, ощупывал все его естество изнутри, от макушки до самых пяток. Возникла неловкая пауза, которую прервал Сталин-младший.
— По игре что-нибудь скажешь, Шур?
— В голу нужно Яшина из Динамо ставить.* А игру пусть Пеле разберет. Он какие-то моменты даже лучше меня понимает. Футбол — это его Вселенная, он будет ее королем.
*на ворота, вратарем.
— А ты?
— А я буду воспитателем короля. Пеле, сколько моментов ты хочешь обсудить с Всеволодом Михайловичем?
— Одиннадцать, отец.
— Это на час, как минимум. Пойдем, Базиль, до буфета прогуляемся. Всеволод Михайлович сейчас голоден, надо было нам сразу бутербродов прихватить, но что-то я затупил.
— Я тоже хочу послушать, Шур.
— Хочуха тоже баба и тоже паскудная. Никогда не иди у нее на поводу. Футбол для тебя любимая забава. Просто развлечение. Очередное искушение. Но ты же помнишь свою Цель? Этот час, ты можешь потратить с куда большей пользой. Идем в буфет?
— Идем, Шура. Сева, выслушай пожалуйста Пеле очень внимательно. Внимательнее, чем меня...
* * *
7 сентября 1953 года. Калифорния, Сакраменто, Сваллоус Нест Кантри Клаб
Майкл ОЛири проводил взглядом летящий мячик и усмехнулся, эту лунку он тоже будет проходить ударов за десять. В гольф Майкл играл второй раз в жизни. Впервые он это проделал позавчера, получив от президента Калифорнии приглашение на эту партию. За один урок, ОЛири научился вполне похоже имитировать 'свинг' и пользоваться двумя клюшками. Не удивительно, что к пятой лунке он подошел с результатом пар плюс тридцать один. Впрочем, выиграть у президента Эрла Уоррена именно в гольф он и не планировал. После того, как 'Дуглас Эйркрафт' получил от китайцев заказ на сто шестьдесят Д-7 транспортно-десантной модификации, который, ввиду срочности, пришлось частично размещать на промплощадках конкурентов, мистер Родригес поручил ему готовить поглощение одного из этих конкурентов. Именно поручил готовить одного из, а не ткнул как обычно пальцем.
— Вы опять угодили на 'раф', мистер ОЛири. При помощи 'вуда', вы будете выбираться из него минимум три удара. Рекомендую сделать новый 'драйв', тогда штраф всего плюс один.
— Не стоит. Это был один из моих лучших ударов за всю карьеру, господин президент. Скажите, не сильно ли я нарушу этикет, если сдамся на пятой лунке? Правила клуба допускают такое малодушие и отсутствие воли к победе?
— Вы мой гость, если кого и осудят, то меня. Вы заслуживаете как минимум симпатию за смелость. Не каждый на вашем месте не побоится показаться смешным..
— Это меня совсем не пугает, сэр. С вами я согласился бы даже сыграть в баскетбол, в переполненном 'Мэдисон Сквер Гардене'. В довоенном Нью Йорке, разумеется, не сейчас. Ну, вы поняли... У вас очевидно хватает партнеров, для этой английской игры, но пригласили вы именно меня. Так могу я сдаться, или продолжим играть?
— Игру предлагаю отложить. Продолжим с этой позиции, когда у вас возникнет желание доиграть. А пока, до ланча, давайте просто погуляем.
— Желание наверняка возникнет, поэтому я завтра же найду себе тренера. Ведите, сэр.
Эрл Уорнер, первый президент Республики Калифорния, жестом отпустил обоих 'кедди' и деликатно подхватил ирландца под локоть.
— Давайте пройдем весь маршрут будущей игры, мистер ОЛири, он сейчас как раз весь свободен, освободили специально для нас. Итак, вы Майкл ОЛири, американец с ирландскими корнями, родились восемнадцатого марта одна тысяча девятьсот одна тысяча девятьсот четырнадцатого года, в Филадельфии, штат Пенсильвания. Первые публичные упоминания про вас появляются в мае, когда вы стали владельцем, находящегося на пороге банкротства, Филадельфия Траст Банка.
И вы оказались финансовым гением, настоящим волшебником, все время покупающим на дне и продающим на пике. Вы подали в отставку из кабинета Дугласа Макартура за неделю, до якобы случайно начавшейся бойни, а еще раньше успели распродать 'пенсильванские' активы. У вас очевидно имеется очень могущественный ангел-хранитель, и я на сто процентов уверен, что этот ангел русский.
— Ангел, есть ангел, господин президент. Я у него паспорт не спрашивал.
— И это правильно, мистер ОЛири. Я бы, скорее всего, тоже не рискнул. Словом, когда вы решили обосноваться в Калифорнии, я, не буду скрывать, облегченно вздохнул. Но неделю назад вы невольно заставили меня сильно нервничать. До меня дошли слухи, что вы ведете разведку насчет покупки 'Боинга'. Почему не 'Локхид Эйркрафт'?
* * *
11 сентября 1953 года. Монреаль. Бульвар Сен-Лоран, Кафе-ресторан 'Bistrot. La deuxième venue', напротив здания Главной военной комендатуры ГСОВК, бывшей мэрии Монреаля.
Эрнст Миллер Хемингуэй допил свой 'Краун Ройаль', глянул на часы и снова погрузился в чтение своей собственной статьи. В Монреале 'Правда' издавалась на трех языках, но к сожалению, англоязычную версию кто-то из посетителей уже приватизировал. Или просто истрепали до нечитабельного состояния, остались только русская и французская. Русский язык Хемингуэй уже начал изучать, и занимался этим по три часа в день, но изученной базы пока не хватало, даже для прочтения собственных статей. Но учил он русский очень усердно. Во-первых потому, что мистер Сталин согласился дать ему интервью, но только без переводчиков, а во-вторых, свою книгу о 'Че' Геваре он решил написать именно по-русски. Ни на одном другом языке весь колорит этого похода передать просто невозможно. Хотя бы потому, что ругались эти улыбчивые и никогда не унывающие парни исключительно по-русски, а переводам в другие языки это никак не поддавалось. Например фраза 'Da I ebat ickh konem' Означала вовсе не принуждение к половому акту с животным, и даже не описание хитрого хода в шахматной игре,, а довольно равнодушно безразличное 'Не до них пока'. Русский ни во что не переводится, это язык, не подлежащий переводам. То есть, можно конечно сказать от имени Че 'Не до них пока', но это будет явно не то.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |