Базарная площадь — благословенное свободное пространство. Здесь есть, куда отступить, есть, откуда стрелять, и есть, за чем укрываться — из хорошенького павильона из реечек и пёстрой ткани в нас палят из пистолетов. Татуированная девочка швыряет в павильон факел прежде, чем ей успевают приказать или запретить — сухое дерево и ткань вспыхивают тут же, сверху донизу.

Дикий вопль втыкается в душу.

— Анну, Анну, я за тебя! — кричит дворцовый волчонок и бросает пистолет.

Верблюды сносят лотки под навесами; в меня летит что-то круглое и тёмное, я шарахаюсь — но это не голова, а какой-то плод, который раскалывается на брызнувшие части. "Братья, братья — не надо!" Под ноги верблюдам кидаются обезумевшие куры из опрокинутого вольера. "Мама!"

— Смерть Анну! За Льва Львов!

— Анну — Лев! За будущее!

— Будь прокляты богоотступники!

Волки ломают двери лавки оружейника — и двери вдруг распахиваются. "Братья, возьмите всё — детей оставьте!" — оружейника отталкивают с дороги. Рыдает женщина, лязгает металл, что-то падает и сыплется.

Что-то горит. Вопли. Треск дерева.

— Будьте вы прокляты!

Я окончательно перестаю понимать, что происходит — стараюсь только не путаться у бойцов под ногами, но наши, кажется, всё понимают отлично. В их действиях чувствуется торопливая деловитость — я вижу, как Анну одним жестом посылает группу бойцов к горящему строению, как они выбивают двери и выламывают решётки на окнах. Люди вываливаются наружу, задыхаясь и кашляя — бог мой, женщины!

На них — дымящиеся лоскутья. Девчонка, выкашливая душу, падает на колени — косички шаоя рассыпались по голой спине. Крыша рушится с треском — если внутри кто-то остался, то они пропали.

Рядом со мной из темноты и общей неразберихи возникает неожиданная группа очень юных мальчишек с косами и тёмными мулатскими мордашками нори-оки — Кирри спрыгивает с верблюда, они окружают его, тормошат, расспрашивают — я не понимаю. Язык нори-оки, слишком примитивный, с незнакомыми корнями — им надо заниматься отдельно...

Город вздрагивает от пушечного выстрела. И — ещё раз. И ещё. И нори-оки зачарованно смотрят в небо, а волчица говорит у меня за спиной:

— Дворцовую стражу подняли по тревоге.

Чангран воняет гарью — сгоревшим деревом, мясом и тряпками.

К Анну подходит Марина. Её лицо вымазано копотью, она вкидывает церемониальный вассальский меч Кши-На в ножны, говорит:

— Дорогой Львёнок, вам необходимо взглянуть туда, — и показывает на крышу дома, почти вплотную прижавшегося к базарным рядам.

Анну смотрит и щурится.

— Там что-то движется?

Ах, ты! Мы с Мариной видим в темноте, как полагается инопланетным киборгам, а наш полководец — нет! А ему надо, надо посмотреть, она права: парочка диверсантов наблюдает за нами, прижавшись к выступам стены. На них, насколько я могу разобрать, капюшоны синих.

— Темно, как в кишках дракона! — фыркает Эткуру. — Не разберу, человек или кошка у отдушины!

— Синие, — говорит Марина.

— Плохо, — говорит Анну. — Плевать, — и поворачивается к своим людям. — Надо загородить въезд на базар со стороны Дворца любыми обломками — и тащите пушку с Сигнальной Башни!

— Ядер нет, — говорит Кору.

— Ядра были у ворот. Немного, но шум будет, — Анну усмехается. — Весело будет.

Наши строят баррикаду. Нори-оки под руководством Кирри им помогают — где-то они раздобылись оружием. Я передаю кому-то тяжеленные мешки — наверное, с мукой. Рядом со мной полуголая девчонка с косами, она таскает ящики, всё ещё кашляя. Волчицы с пистолетами и ружьями занимают удобные позиции за штабелями ящиков и тюков. По улицам Чанграна грохочут копыта боевых коней.

Олу, Шуху, Чикру и Лотхи-Гро катят пушку. Лотхи-Гро почти не хромает.

Отряд дворцовой стражи, поднятый по тревоге, осаживает коней у баррикады. В факельном свете они — как на ладони, и наши волчицы стреляют. Залп отбрасывает нападающих назад.

— Твари! — зычно орёт кто-то на той стороне. — Лев Львов приговорил Анну к смерти! И все, кто с Анну — вы все умрёте!

— Приди и убей! — кричит Зушру насмешливо. Волчицы звонко хохочут.

— Тебя освежуют живьём, шлюха! — уязвлённо отвечает волк из Дворца.

Наши хохочут и свистят. Кто-то стреляет поверх голов.

— Уезжай, если хочешь жить! — кричит Элсу. — Это я говорю, Маленький Львёнок, преданный Львом! Уезжай и скажи Льву — Анну вызывает его на бой! Мы с Эткуру не можем бросить вызов, потому что верим в Творца и не прольём родной крови, а Анну может!

Падает тишина.

— Как у него язык повернулся... — говорят по ту сторону баррикады — резко снизив тон.

— Во времена Линору-Завоевателя каждый воин львиной крови мог защитить честь в бою, — кричит Элсу. — Каждый мог вызвать хоть самого Линору, если считал себя правым! Лев предал нас всех — Анну хочет защитить честь всех униженных!

— Гнилой, засохший обычай! — кричат с той стороны. — Его никто не помнит!

— А честь и веру кто-нибудь помнит?! — рявкает Анну.

— А как насчёт клятв и верности, брат?! — издевательски орут с другой стороны. — Предатель! Убийца! Лжец!

— Анну Льва Львов предал!

— Вы, псы лживые, трусы, вы просто не смеете передать вызов! — кричит Элсу в отчаянии и заходится кашлем.

— Львёночек, игрушка Барса! — глумливо хохочут наши противники. — Ты цел ещё? Барс тебя трогал прямо так? Ты ему позволил, да?

Элсу стискивает зубы, рвётся вперёд, его останавливают Кору и Мидоху, он задыхается от ярости и кашля:

— Шелудивый пёс, грязная гадина! Сделай это со своим отцом!

— С Львёнком говоришь, мразь! — выкрикивает и Эткуру, не на шутку задетый. — Не дошло, что ли?!

Юу краснеет, сжимает кулаки: он уже слишком хорошо понимает лянчинский.

— Так это правда! — свистят с той стороны. — Мятеж северных подстилок! Шлюха Льва на бой вызывала?!

— Эй, Анну! Вы всех предательниц и рабынь с собой прихватили? Говорят, кто-то из шлюх вами побрезговал!

— У них — еретички, у них — дикарки, у них — грязные северянки, которые там, в Кши-На, себя проиграли! А ослиц и верблюдиц у тебя в подружках нет, Анну?

— Анну, а ты со всеми спал?! Со всеми своими шлюхами?! А с бесплотными? А как? А-ха-ха!

Последняя попытка договориться летит к чёртовой матери. Анну взмахивает рукой — залп! Оттуда стреляют. Отсюда — разворачивают пушку. Грохот и дым, вопли и лошадиный визг.

Стреляют в ответ. Пули врезаются в доски и мешки. Лохматая девчонка вскрикивает и роняет пистолет. Пушечный выстрел — я на миг глохну; ядро врезается в стену где-то далеко, сыплются осколки и обломки. Наши поднимаются в рост — бой за баррикадой переходит в рукопашную.

Мне приходится прикладывать нешуточные усилия, чтобы не дёрнуться за своими друзьями. Я потерял из виду Марину. Я вижу, как Ри-Ё и Кирри рубятся спина к спине: у Кирри — не стеклянный нож, а тяжёлый лянчинский меч, но его приёмы боя отдают не Лянчином, а нашими родными осинами. Я вижу, как тело убитой волчицы катится по баррикаде и падает на мостовую. Кору и Мидоху тащут обмякшее тело Элсу к баррикаде, и Кору стреляет через плечо в того, кто пытается помешать. Анну, Эткуру и Шуху убивают направо и налево. Ви-Э стреляет из двух пистолетов, бросает оба и выхватывает меч — я размахиваюсь и швыряю кусок кирпича в того, кто целится ей в спину — стрелок роняет пистолет, хватается за голову. Чужой волк наносит стремительные смертельные удары всякому, кто приблизится — и Чикру стреляет ему в голову, а другой волк всаживает меч ей в живот — и тут я уж ничем помочь не могу...

Я встречаю Кору и поднимаю её принца, лёгкого, как все юные нги, чтобы перенести его через баррикаду. В первый момент не понимаю, что с ним — ощущаю только, что он тёплый; миг спустя вижу дырочку в куртке с правой стороны груди, маленькое пятно крови вокруг. Пуля в лёгком. Мидоху перезаряжает пистолет. Кору опускается на колени рядом с Львёнком, заглядывает мне в лицо с отчаянной надеждой:

— Ник, все говорят, ты — колдун... Пожалуйста, пожалуйста...

Пожалуйста... Я же не хирург. Ему нужна земная клиника, операция... да военно-полевая хирургия северян тоже пригодилась бы! Я читал статистику Учителя Тко-Эн, основателя военно-полевых госпиталей нового типа, с использованием антисептических средств: после операции по извлечению пули выживают до семидесяти процентов раненых. А Лянчин, чтоб ему...

Кору тискает руку Элсу, гладит, кусает губы:

— Ник, я всё для тебя сделаю, только помоги!

И я делаю всё, что могу. Стимулятор, иммунопротектор... больше у меня для Маленького Львёнка ничего нет. Врач нужен.

— В Лянчине есть приличные лекари? — спрашиваю я. — Нам нужен хирург. Пусть извлечёт пулю, с остальным я справлюсь и сам, обещаю.

Кору и Мидоху переглядываются — Мидоху срывается с места, пропадает в дымной темноте. И я вдруг понимаю, что стало гораздо тише.

Бой, как будто, закончен. Мы победили?

— Ник, ты цел? — кричит мне Анну. — Да? Хорошо, посмотри, можно ли помочь Винору!

Винору перелезает через штабель ящиков, чуть не падает, его подхватывают Зушру и Анну. Кровь течёт — пуля прошла навылет, вырвав кусок плоти из бедра; это для меня проще и для Винору легче.

Илья снабдил меня пластырем, пропитанным антисептическим и регенерирующим составом. Я останавливаю кровь, заклеиваю рану несколькими полосками пластыря. И соображаю, что нахожусь в центре импровизированного госпиталя.

Ко мне несут раненых, наших и чужих вперемешку. Ри-Ё и Кирри приносят мне воды из колодца, кипятят ее на костре в закрытом крышкой медном котелке — а потом подают препараты и инструменты, как полагается ассистентам. Я заклеиваю резаные раны, останавливаю кровотечения, колю стимулятор. Дворцовый волк с разбитой головой бормочет, пока я стираю кровь и копоть: "Ты что, не видишь — я истинному Льву служу, а не твоему Анну, язычник ты? Лучше бы сразу добили..." Ви-Э, вытирая мокрым платком горящее лицо, улыбается:

— Зачем нам убивать тебя? А вдруг ты одумаешься, миленький? Жаль убивать того, кто может начать думать, верно?

— Слабаки! — фыркает волк. — Жалко им... овцы вы... что ещё взять — подстилки!

Эткуру, изменившись в лице, замахивается мечом — и Ви-Э перехватывает его руку:

— Нет, Лев, нет! Он заставляет тебя сделать подлость — раненого добить! Ему легче умереть, считая себя правым, чем жить и думать, что он ошибался. Тяжело думать, солнышко...

Эткуру выдыхает, вкидывает меч в ножны и порывисто притягивает Ви-Э к себе.

— Убивать бы их... ты же слыхала этих сучьих брехунов! Они ж... твари, гады, не понимают ни пса, а тявкают... — выдаёт тихо и зло.

Ви-Э гладит его по щеке.

— Не надо, Лев. Ты сильный, ты с собой справишься — себя победить тяжело, других — легче... А неблагодарный — всегда слабее великодушного.

Волк, которому я заканчиваю заклеивать рану на голове, багровеет:

— Вы, что ли, великодушные?!

— Да — и с полумёртвыми не воюем! — бросает Анну, проходя.

Неожиданно подсовывается Юу, держа в охапке незнакомого мне юного волка — дворцового, судя по знакам. Голые ноги, кровь... У волка... у волчицы, наверное, надо сказать — очень странное и сложное выражение лица: боль, страх, надежда... Она цепляется за рукава Юу классическим жестом.

— Вот это номер! — вырывается у меня. — Развлекаетесь, Господин Л-Та? С пленными?

Юу мучительно смущён — и в этот момент очень напоминает собственного старшего брата.

— Я не развлекаюсь, — говорит он с досадой. — Это личный трофей, Ник. И вообще — лучше вспомни, чем лечил Сестрёнку, когда она переламывалась!

Волчица молчит, кусает губы, заглядывает Юу в глаза — не понимает кшинасского, ждёт собственной участи. Юу гладит её по голове.

— Ник тебе что-нибудь даст... для облегчения боли, — говорит он по-лянчински.

Я даю ей дышать стимулятором и колю обезболивающее. Юу хочет встать — и девочка, которая ещё только бутон девочки, зачаток в самом начале метаморфозы, хватает его за руку:

— Вернёшься?

Юу улыбается ей:

— Если мы с тобой останемся живы.

И я вижу у его бывшего врага тот самый взгляд, цементирующий будущую связь, парадоксальную близость боя, будто между Юу и лянчинцем произошёл совершенно правильный поединок: этакое выстраданное понимание чего-то, крайне принципиального и землянину мало понятного.

Раненые волки из Дворца смотрят на подругу Юу презрительно — Юу укрывает её плащом и переносит в сторону от них. Они вполголоса разговаривают за грудой мешков, еле слышны интонации, но не слова. Кору дёргает меня за рукав:

— Ник, Маленький Львёнок очнулся!

— Как ты, Элсу? — спрашиваю я, поворачиваясь.

Элсу смотрит на меня и пытается улыбнуться. Тихо хрипло говорит:

— Дышать тяжело. Умираю?

Кору сжимает кулаки. В её глазах горит мрачное пламя — готова в бой и мстить хоть сию минуту, но вдруг спохватывается, смаргивает ненависть и страсть. Остаётся страдающая женщина.

— Не смей, командир. Нам ещё надо победить... мне ещё ребёнка надо...

На расстеленном алом шёлке из какой-то разгромленной лавки лежат рядом Шуху и Чикру. Чикру я ничем не смог помочь, совсем — она умерла мучительно, но быстро; Ри-Ё и Кирри обломали свисавшие через забор ветки цветущего миндаля, чтобы по-кшинасски прикрыть цветами жуткую рану у неё в животе. Любимый командир Чикру убит наповал. Затылка у него нет, а пулевая дырочка во лбу кажется крохотной, совсем не смертельной — не безобразит спокойное лицо.

Мы многих потеряли. А Мидоху где-то пропал с концами — то ли не может найти врача в перепуганном затаившемся городе, то ли убит или в плен попал. А мне нужна помощь профессионала — я вправляю выбитые суставы, накладываю импровизированные шины на переломы, но не умею извлекать пули...

И тут подходит Марина. С ней высокий худой парень, кудрявая вороная грива по плечи, тонкое, умное, совсем девичье лицо, внимательный взгляд — полуодет, в одной рубахе, засунутой под ремень. На плече торбочка.

— Дорогой Ник, — говорит А-Рин, — я нашла вам хирурга. Ваш гонец пропал — и я решила его заменить.

— Я — Инту, — говорит хирург, и голос у него высоковат для бойца. Бесплотный. Очень по-лянчински: какой-нибудь полульвёнок, которому запрещены претензии, но слишком умный, чтобы делать его "игрушкой".

— Спасибо, — говорю я.

— Инту, тут Маленький Львёнок! — тут же говорит Кору.

— Хорошо, — говорит Инту. — Мне нужен свет.

Да, он — профи. Ему тащат факелы, но он мотает головой и велит зажечь зеркальные фонарики со свечами внутри с дверей ближайших лавок и размещает их наивыгоднейшим образом. Он разворачивает кожаный чехол для инструментов и протирает длинные тонкие пальцы шариком сулемы — местный способ дезинфекции. Осматривает Элсу, с тенью улыбки говорит:

— Всё равно, что вырвать зуб, не больнее, не опаснее. Держись за что-нибудь, Львёнок, — и извлекает пулю в фонтанчике крови в течение трёх минут максимум, а после обрабатывает рану, быстро и чётко. Элсу делает осторожный вдох. — Всё, дышишь. Теперь молись Творцу, Львёнок, — и поворачивается ко мне. — Кто ещё?