Перкалевый ангел 2. Война этажерок

Правда, далеко не всем этот день дался столь же легко. По замыслу командования немецкий XX корпус, измотанный постоянными маршами и многодневными боями, вновь должен был оказаться на острие удара. Только теперь вместо оборонительных боев и редких контратак, его полкам предписывалось идти в наступление. Весьма тяжелое противостояние под Мюленом сильно потрепанной в предыдущих боях 37-й пехотной дивизии и озабоченность армейского командования в возможности дальнейшего удержания ею своего участка фронта, что приводило бы к выходу русских войск в тыл, как XX-го, так и I-го, корпусов, то есть к настоящей катастрофе, заставило отдать приказ на удар силами 41-й дивизии во фланг русского 15-го корпуса.

В отличие от немецких, русские разведывательные аэропланы на фронте действия 2-й армии время от времени показывались и даже добывали весьма полезную информацию. Да и генерал от инфантерии Мартос, хоть и провел большую часть своей службы на штабных должностях, успел покомандовать, как дивизией, так и корпусом, отчего являлся, наверное, самым опытным и сведущим командующим во всей 2-й армии. Откровенно говоря, именно Николаю Николаевичу следовало бы возглавить последнюю. Но его оставили при корпусе, коим он руководил с декабря 1911 года. И генерал не подвел, показывая великолепные результаты действий вверенных ему войск. Вот и сейчас, обдумав складывающуюся ситуацию и, получая все новые данные о боевых соприкосновениях дозорных отрядов с противником, он совершенно точно смог определить возможное место прорыва немцев. Определить и подготовиться к их встрече.

В результате, в ночь с 27-го на 28-е на возможном месте прорыва частей 41-й дивизии оказались сосредоточены все доступные артиллерийские и гаубичные батареи, передвижение и размещение которых оказалось надежно скрыто, как теменью, так и застлавшим все поутру туманом. Причем этот же самый туман не позволил противникам вовремя разглядеть друг друга, в результате чего 59-й пехотный полк немцев, встретивший сильное сопротивление противника близ железнодорожной станции Ваплиц, уже в районе 6 утра, вместе со всем своим обозом и одним дивизионом 79-го артиллерийского полка, оказался под жесточайшим артиллерийским обстрелом русской артиллерии. Причем огня немцам поддали еще и два дивизиона наступавшего в параллельной колонне своего же 35-го артиллерийского полка, открывшие огонь по Ваплицу, ориентируясь исключительно по карте и компасу. Вот только вместо русских позиций они накрыли изготовившийся к атаке 1-й батальон 152-го полка, что прибыл на подмогу 59-му. А ближе к семи утра, когда туман сошел полностью, немцы обнаружили, что в тыл всей 41-й дивизии вышла 1-я бригада 2-й пехотной дивизии русских, которая по всей имеющейся информации, должна была с превеликим трудом удерживать расположенный южнее Тураю, но никак не лезть в атаку.

Нанесенный 29-ым Черниговским пехотным полком русских, одновременно с атакой с тыла и фронта, фланговый удар, под тяжестью которого в считанные минуты оказался уничтожен целый егерский батальон, создал такую панику и мешанину откатывающихся частей и соединений, что полностью потерявший всякую возможность руководить своей дивизией генерал Зонтаг был вынужден отдать приказ о всеобщем отступлении в западном направлении. Отход же огромного числа войск через простреливаемый русской артиллерией проход шириной в два с половиной километра стоил в конечном итоге дивизии потери третьей части остававшихся в строю сил. Не менее двух с половиной тысяч немецких солдат и офицеров осталось лежать в полях и низинах или сложили оружие к восьми утра. А трофеями 2-й дивизии, помимо многочисленного обоза, даже стали тринадцать 105-мм и 150-мм гаубиц, чье невеликое охранение разогнали едва ли не играючи. Но что оказалось самым удивительным — свои потери ранеными и убитыми в этом бою не превышали шести десятков. Так что при грамотном планировании операции и наличии достаточного количества боеприпасов русские войска могли демонстрировать поразительные результаты своей эффективности. Жалко только, что куда чаще подобные результаты демонстрировал противник.

Впрочем, даже такая победа имела немало неприятных последствий. Так захваченный немецкий обоз, вооружение и свыше тысячи пленных повисли чугунной гирей на ногах 8-й и 2-й пехотных дивизий, которым требовалось как можно скорее начать отступление к Нейденбургу, в направлении которого, в противовес приказам штаба армии, стремился ударить командующий I армейским корпусом немцев. Но сперва ему требовалось выбить русских из Сольдау, что оказалось совсем непросто. Мало того, что после панического отступления предыдущего дня части 1-го русского корпуса успели оправиться от шока и привести себя в относительный порядок, так еще эти проклятые аэропланы с красными звездами на крыльях с новой силой взялись за уничтожение и так сильно потрепанной артиллерии, тогда как русские пушки и гаубицы раз за разом осыпали направляемые в атаку войска шрапнелью и гранатами. Поражение же 41-й дивизии, вызвавшее у командование натуральную панику, лишило корпус столь потребного подкрепления — только-только прибывшую бригаду Мюльмана и сводный отряд Шметтау переориентировали для атаки на Турау с последующим прорывом к Лана, что подразумевало окружение не менее двух русских корпусов. Естественно, перед этим им требовалось прорвать оборону остатков 2-й пехотной дивизии, что не только столь сильно отличилась этим утром, но и непозволительно распылила свои невеликие силы. Но к моменту выдвижения этих войск, на оборонительные позиции рот и батальонов 2-й дивизии уже были выдвинуты, наконец, подошедшие подкрепления — Кексгольмский лейб-гвардии полк и 10 эскадронов 6-й кавалерийской дивизии с частью своей артиллерии. А вот сведенные в шесть рот остатки 8-го Эстляндского пехотного полка с пулеметной командой гвардейцев принялись обустраивать оборонительные позиции вокруг самого Нейденбурга. Все равно нынче они более ни на что не годились. А еще более пострадавший 7-й Ревельский полк, остатки которого небольшими группами выходили к Нейденбургу в течение 27-го и 28-го августа, будучи сведенными всего в четыре неполные роты, ближе к полудню убыл в качестве охранения оттягивающемуся в тыл армейскому обозу. Вскоре небольшой город ожидал нашествие обоза и войск аж двух с половиной отступающих корпусов, для размещения которых здесь попросту не могло найтись достаточного количества места. Потому всех лишних отсылали в тыл, тем самым создавая заторы на дорогах по которым подходили подкрепления. Вот только иного выхода не имелось вовсе.

И все же столь кровавое противостояние в Восточной Пруссии, когда весы то и дело склонялись от одной стороны к другой, сыграли свою роль. Изрядно перепуганные немцы были вынуждены снять с западного фронта целых два корпуса и начать их срочную переброску в район Кенигсберга, к оборонительным линиям которого как раз подошли части 1-й армии русских. Подошли, вместо того, чтобы обрушиться с тыла на дивизии, теснящие корпуса 2-й армии. Но, это было лишь очередной ошибкой командования Северо-Западного фронта, коих уже оказалось допущено слишком много. Зато, если в армейских частях все висело на волоске, то добровольческий авиационный отряд смог добиться, пожалуй, много большего, чем можно было рассчитывать.

Так уж вышло, что вместе со штабом 2-й армии передвигались наблюдатели от союзников — французский и сербский генералы, а также английский майор. И если неразбериха в тылах русских войск не оказалась для них чем-то неожиданным, скорее они выказали бы удивление, не будь ее, то успехи каких-то перкалевых этажерок, умалчивать которые Егор совершенно не собирался, делали весьма неплохую рекламу русскому У-2. Да и увиденные ими только здесь бронеавтомобили внушали заметный трепет. Особенно когда они собственными глазами смотрели на то, как броневики расправляются с прорвавшимися к Нейденбургу немецкими кавалеристами и самокатчиками.

Кто бы что ни предполагал, а как таковой непрерывной линии фронта в Восточной Пруссии не существовало, впрочем, как и в зонах действия остальных русских армий. Здесь основные боевые действия велись в районе крупных транспортных узлов или относительно проходимых дорог. Просочиться же через многочисленные леса или едва заметные тропки могли только сравнительно небольшие и мобильные отряды. Именно так казаки попадали в тыл немцам, нападая там на колонны снабжения, именно так действовала и немецкая конница. Вот по всяким лесным тропкам к Нейденбургу внезапно и вышел 8-й уланский полк в полном составе, усиленный ротой самокатчиков и двумя эскадронами драгун 10-го кавалерийского полка. Хорошо еще, что у них в последний момент отобрали всю артиллерию, а то даже с занятых позиций они уже могли бы начать обстреливать летное поле, с которого действовали русские бомбардировщики. Да и как таковая атака конной лавы могла полностью выбить из борьбы всех авиаторов. Но опасавшиеся возможного прикрытия кавалеристы предпочли спешиться и пойти в атаку, как простая пехота. Вот тут-то и показали себя во всей красе охранявшие покой авиаторов БРДМ-2 и БА-3, на который авиационные механики уже успели переставить двигатель с одного из грузовиков.

Отвечавшая за охрану города на этом фланге неполная пехотная рота Эстляндского полка вряд ли могла остановить атаку вдесятеро больших сил. Ни желания стоять до конца, ни физических сил для штыковой, ни достаточного запаса патронов, у них не имелось. И если бы не подоспевшие к месту грядущего прорыва авиаторы со своими многочисленными пулеметами, а также обещанием расстрелять из этих самых пулеметов любого, кто посмеет драпать, позиции вполне могли быть покинуты. Впрочем, присоединившаяся к авиаторам рота охраны аэродрома, тоже сыграла свою роль. Этих в окопы набилось как бы не больше, чем имелось пехотинцев, а потому просто дать летчикам в морду, связать и оставить в качестве подарка наступающему противнику, оказалось невозможным. Вот если бы авиационные стрелки были одни... Тогда, да. Все могло бы случиться. А так вновь приходилось проявлять чудеса стойкости, благо нынче артиллерии у немцев не имелось.

Вспыхнувшая на юго-западной границе города интенсивная перестрелка успела привлечь внимание всего находящегося здесь штаба 2-й армии и потому свидетелями того, как бронированная техника, фактически, давит пехоту, стали очень многие офицеры, включая иностранных гостей. Видящий, что немцы, не смотря на потери, не снижают натиска, командир БА-3, успевший расстрелять все осколочные снаряды, приказал давить немцев, как когда-то под Млавой. И, следует отметить, психическая атака вышла на славу. Так, непрерывно стреляющий из пулеметов броневик, вырвавшись по дороге во фланг наступающим немцам, свернул в поле и начал подминать под себя, что уже остывающие тела, что те, в которых еще теплилась жизнь. А следовавший за ним небольшой бронеавтомобиль, оставшись на дороге и, игнорируя ответный обстрел, принялся садить длинными очередями по большим скоплениям солдат. Установленный на БРДМ-2 Максим позволял куда более щедро расходовать патроны, нежели РД-12. Так, в сущности, и захлебнулась первая атака немцев на Нейденбург. Кому-то из улан удалось отступить. Кто-то предпочел сдаться в плен. Но не менее трех сотен остались лежать на поле. Впрочем, подгадить они таки успели, сбив заходивший на посадку У-2Б. Не прикрытого с боков пилота поразили аж три пули и, управляемый им аэроплан, рухнул практически на линию окопов. Это была первая потеря летчика в добровольческом авиационном отряде. Но, судя по тому, как неважно шли дела — далеко не последняя.

Ситуация, в некоторой степени, вышла из критической зоны с наступлением утра 29-го августа, когда в Нейденбург начали втягиваться остатки 2-й дивизии, сдавшие свои позиции частям отступающего следом 15-го корпуса. Пусть голодные и валящиеся от усталости и недосыпа с ног, но не утратившие оружие и даже доставившие изрядные трофеи, вошедшие в город солдаты вдохнули в штабных офицеров уверенность в завтрашнем дне. А подошедшие примерно в это же время два свежих батальона Лейб-гвардии Санкт-Петербургского полка и вовсе подняли настроение, ведь следом за ними ожидались остальные части 3-й гвардейской дивизии. Но перестав быть критической, ситуация на фронте все равно оставалась весьма тяжелой. Так уже ближе к полудню части I-го резервного корпуса немцев вошли в огневое соприкосновение с арьергардом 13-го корпуса, обещая сокрушить его в считанные часы из-за подавляющего превосходства в силах. Не лучшим образом обстояли дела под Сольдау и Кослау, где с немалым трудом удерживали оборону все еще не объединенные под единое командование части русских 1-го армейского корпуса и 1-ой стрелковой бригады, лишившиеся к этому времени артиллерийской поддержки в связи с растратой всех снарядов и отсутствия подвоза новых. И если бы не активная работа российской авиации, они уже вполне могли отступить со своих позиций находящихся под постоянным обстрелом немецкой артиллерии, которая совершенно не испытывала недостатка в боеприпасах. Заодно командование 8-й армии, наконец, смогло собрать вместе и вернуть на передовую драпавшие от русских части 2-й резервной пехотной дивизии. Именно ей, совместно с бригадой Мюльмана и сводным отрядом Шметтау, предписывалось прорвать фланговое охранение 15-го корпуса русских. Но, столкнувшись не с ополовиненной 2-й дивизией, а с практически не понесшей потерь 6-й пехотной дивизией, эти силы не смогли выполнить поставленной задачи, при этом понеся тяжелые потери во время организованных на оборонительные позиции русских атак. И если бы не попавший своей большей частью в окружение арьергард 13-го корпуса, этот день для 2-й русской армии можно было даже назвать вполне неплохим. Пусть командующий Северо-Западным фронтом и высказал несколько нелицеприятных слов генералу Самсонову за самовольный, не согласованный заранее со ставкой, отвод корпусов, в целом действия последнего одобрили. А как могло быть иначе, ведь он, фактически в последний момент, выдернул свои войска из практически захлопнувшегося капкана. Если бы на этом еще все закончилось, и его армии дали хотя бы пару дней на отдых и приведение себя в порядок — то было бы совсем хорошо. Но не менее вымотавшимся немцам никак нельзя было останавливаться — 1-я армия русских вновь пришла в движение и начала беспрепятственное продвижение с востока на запад, угрожая уже через три — четыре дня обрушиться на тылы аж трех немецких корпусов. Вот только куда более скорый и не менее неприятный сюрприз готовили 8-й армии пилоты-охотники, наконец, добравшиеся из Киева до Варшавы. Пусть, в конечном итоге, на полевой аэродром село всего тринадцать аэропланов, это было вдвое больше тех сил, что начинали войну в этих местах.

— Неужели все действительно настолько плохо? — обнявшись с примчавшимся в шестом часу вечера в Варшаву Егором, поинтересовался у того Михаил. Очень уж тяжело его подчиненным дался столь дальний перелет, закончившийся аж пятью авариями, чтобы тут же не уточнить потребность в принесенной "жертве", поскольку ремонт всех не добравшихся до столицы Царства Польского машин должен был лечь на кошелек их дружной компании. К тому же, тех четверых, что сошли с дистанции в промежутках между пунктами назначения, сперва еще требовалось эвакуировать, что также требовало отвлечения определенных сил и средств.