Орбита для Сталинских соколов

Патронов бы! Окажись у него патроны, показал бы он пулеметчику... Только нет их. На парад летел — не воевать.. Свежий воротничок есть, гимнастёрка коверкотовая есть, сапоги начищенные имеются... А вот патронов нет... А на пулемет, даже в каждой руке по сапогу имея, идти не хочется... Не кончаются добром такие походы.

Клокотавшая под днищем мощь, способная подбросить аппарат за атмосферу, держала его в нескольких метрах над землей. Сквозь выбитые стекла, соседние стволы протягивали в кабину еловые лапы, но оттуда поднимался дерущий горло дым, а не хвойная свежесть — выхлоп жег старую хвою и деревья. Одно хорошо — враги его не видели, хотя дым пожара и грохот вполне точно показывали, где он может быть.

Ветер дунул в спину и погнал дым вперед.

Вот и хорошо. Вот так и надо! Прикрываясь черными клубами, Федосей ударил двигателем. По крутой дуге, словно подброшенное пинком, яйцо вознеслось метров на пятнадцать вверх, и с этой высоты Малюков длинным фиолетовым факелом лизнул место, откуда совсем недавно бил пулемёт.

Мгновением спустя там грохнул взрыв. Припасенный беляками бензин взорвался, расплескивая огонь по верхушкам деревьев. Федосей ощутил, как неуправляемая сила взрыва сквозь днище ударила его по ногам. Яйцо подбросило вверх и оно, словно камень, закувыркалось в воздухе. В глазах Федосея небо поменялось местами с землей, но он умудрился удержать аппарат в воздухе.

Свесившись вниз, попытался что-нибудь высмотреть.

Под днищем горели деревья, выбрасывая в небо толстые чёрно-красные жгуты дыма. Отстреливаться там было уже некому.

СССР. Москва. Красная площадь.

Ноябрь 1930 года.

Не смотря на то, что творилось на границах, Сталин иногда позволял себе пройтись по Москве пешком. Тем более и повод имелся — с трибуны Мавзолея или с кремлевской стены разрушения после налета беляков на Москву смотрелись совсем иначе, не то что с земли. Генеральному хотелось своими руками потрогать искореженную брусчатку, словно поднять перчатку, брошенную ему в лицо. Так ведь оно и было. Спастись удалось чудом. Если б не четкая работа охраны неизвестно чем бы все кончилось... Вон что из площади сделали, мерзавцы.

Запахнув отворот серой шинели, он шел по брусчатке под стук молотков. Позади, отстав на шаг, шли Ворошилов и нарком по финансам.

Главный бухгалтер страны заметно нервничал. С чем-то срочным пришел. Настолько, что пошел следом, хотя мог и дождаться.

Нарком свое место занимал недавно и знал, на чьё место пришел. Его предшественник оказался врагом народа и был органами репрессирован. Помня об этом, новичок старался делать свое дело и не высовываться в большую политику, чтоб не попасть в раскручивающиеся жернова, но жизнь для него повернулась так, что пришлось забыть об исповедуемых принципах.

"Интересно, -подумал Сталин, — от чего он нервничает. О себе беспокоится или о деле?"

Генеральный на ходу повернулся к нему.

— Слушаю вас товарищ Гринько...

Тот кашлянул, пробуя голос. Приноравливаясь к шагу вождя, пошел чуть быстрее.

— Товарищ Сталин! Мы привыкли, что Мировая революция движется вперед, освобождая рабочих и крестьян штыком и шашкой...

— И идеей! — поправил его Сталин, раскуривая трубку. Люди шли мимо и вроде бы не узнавали вождя.

— Разумеется, товарищ Сталин! Идеи марксизма, разумеется, изначальны.

Сталин кивнул, ожидая продолжения.

— До сих пор мы старались помочь угнетенным рабочим и крестьянам военной силой, но...

— А вы считаете, что империалисты отдадут свою власть добровольно? — прищурился Сталин. Этот прищур наркому не понравился.

— Нет, товарищ Сталин, я так не думаю. Они за свою власть до последнего драться будут. Польша, Венгрия, Германия... Есть примеры.

— Вы хотите предложить какой-то другой путь?

Стало интересно, каким это образом финансист, денежный мешок Страны Советов собрался разгромить Мировой империализм. Неужели счетами или арифмометрами? Сталин усмехнулся и посмотрел на Ворошилова. Тот глядел на коллегу с интересом. Похоже, что тоже не знал иного пути и его забрало за живое.

— Да, товарищ Сталин. Военные привыкли мерить силу врагов танками, пушками и солдатами. Они упускают, что у капитала есть еще одно страшное оружие — золото. Если мы выбьем его из рук буржуазии, то она уже не будет ни сильной, ни страшной для нас. Не будет золота — не будет ни танков, ни пушек, ни солдат.

Сталин молчал. Что творилось у того в голове, нарком не хотел даже догадываться. Теперь это походило на езду на велосипеде — чтоб не упасть, следовало крутить и крутить педали.

— Я предлагаю не атаковать буржуазный строй, а купить его...

— Собрать золото и купить всю Европу и всю Америку?— переспросил Ворошилов. — Так ведь не продадут. Не дураки же там живут.

— Не купить, — поправился нарком. — Разрушить.

Сталин повернул голову, став внимательнее.

— Золото — самое опасное оружие. Стоимость его является одним из краеугольных камней мировой экономики. Напечатать фальшивые деньги можно, но подделку легко обнаружить и такие деньги изъять. А вот золото никогда не бывает фальшивым. Из Африки или из Сибири, с Луны или Марса, с Венеры или Юпитера.... Его происхождение безразлично для экономики. Золото — это просто золото...

Шагов десять Сталин молчал. Его спутник также молча следовал за ним, отставая на пол шага.

— Вы шутите? — наконец спросил он.

Наркомфин на ходу, умудрился вытянуться по стойке "смирно".

— Никак нет! Там все продается и покупается, — торопливо продолжил Григорий Федорович. — Да и покупать ничего не придется. Они развалятся, а мы только сметем остатки поганой метлой в одну кучу...

Сталин перебросил трубку из одного уголка рта в другой. Он видел, что финансиста распирает словами.

— Очень вы Григорий Федорович, поэтически выражаетесь... Конкретнее можете?

— Извините, товарищ Сталин. Волнуюсь...

— Ничего. Закуривайте, если курите...

— Спасибо.

Закурить наркомфин не решился, не посмел, но несколько успокоился.

— Рецепт краха западной системы принадлежит не мне. Он придуман нашим писателем Алексеем Толстым. Суть его проста — разрушить экономическую базу капитализма. Если мы выбросим на международный рынок достаточно много золота, то его цена изменится. Это вызовет хаос в международных расчетных системах, что усугубит последствия кризиса, бушующего на Западе. От этого оружия у Запада нет защиты. Золото — его кровь!

Его цена устанавливается на биржах и зависит от количества металла, предлагаемого к продаже. Если его мало — его цена увеличивается. Если много — уменьшается...

Если мы сможем влиять на цену золота, мы превратим экономику Запада в хаос!

— А мы сможем?

— Сможем!

В этот момент Запад представился Сталину в виде гротескной фигуры капиталиста, вроде тех, что возили перед мавзолеем на каждой демонстрацией — толстого, мордатого человека в цилиндре с мешком золота, от которого пока отскакивали и штыки и сабли.

— Правильно ли я вас понимаю...

Трубка Генерального снова оказалась в ладони. — Вы предлагаете выставить на продажу очень много золота и обрушить финансовую систему Запада?

-Так точно, товарищ Сталин. Обрушить! Именно это я и предлагаю!

"Теоретически это возможно, -подумал Сталин. -Если золото кровь Запада, то его может убить полнокровие! Но где взять столько золота?" Он-то знал, что в Гохране нет стольких ценностей, чтоб реализовать угрозу наркомфина. И без того многое, очень многое уже уплыло на Запад в обмен на заводы и фабрики, на оборудование и машины. Идея, конечно неплоха, но как многое в этом мире хороша теоретически. А вот на практике ничего не выйдет. С сожалением отказываясь от этой мысли, он сказал.

— Это фантастика...

— А это — нет!

Гринько быстро вытащил из кармана свернутую газету. Сталин остановился. Номер "Ленинградской правды" был сложен так, чтоб в глаза бросался заголовок — "Золотое открытие советских ученых". Не читая, Генеральный вопросительно посмотрел на Гринько. Тот коротко объяснил, в двух словах.

— Ленинградские ученые нашли золото на Луне. Очень много золота. Если мы сможем организовать доставку его на Землю, то мы надуем Запад этим золотом, и он лопнет...

СССР. Москва.

Ноябрь 1930 года.

...Спускаясь по Ильинке, он гадал — убрали красные остатки его аэроплана с храма или нет. Лучше б, конечно, если б не убрали. Он представил как обгорелый фюзеляж кривым сучком, совершенно неуместно торчит между куполов творения Бармы и Постника, и ухмыльнулся.

Конечно, не старые времена и приезжих в Москве не много, а все-таки кто-то, да и увидит своими глазами и передаст дальше с присказкой "Вот те крест! Сам видел!", глядишь, и прибавится сторонников у Белого движения.

Он вспомнил, как оказался там и покачал головой в восхищении.

Был в этот день Всевышний в Москве! Был! Вот прямо в храме Василия Блаженного, наверное, и был, не иначе. А как еще объяснить, когда самолет вдребезги, крылья в разные стороны, а ему самому такая фортуна — ни ушиба, ни царапины? Бог помог, не иначе... Кто другой, может, и сказал бы — повезло, только штабс-капитан Огарёв по-другому считал.

Когда оторопь прошла, низвергнутый, аки ангел с небес на землю, он сбросил очки, шлемофон и выбрался на крышу.

В небе ревели моторы и пулеметные очереди, на земле выли люди и грохотали взрывы. А вот на крыше было спокойно. Будто храм и впрямь стал убежищем от скверны большевистского мира.

Секунд десять он смотрел на бегущую толпу под ногами, прикидывая как спуститься, чтоб не затоптали, но тут кто-то из пулеметчиков заметил его и влепил очередь прямо по храму. Пули ударили в старую кладку, выбивая облачка кирпичной пыли, но пилота не достали. Прыгая от купола к куполу, Огарёв перебрался на другую сторону крыши. Присев в относительной безопасности он не без удовольствия поглядел на то, что творилось внизу. Это уже не демонстрация. Это исход. В глазах людей не было никакой идеологии. Они бежали, думая только о том, чтоб оказаться подальше от смерти, свалившейся на них с неба.

Содом и Гоморра, подумал он тогда, и все казни Египетские...

Дело они сделали. Теперь можно подумать и о себе. И исчезнуть.

Такой вариант они тоже предусмотрели. Не такой, конечно, счастливый, чтоб сесть прямо на Красной площади, но все же... В цивильной одежде, с профсоюзным билетом почтового служащего и справками он должен добраться до Рязани, где мог рассчитывать на помощь, но решил задержаться в Москве на несколько дней. Его вела не пустая бравада, а холодный расчет. Найти одного человека в таком городе как Москва невозможно, да и когда еще придется побывать в первопрестольной, к тому же и новости из первых рук тоже не последнее дело. Только одно сейчас огорчало его — по всему выходило, что не убили они красного тирана. Не повезло... Оставалась надежда, что может быть ранили? То, что большевики в газетах ничего не написали, ничего и не значило. Когда это они правду в своих газетах печатали? Оставалось надеяться на везение — вдруг все-таки получилось?

Он закрыл глаза и взмолился "Господи! Помоги! Грех большой желать смерти человеку, только ведь не человек он вовсе, не человек..."

Редкие прохожие, что двигались навстречу или обгоняли, не мешая думать и наслаждаться моментом. Он старался не выделяться, но брови сами поднимались недоуменно, когда взглядом натыкался на вывески с сокращениями и аббревиатурами. Понятных слов нашлось не много и оттого казалось, что Москву захватили какие-то инородцы.

"А ведь очень похоже,— подумал он. — Люди-то кругом другие... Совсем другие..."

Раньше тут шла бойкая торговля, вокруг дорогих магазинов роилась чистая публика, а теперь — хмурые, голодные лица, взгляды не по сторонам, а под ноги. Никто глаза от земли не поднимает. Только вот военные или комиссары...

Взгляд пробежал и вернулся к двум шедшим навстречу комиссарам. Фуражки, длинная кавалерийская шинель на одном, добротная кожаная куртка на другом. Тот, в куртке, обгоняя кавалериста на полшага, заглядывал ему в лицо. Он не поверил своим глазам... Он!

Он!

— Спасибо, Господи! — пробормотал Огарёв. — Воистину нет меры твоей доброте!

Рука скользнула в карман плаща, а в голове уже шел расчет.

Семь пуль. Трех хватит, ведь в упор стрелять буду. Одну соседу. Хватит и этого. А три оставшихся — резерв. Мало ли что... И направо в переулок. Сбросить плащ и дальше налегке ...

Все было просто, все должно получиться...

Он даже пошел чуть медленнее, чтоб поравняться с кремлёвским горцем около Рыбного переулка...

— Смотри, — прошептал Дёготь. — Сталин с Ворошиловым... И еще кто-то...

— Газету читают...

Они как раз шли вниз, к Красной площади. Сегодня им должны вручать награды. В этот раз они нашли героев гораздо быстрее, чем обычно. Наверное, оттого, что все произошедшее несколько дней назад на Красной площади затрагивало очень больших людей и никому не следовало объяснять, что ими седьмого ноября сделано действительно важное дело. И трех дней не прошло, как постановление Советского Правительства о награждении товарищей Дёгтя и Малюкова "за героизм и мужество, проявленное в деле защиты Социалистического Отечества" опубликовали в "Правде" и "Известиях", а еще через два дня героев пригласили в Кремль.

Время до награждения оставалось немного — только-только успеть— но оба, не сговариваясь, замедлили шаг. Редкие прохожие, казалось, не замечали занятых беседой вождей, шли по своим делам, но человек впереди них тоже замедлил шаг и сунул руку в карман. Насторожившись, Федосей наклонился вперед.

Все произошло в секунду.

Тот, в плаще, выхватил из кармана револьвер, поворачиваясь в сторону Сталина.

— Стоять! — взревел Федосей. Встать на пути пули он не мог, но вот помешать стрелку — вполне. В три прыжка он подскочил поближе и еще не коснувшись земли, ударил того под локоть, отводя ствол в сторону. Наган задрался в небо и над головой ударил выстрел. Поддев плечом его руку Малюков навалился на врага, не давая тому направить револьверное дуло в сторону товарища Сталина.

Бах!

Наверху зазвенело, кто-то там визгливо заголосил, посыпались осколки.

Стрелок, кряхтя и ругаясь, пытался повернуться, чтоб выстрелить наверняка, а Федосей оттирал его в сторону. Пару секунд они танцевали на одном месте, меряясь силой и проворством. Шанс у стрелка был, но тот его уже потерял — сзади, невидимый для него, набегал Дёготь с занесенной для удара рукой.

На мгновение Генеральный почувствовал себя помолодевшим лет на двадцать. Не вождем многомиллионной армии коммунистов-большевиков, а юнцом, не боявшимся ходить на эксы, и доставать деньги на нужды партии, экспроприируя банки и казначейства.

Он, пригнувшись, отпрыгнул в сторону, рассчитывая, что стрелок повернется за ним и подставит себя. Так и вышло. Жутко скалясь от напряжения, тот все-таки сумел развернуться, но времени на выстрел у него не осталось. Набежавший сзади человек ударом сбил террориста на брусчатку.

Несколько мгновений все суетились.