Во сне я был ребенком, уже не мальцом, но еще даже не отроком. Примерно того возраста, когда у детей остаются первые осмысленные воспоминания.
В то время я уже больше двух недель жил в монастыре ордена, который моему детскому восприятию казался сказочным замком хоть и с угрюмыми, но загадочными обитателями. Моя хандра прошла, я был практически спокоен. Детям свойственно быстро забывать плохое, впрочем, смена обстановки не меньше способствовала этому.
Прошло около двух месяцев с того времени, как женщина, которая заботилась обо мне и, наверное, была моей матерью, исчезла. Просто оставила меня на лавочке в одном из городских парков и, наказав ждать ее, ушла. Я просидел на той скамейке полтора дня, проспав ночь прямо на ней и вставая только для того, чтобы размять ноги, но женщина так и не появилась. Я вообще ее больше никогда не видел.
Для ребенка это большой удар, но шок быстро спасовал перед необходимостью выживать на недружелюбных улицах. Не знаю, как, но я справлялся с этой непосильной для моего возраста задачей чуть больше месяца. В основном, конечно, попрошайничал, несколько раз пытался украсть еду, а один раз даже попробовал вступить в детскую уличную банду. После того как меня отпинали впятером, к этому варианту я больше не возвращался.
Все закончилась, когда на городских улицах меня нашел монах ордена. Удивительно, но увидев меня впервые, он произнес: "Наконец-то я тебя нашел". Я не обратил внимания на его слова, лишь принялся клянчить у него монету, но дядя в рясе заявил, что может дать мне куда больше. Кров и пищу. И сдержал обещание.
И вот теперь я жил в монастыре. Я был одет, обут, накормлен и даже периодически не обделен вниманием со стороны его обитателей. Что говорить, даже его настоятель, попросивший звать себя не иначе как отец Марк, иногда тратил свое время на беседы со мной, рассказывая всяческие истории о добре и зле. И о Высшем.
Во сне отец Марк вновь решил навестить меня, только на этот раз повел не в сад, а куда-то под монастырь, в его огромные подвалы и подземелья. Серые, толстые стены смыкались над нами, а стертые временем и подошвами ступени вели все дальше вниз. С каждым шагом мне становилось все не уютнее, толща земли над головой начинала на меня давить, но настоятель, крепко держа меня за руку, продолжал увлекать за собой.
Наконец мы достигли цели — крепкая, массивная дверь распахнулась перед нами, и мы оказались в довольно просторной комнате, ну а если точнее, то в каменном мешке. Заперев дверь на засов и оставив меня стоять там, где я остановился, отец Марк отошел к дальней стене и только тогда обратился к человеку, который был здесь еще до того, как мы вошли. Этот мужчина был очень худ, практически истощен, с всклоченной и неопрятной шевелюрой и заросшей по самые глаза бородой. Он был одет в какие-то лохмотья и сидел прямо на полу, уткнувшись в него глазами.
— Пора, Йовен. — сказал ему настоятель, но мужчина даже ухом не повел. — Слышишь меня? Давай!
Оборванец на это резко окинул меня взглядом и снова вперил его в пол.
— Йовен, ты же помнишь, о чем мы с тобой говорили? — вкрадчивым тоном поинтересовался у него отец Марк.
— Да, настоятель. — ответил мужчина, не поднимая головы.
— Тогда не заставляй повторять меня дважды. Я говорю: "давай"!
Бородатый вдруг зло посмотрел на меня, и затем комнату затопила яркая вспышка. С его пальцев в мою сторону устремилась самая настоящая молния. Через мгновение мое тело разорвала такая боль, которую я в ту пору даже не мог и представить. Каждая маленькая частичка моего тела стенала, кричала и выла от этой пытки. Мышцы, помимо моей воли, свело жесточайшей судорогой под воздействием чужой силы. Несмотря на то, что тело мое пребывало в агонии, я не мог пошевелиться или сдвинуться хотя бы на сантиметр. Я был, словно то старое каменное изваяние, что стояло тут же, в парке, во славу какому-то кардиналу, в честь которого и был назван монастырь.
Это продолжалось бесконечно долго. Секунды для меня растянулись на недели, а то и месяцы. Но за это долгое время никто из присутствующих в комнате даже не сдвинулся с места. Оборванец так и тянул ко мне ладони, из которых в меня била ослепительно белая плеть. Отец Марк стоял в стороне с совершенно спокойным лицом. Я же, открыв рот в немом крике, пытался исторгнуть из своего горла хоть звук, чтобы заставить просить, умолять людей закончить эту пытку.
Но молния не знала сочувствия или милосердия. Она продолжала ломать меня, сжигать, нанося увечья, которые сохранились на мне и по сей день, до тех пор, пока мое тело, наконец, само не сжалилось надо мной, и я не потерял сознание.
Это было первым моим испытанием на пути становления охотника на магов.
Меня никогда не била молния в привычном понимании этого слова. С небес не срывался блестящий трезубец и не летел в меня, чтобы, врезавшись, рассыпаться на миллионы искр. Все отметины, которые я ношу на своем лице, торсе и руках, оставил мне тот первый, увиденный мной, колдун. Но, тем не менее, с того самого раза я страшусь до жути, до мокрых штанов, именно гнева небес, а не жалкие подделки чародеев. Вот такой вот выверт сознания. Быть может дело в том, что, имея дело с магами, я обычно нахожусь в боевом трансе? Не знаю. Да и, если честно, не хочу в этом копаться. Голова любого охотника на магов, что темный лес. В ней столько фобий, духовных надломов и ненормальных рефлексий, что не разберется и целый коллоквиум из духовников. И я не исключение.
Первое, что я увидел проснувшись, было небо за окном. Его все еще покрывали облака, но уже не так плотно, и среди них были заметны разрывы. Как раз через один такой выглянуло солнце, брызнув во все стороны своими лучами. А вместе с ними мою душу озаряли лучи спокойствия. Дождь закончился, подарив городу и мне небольшую передышку.
Подземелье монастыря. Что-то было такое в этом сне, что заставляло мои мысли крутится вокруг него снова и снова, в предчувствии, что я что-то упускаю.
Рядом скрипнул стул, и я отвернулся от окна, чтобы взглянуть на комнату. У стены, на неудобном и узком для него стуле, сидел Агорник. Он, не отрываясь, смотрел на меня, и была в его взгляде такая застарелая тоска, что мне стало неуютно, и захотелось тут же как-то прервать этот зрительный контакт.
— Сколько я пропустил? — хриплым даже для самого себя голосом спросил я своего духовника.
— Четыре дня. — моргнув ответил Алекс.
— Сколько?! — я вскочил с кровати спешно ища глазами свою одежду. Как оказалось, зря. Вся она, за исключением разве что плаща, была уже на мне. Ну и сапоги какая-то добрая душа стянула с меня, пока я спал. — Небеса! Вебер, должно быть, в гневе.
— Не без этого. — как-то странно ухмыльнулся Агорник, но тут же спохватился. — Стой, Касий, куда ты подскочил? Ты ведь только пришел в себя, тебе нужно отлежаться.
— На это нет времени. — отмахнулся я. — Боюсь даже представить, до чего они дорасследовали за то время, пока меня не было.
— Да не до чего. — успокоил меня Алекс. — Все также топчутся на месте. Присядь, Касий, отдохни. Обойдутся без тебя еще немного. Ты ведь ни разу не спал за эти дни. Дождь закончился только сегодня утром, и тебя сразу же сморило. Сейчас еще даже не полдень.
— Времени нет, — повторил я опять. — Пойми Алекс, я ведь сам не хочу затягивать с этим делом. Стоит поймать злоумышленника и все, можно будет отправляться домой. — Я и сам не заметил, как назвал монастырь домом. — Сезон дождей только в самом начале, и такие вот приступы будут случаться у меня все чаще.
— Как знаешь. — насупился мой духовник.
— Мне стоит знать что-то за тот период, который я не помню? — не обращая внимания на причуды своего старшего товарища, спросил я. Сейчас не до них.
— Пожалуй, да. — на мгновение задумавшись, ответил Агорник. — Вебер в первый же день пытался вытащить тебя на улицу силком. У вас случилось что-то вроде потасовки.
— Бездна! — в сердцах выругался я. — Насколько все серьезно?
— Ну, он жив, и даже практически не пострадал. Но ты знаешь насколько у данных господ может быть ранима гордость.
Я на это только вздохнул. Будь как будет. Если неприятность уже произошла, то незачем ломать голову над тем, что бы было, если б я сумел ее избежать.
Сунув ноги в сапоги и накинув на плечи плащ, я шагнул к двери, но был остановлен духовником.
— Послушай, мой мальчик, я хотел бы извиниться за свое поведение. — неуверенно начал он.
— Пустое...
— Вовсе нет. — не дал мне Агорник вставить слово. — Я, поддавшись дурному настроению и своей печали, давно оставленной в прошлом, бросил тебя одного, без поддержки, в сложное для тебя время. Это, как минимум, непрофессионально, но еще и совершенно не по-дружески. Прости.
— Прощаю. — я сжал его плечо рукой. — Давай поговорим об этом вечером, как мы всегда делали. А сейчас, извини, но мне пора бежать.
Он кивнул, и я вышел за порог. Возможно стоило задержаться, дать Алексу выговориться, или самому расспросить о том, что его гложет. Но я слишком спешил.
В главном здании департамента защиты новыми зацепками со мной не поделились. Их попросту не было. На том месте, что я отыскал, вроде как нашлось несколько улик, но они никуда особо не вели. Конечно все равно стоило их изучить, но потом, в первую очередь нужно было после четырехдневного отсутствия доложиться своему непосредственному начальнику.
Только вот сперва нужно было его найти. Сотрудники службы защиты Кельмы понятия не имели, где в данный момент мог прибывать инквизитор Вебер. Но мне повезло в том же здании натолкнуться на одного из наших, орденских сыскарей. Он и поведал мне, что Ганс выпросил у настоятеля Гилберта ключ от одного из домов, которыми орден владел для своих нужд. Зачем он ему понадобился, сыскарь не знал, но предположил, что инквизитор может находиться в нем.
Разузнав адрес, я снова вышел на улицы города.
Кто бы что ни говорил, но я люблю воду, просто мне не нравится, когда она льется с неба. А вот когда она весело журчит по тротуарам, смывая с мостовой грязь и пыль дорог, и унося сквозь сливы под землю щепки и мелкий мусор, это другое дело. Да, под землю.
Мысль моя, родившаяся после сегодняшнего пробуждения, еще призрачная и эфемерная понемногу начала обрастать плотью.
Расслабиться, любуясь осенними ручьями на дорогах, мне никто не дал. Рваные и разрозненные облака стали смыкаться над головой, собираясь вместе и превращаясь в одно сплошное серое покрывало. Я ускорил шаг.
Дом по указанному адресу был совершенно обычным и ничем не примечательным. Крашеный в нейтральные цвета фасад, в меру запущенный земельный участок и старая, скрипучая калитка — все то же, что и у других домов в округе. Но что-то все-таки отличало его от соседей. Быть может это была мрачная аура здания, окружающая его сплошным коконом и каждому из прохожих дававшая понять, что сюда соваться не стоит, если только конечно не хочешь нажить себе неприятностей. А может пара мордоворотов, с самым угрюмым видом разместившаяся у входа и охранявшая его.
Меня они пропустили без вопросов, молча окинули внимательным взглядом и кивнули на дверь.
Войдя внутрь, я остановился. Несмотря на день за окном, в доме было довольно сумрачно. Кто-то плотно задвинул все имеющиеся занавески в доме. Моих ноздрей коснулся запах масла и горелого воска. А из одной из дальних комнат донесся, приглушенный прикрытой дверью, монотонный речитатив на старом, мертвом языке. Чем это господин инквизитор тут занимается?
Идя на звук, я дошел до нужной комнаты и аккуратно толкнул дверь. Картина, возникшая перед моими глазами, навела меня на мысль, что, наверное, стоило сначала постучать.
Прямо посреди комнаты стоял большой обеденный стол, а на нем, в окружение горящих свечей, лежала абсолютно голая женщина.
Вся остальная мебель была сдвинута к стенам, чтобы оставить вокруг стола пустое пространство. Освобожденное таким образом место на полу, было все покрыто какими-то письменами и знаками, начертанными красным воском. Впрочем, стол и женщина, насколько мне было видно, не остались чистым холстом, их тоже кое-где покрывали восковые каракули. Кроме того, тело женщины было все блестящее от масла.
Над столом аистом возвышалась фигура нашего экзорциста. Якоб был одет в, должно быть, специальную, ритуальную тунику, вышитую символами, похожими на те, что были выведены на полу. В правой руке он держал раскрытую книгу в коричневом кожаном переплете, левая была вскинута в каком-то неизвестном мне жесте. Вид у него был какой-то горделивый и торжественный, словно он делал что-то действительно значимое.
Оба оставшихся инквизитора из нашего отряда тоже были здесь. Но им досталась роль всего лишь сторонних наблюдателей. Они сидели подальше от центра у одной из стен. На лице Ганса читался вежливый интерес, Корвуту же было откровенно скучно. Думаю, ему по душе пришелся бы совсем другой обряд. С лезвиями и щипцами.
Не я один оказался ошарашенным такой встречей, мои сотоварищи, видимо не ожидая моего столь резкого появления, в немом удивлении смотрели на меня. Это застывшее и затянувшееся мгновение разрушила особа, лежащая на столе. Приподняв голову и взглянув на меня, она, как бы между прочим, поинтересовалась: собираюсь ли я входить, или нет.
К слову сказать, женщина была довольно непривлекательна. Ей было лет пятьдесят, и очарование молодости давно покинуло ее тело. Если вообще когда-то в ней жило. Ее лицо мне показалось некрасивым, слишком уж резкие черты его украшали. Длинный нос, тонкие губы и очень темные, колючие глаза. Захотелось разорвать с ней зрительный контакт, что я и не преминул сделать.
Но тут проснулись и остальные.
— Ты! — почти взревел Вебер, вскочив со стула и указывая на меня перстом. — У меня к тебе есть серьезный разговор!
— Ганс, он мешает ритуалу! — одновременно с ним взвизгнул Малек. Запнувшись на мгновение от напора инквизитора, этот каланча снова подал голос. — Потише, ваше инквизиторство, потише. Вы ведь не хотите нарушить обряд? Если у вас накопились вопросы к нашему другу, и они не терпят отлагательства, то выведите, пожалуйста, его наружу, и там беседуете.
Вебер засопел, но, огибая стол, молча направился к выходу, прихватив меня с собой. На улицу выходить мы не стали, ограничились другой комнатой.
— Что это было? — прежде чем Ганс начал выплескивать на меня свое недовольство, я решил задать ему вопрос, и тем самым хоть немного сбить его гневный запал. Да и, если честно, было все же интересно, чем таким они занимались.
Ответа инквизитора я особо не ждал, но Вебер, чуть смутившись, как мне показалось, недовольно пробурчал:
— Госпожа Футильда Гарух, которую ты только что имел счастье лицезреть во всей красе, наведавшись в орденское отделение, заявила, что это она под чарами колдуна соблазнила священника и довела его до того состояния. Она сама предложила произвести над ней обряд очищения от скверны. Зная, что именно мы курируем это дело, женщину передали нам. Малек обнадежил нас, сказав, что во время обряда, если повезет, возможно получится вызнать у нее личность искомого мага.